The Delphines — Panic
За окном смеркалось, и солнце, лениво касаясь слепящими лучами крон небольших елочек в роще перед высокими, отделанными кирпичом воротами огромного загородного коттеджа Утера Пендрагона, постепенно уходило за тучу, блистая розоватым закатом и катясь по небу, словно большое красное яблоко. Утомленный разглядыванием мелкого шрифта и чтением непонятных строк, обычно состоящих из непонятных слов, утекающих из подсознания, Артур ненадолго оторвал взгляд от толстенного тома и выглянул в окно, чувствуя себя так, будто уже десятый час пытается просеять воду. «Ищи красоту в обыденных вещах, ибо иначе познать гармонию мира невозможно», — гласил первый и не менее идиотский, чем все остальные, постулат из очередной книги, которую к прочтению Артуру порекомендовал его отец. Юному Пендрагону казалось, что день ещё даже не мог успеть начаться, однако циферблат дорогих наручных часов на кожаном, немного потрепанном ремешке говорил о том, что он уже практически закончился. Ещё раз взглянув на ненавистное чтиво, на алтарь которого было брошен последний день перед целой неделей зачетов, годовых тестов и контрольных, блондин откинул книгу в сторону и подложил под голову подушку, довольно легко растоптав мысль о собственной безответственности и проявлении неуважения по отношению к отцу. Несмотря на то, что Артур не горел желанием свой последний выходной, свободный от учебы и армии, проводить за пределами Лондона, в загородном доме отца, он вовсе не собирался отказываться от всех радостей жизни, которые могла предложить эта четырехэтажная гостиница. В их число входили двуспальные кровати с воистину царскими перинами и пуховыми подушками (прошлая ночь, проведенная на обычном диване отдавалась режущей болью в позвоночнике, за год привыкшему к дубовым матрасам кампуса, а то и вовсе бетонному полу), бассейн, несколько ванных комнат и сколькоугодноразовое питание, состоявшее, к огромному счастью Пендрагона, не из каши со вкусом собачьих экскрементов. Также не могло не радовать присутствие кухарок, дворецкого и слуг. Пусть его отец и казался буржуем с первого взгляда, обслуживание у него было отменное. Поэтому, когда в дверь постучали, Артур наивно предположил, что кто-то из прислуги поднялся наверх, чтобы позвать его к столу. Однако, горничная ни в коем случае не позволила бы себе войти в комнату, не получив разрешения. Вместо этого на пороге просторной гостевой комнаты появилась… — Моргана, — негромко поприветствовал Пендрагон девушку с длинными, струящимися по груди каштановыми волосами. - О, простите, совсем забыл, — он поспешно соскочил с кровати и, подбежав к ней, прижался губами к прохладной руке. — Артур, прекрати, — Моргана мило улыбнулась. — Брось, отцу бы понравился этот жест приветствия прекрасной дамы, как в старые добрые времена. — Думаю, ему понравится, если ты скорее спустишься к столу. Сегодня одна из встреч «Апен компани» с деловыми партнерами прошла не очень удачно, если не сказать, что провально. Я, конечно, не в курсе, у кого так мало мозгов и так много денег, чтобы отказаться от сделки с компанией Утера, однако он очень зол. Судя по его тону, ваш разговор состоится отнюдь не о погоде. Так что поторопись, если у тебя не восемь жизней, — брюнетка покачала головой и отвлеклась на iPad, который до этого держала в руках. Очередной сигнал оповещал о новом письме, пришедшем на электронный ящик. — Что вообще на тебе надето? — Артур придирчиво обвел взглядом черную юбку длиной ниже колена и белую блузу с длинными рукавами, застегнутую на все пуговки, а в его сознании пронеслась мысль о том, что за все двадцать лет, которые он знаком с Морганой, ни разу не помнил её, одетой столь неприглядно. — Мистер Пендрагон, разочаровавшись в тебе как в будущем обладателе всех филиалов компании и галерей, назначил меня своим заместителем, — не без удовольствия заявила девушка, лукаво улыбнувшись. — Думаю, ты понимаешь, что я не буду огорчена, если ты не появишься на ужине, дорогой. Артур фыркнул, чувствуя, как внутри о ребра острыми стрелами колется удушающая ярость, и в два шага преодолел расстояние от кровати до двери, оттолкнув девушку в сторону. Быстрыми прыжками через две ступени юноша спустился в столовую, где уже приступил к трапезе его отец. Утер, механически пережевывая пищу, сидел за прямоугольным столом в полном одиночестве, не считая двух охранников, стоящих у двери. Блондин раздраженно вздохнул. У отца действительно было достаточно врагов и конкурентов, не говоря уже о простых завистниках, но единственным инцидентом стал ложный вызов пожарной охраны во время того, как «Апен компани» заключала контракт с крупным китайским производителем гранитных блоков. Как заявил затем менеджер, сработавший датчик дыма находился на потолке одной из кабинок в уборной, и тревогу подняли, скорее всего, из-за зажженной сигареты, потому что других источников дыма обнаружено не было. Была это случайность или довольно неуклюжая попытка сорвать встречу, но сделка, заверенная подписанным договором, всё равно была заключена, а все участники сочли произошедшее случайностью. Кроме Утера. Пендрагон, и до этого бушевавший из-за каждой царапины, гриппа или бледности сына, как мама-медведица, обнаружившая свое дитя в лапах человека, посчитал, что охрана их семейства недостаточно надежна, и после этого в школу его сына сопровождали не просто два охранника (они оставались у порога школы до конца занятий, в то время как был ещё один человек, следивший за перемещением Артура по кабинетам с помощью небольшого браслета с мигающей лампочкой, который мальчик носил на запястье), а машина, которую сопровождал черный внедорожник с затонированными стеклами. Артур прекрасно понимал, что всё это — не более чем странное проявление любви озабоченного отца, однако есть, пока на тебя молча пялятся двое огромных мужчин, поигрывающих желваками, было выше его сил. — Здравствуй, сын, — мужчина продолжал орудовать ножом, не потрудившись даже поднять взгляда. — Присаживайся. К сожалению, суп уже унесли, но, если ты хочешь… — Спасибо, но мне не хочется. Я буду признателен, если мы поужинаем вдвоем, — с нажимом произнес Артур, стараясь держать себя в руках, и взглядом указал на охранников, которые, будто каменные скульптуры, стояли, не подавая никаких признаков жизни. Утер велел им выйти одним лишь жестом руки, не прекращая тщательно пережевывать свой бифштекс с кровью. — Наполни, пожалуйста, мой бокал, — он медленно отодвинул от своей тарелки стеклянный бокал. Взяв бутылку, окрашенную в кирпично-красный цвет посредством находившегося в ней красного бургундского вина семилетней выдержки, этикеткой вниз, Артур, потянулся через весь стол, чтобы налить его отцу. Специально сместив пальцы так, чтобы держать сосуд за горлышко, он наклонил его, и неконтролируемая струя быстро полилась на дно бокала широкой струёй с отвратительнейшим булькающим звуком, будто вод, закипевшая уже как несколько минут назад, грозит вылиться за стенки кастрюли. Вино, беспорядочно льющееся, разбивалось о стеклянные стенки, и бокал, наполненный практически до краев, покрылся красноватыми дорожками, стекающими вниз. Наслаждаясь мыслью о том, что с каждой каплей злость в горле Утера клокочет всё громче, Артур резко отклонил бутылку, и бурная струя подпрыгнула, позволяя последней капле напитка упасть прямо на запястье его отца. — Прекрати! — зло проревел Пендрагон и одернул руку, будто ужаленный. Он плотно сжал зубы и тяжело сглотнул, затем потянулся за полотняной салфеткой, чтобы отчистить кожу от маленького, практически микроскопического пятнышка. Утер выглядел встревоженным и даже немного испуганным, смотря на Артура так, будто никогда не видел его раньше. — Послушай меня, сын. Я понимаю, что сейчас в твоей жизни наступил очень сложный период, но неужели ты не понимаешь, что я могу доверить продолжение моего дела лишь человеку, в котором я уверен… — Я не понимаю?! Ты это сейчас сказал? — Артур вскочил из-за стола и подошел вплотную к отцу. — Да это ты ни черта не понимаешь! Ничего! Я только и делаю, что пытаюсь тебе угодить. Ты думаешь, что мне нужен этот университет искусств? Я разрываюсь, ночами, черт возьми, не сплю, чтобы только окончить его с отличием! Позволь напомнить, почему я это делаю. Ах да, я ведь нужен только для того, чтобы исправлять твои ошибки и жить так, как хотел ты, потому что твоя жизнь — то ещё дерьмо. Я провожу третий год, смотря на всякое дерьмо, составляя мнения обо всяком дерьме и делая рефераты о тех, кто создает это дерьмо, только ради тебя. А ты смотришь на меня, как на более тупую и менее совершенную версию себя. Он понимал, что захлебывается в собственном гневе и беспомощности, но ничего не мог с этим поделать. Руки покрылись мурашками, а губы тряслись от многолетней обиды и невысказанности. Чертов эгоист. Даже не встал с гребаного стула. Артур готов спорить на что угодно — даже если он сейчас выбежит на улицу, отец продолжит есть свое гребаное мясо, идеально прожаренное в идеальной кухне идеальным поваром. — Хочешь, я расскажу, что делаешь ты? — голос блондина сорвался на крик. — Думаешь, я не понимаю, почему ты целыми днями сидишь, уставившись на очередное произведение искусства, а? Хорошее прикрытие, пап, приносит и деньги, и славу, и удовольствие. Да только думаешь ты вовсе не о Рафаэлях и Рубенсах, а о ней. Все это время ты не можешь смириться с её смертью. Я понимаю, что гораздо легче смотреть на холсты, чем на людей, но я не виноват, понимаешь? «Он ничего не понял» — Артур… — это что, растерянность в его глазах? Ха-ха. — Ты — ещё больший трус, чем я думал. Убери от меня руки. Надеюсь, вы с Морганой пришлете мне приглашение на банкет в честь её повышения, — привычное звучание голоса сменилось хриплым шепотом, а неуверенные обрывки фраз доносились откуда-то гораздо глубже, чем из глотки, будто опаленной лавой. Артур выбежал из комнаты, уже не увидев, как тело Утера, словно покинутое душой и выпотрошенное, обмякло и опустилось на стул. Руки мужчины вцепились в подлокотники, а в горле застряли рыдания. Беспомощно закрывшись руками, Пендрагон чувствовал, как внутри что-то сжимается с болезненным жаром, а затем одним быстрым движением опрокинул бокал с вином, которое выплеснулось на дорогой персидский ковёр. Сосуд ударился о стену и разлетелся в разные стороны маленьким звездопадом прозрачных стеклянных осколков, возвращая на законное место все давно забытые в прошлом воспоминания.***
Через час после милого семейного ужина Артур уже шагал по безлюдной дороге, чуть возвышающейся перед очередным поворотом. Естественно, рассчитывать на уличные фонари в Вулидже не приходилось, поэтому разглядеть можно было только плывущие, освещенные бледным лунным светом очертания двухэтажных каморок. Однако Артур, напротив, был даже доволен тем, что ему пришлось покинуть отчий дом под покровом ночи, когда все заботящиеся о собственной безопасности жители Северного Вулиджа спрятались в своих квартирках и что ему не пришлось беспокоиться о каком-нибудь бездомном наркомане с пушкой в кармане. На самом деле, Артур понятия не имел, на кой черт его отцу понадобилось строить огромный дом в одном из самых неблагополучных районов Лондона на месте двух снесенных многоэтажек, походивших больше на муравейники, чем на дома. Разве что у Утера возникло острое желание ловить на себе ненавидящие и прожигающие взгляды бедняков, живущих по соседству. Сам Пендрагон постройку жилья в столь неживописном месте объяснял тем, что устал от постоянного внимания журналистов, и так же хочет заняться благоустройством Вулиджа. Оно, конечно, пока что не вышло за кирпичные колонны пятиметровых ворот особняка, а вот о внимании нищих воров, грабителей и просто желающих подпортить сладкую жизнь городскому мажору пришлось позаботиться. Поначалу шел Артур неспешно. Куда ж было спешить — на часах всего лишь одиннадцать, а метро начинало работать лишь в половине шестого. Конечно, он всегда мог воспользоваться своим «рэйндж ровером», если бы он сейчас не стоял в гараже, находившемся за несколько десятков километров отсюда, а ключи не находились бы у его отца. Всё сводится к отцу. Находясь за пределами имения, молодой человек всегда чувствовал себя так, точно попал в другой мир, являющийся абсолютной противоположностью тому, где Артур привык находится. Он часто испытывал гложущее чувство стыда, когда издалека, среди трущоб с обшарпанными стенами и потрескавшейся штукатуркой, виднелся величественный и — это было понятно с первого взгляда — богатый дом его отца. Злость Артура постепенно утихала, и он, стараясь не думать о произошедшем, побежал, чувствуя, как по рукам, прикрытым лишь тонкой тканью наспех натянутой рубашки бегут мурашки. Некоторое время бег помогал справиться с холодом, разгоняя кровь, пока позади Артура не завыл настойчиво ветер, глаза не защипали от мелких соринок, а изо рта не выползла струйка белого пара. Пендрагон, конечно, на метеоролога не учился, но с уверенностью мог сказать, что весенней ночью не могло быть такого лютого холода. А знал-то он не понаслышке: даже числясь в составе армии запаса, солдат, будьте уверены, проходит через воду, огонь и медные трубы вместе со всеми фазами обучения. Так что ночевать на улице Артуру пришлось вовсе не в первый раз, но никогда ещё у него не возникало ощущения, будто все его органы по отдельности засунули в морозилку, а затем вернули на место. Чувствуя, как влага в носу затвердевает, а ноги сковываются путами лютого мороза, словно намертво вмерзая в асфальт, Артур побежал ещё быстрее, не оглядываясь назад. Случайно взглянув на небо, отражавшееся в небольшом, наполовину разбитом окне старого ресторанчика, парень резко затормозил и почувствовал, как всё внутри похолодело. Даже на запыленном стекле он отчетливо увидел, как за считанные секунды небо почернело, а луна скрылась в одно мгновение. Все звезды, прежде ярко блестевшие серебром на бархатном небе, погасли так же быстро, как погасает спичка от легкого дуновения. Ветер дул сильно и, казалось, гонял мусор по поверхности земли, будто желая что-то сказать юноше. Порывы ледяного дыхания обжигали кожу и неприятно кололи щеки, поэтому юноше пришлось повернуться в другую сторону. К особняку Утера. Теперь ветер дул в спину, и блондин смог разглядеть, как из тупикового переулка струится синий смог, неестественно яркий и слишком заметный, будто кто-то специально подсветил его гирляндами. Артур застыл, наблюдая за тем, как струи василькового цвета медленно ползут над дорогой, обволакивая дымком стены, крыши и … воздух. Казалось, что этот странный туман имеет и объем, и вес. И только когда Пендрагон почувствовал, как в ноздри пробивается опьяняюще сладкий аромат, а перед глазами все медленно расплывается, он бросился бежать, изо всех сил работая руками и ногами. Даже с трудом удерживая себя в сознании, Артур мог бы поклясться, что чувствовал чье-то обжигающее дыхание на своей шее, но не решал обернуться ещё раз. Он отчего-то твердо знал: если остановится, то уже не сможет подняться с земли. Он бежал, высматривая глазами хоть одну открытую забегаловку, работающий пункт перевода денег, интернет-кафе или не закрывшийся на ночь магазин с каким-нибудь барахлом на витринах. Ну хоть кто-то, пожалуйста. Через несколько метров перед ним появилось застывшее в страхе маленькое здание кофейни, в которой один посетитель за месяц считался очень большой удачей. Небольшой огонек, слабо видневшийся из окна, на одно мгновение показался парню ослепляющим прожектором, который было просто невозможно не заметить. Ни секунды не раздумывая, Артур мигом перескочил через высокий порог, и музыка ветра, вдруг показавшаяся беглецу неожиданно громкой, оповестила о новом клиенте. Оказавшись в относительно теплом и закрытом помещении, Артур поспешил усесться за самый дальний стол, находившийся в правом углу прямоугольного зала для посетителей, перевести дух и убедить себя (попытаться убедить себя) в том, что это была галлюцинация, вызванная резким спадом температуры, недосыпанием, усталостью или это был просто сон. Наверняка в природе существует странное природное явление, свидетелем которого он сейчас и оказался. Убедившись в том, что причиной его страха стала всего лишь иллюзия или туман, Артур внезапно понял, что от внешнего мира его отделяет сейчас всего лишь стеклянная стенка кофейни. У Пендрагона перехватило дыхание, а дрожь вновь пробежалась по телу. Сейчас от того синего тумана не осталось буквально ничего. Абсолютно ничего, если не считать страха, который тут же начал сжимать горло юноши, и полной уверенности, что-то, что преследовало его несколько минут назад в темных переулках, наблюдает за ним в эту самую секунду, выжидая удачного момента для наступления, рассматривает разные варианты. Артур попробовал прикрыть глаза, чтобы не было соблазна вглядеться в тьму, окружавшую, казалось, со всех сторон, но тут же отказался от этого, понимая, что тем самым лишь отдается во власть необъяснимого ужаса и унижает себя. Совершенно неожиданно он почувствовал, как со всех сторон его окутывает тот самый пряный запах, становясь все более густым и слишком ощутимым. Сердце тоже билось слишком быстро, задевая ребра. Если бы у Артура хоть как-то сохранилось ощущение реальности происходящего, то, наверное, он бы отвернулся или ушел куда-нибудь, но на самом деле просто вжался в сидение, схватив окоченевшей рукой мягкую спинку, будучи не в силах что-то предпринять. В ушах вибрировал звук скребущих по стеклу когтей. Пендрагон точно знал, что, посмотрев, увидит там лапу, которую будет покрывать густая закрученная в колечки шерсть. Может быть, на когтях он обнаружит запекшуюся, но ещё теплую кровь, которая будет струиться по рукавам и ладоням, а затем закапает и грязный пол. Царапающий звук достиг возможной громкости, и Артур, безумствуя от стучавшей в висках, почти ощутимой физически боли, повернул голову ровно на девяносто градусов. Он не смог закричать — в легких, похоже, не осталась ни грамма кислорода. Тишину разбил всего лишь пугающий и даже немощный стон, самый громкий из тех, на какие он тогда был способен. В нескольких сантиметрах от стекла опасно сверкнули желтые глаза с узким, похожим на щелку, черным зрачком. В тысячах расходившихся во все стороны крапинках, цвета сочной темной зелени, пылали огни ярости. Небольшие глазницы будто бы были застывшим янтарем, только вместо застывших в нем насекомых, там отражались застывшие навсегда лица призраков, поглощенных тьмой. Артур вовсе не испугался чудовища, тут же растворившегося в ночной тишине, но тело будто начало съеживаться от осознания просто факта — это только начало, и скоро его разум погрузиться в забвение ещё дальше. Ещё глубже. Начнет захлебываться. К счастью Пендрагона, от полного сумасшествия его спасла внезапно появившаяся ниоткуда официантка, напуганная так же сильно, как и он сам. — Кто здесь? Кёртис, если это опять ты, клянусь, в этот раз я попаду точно в… — брюнетка вышла из-за барной стойки, сжимая в руке ствол, и, судя по её выражению лица, она ожидала увидеть вовсе не юношу лет двадцати с испуганными глазами. — А ты ещё кто? Под кайфом? Или накидался? В любом случае, вали отсюда, тут тебе не место, чтобы отходняк справлять. Уходи давай, я не шучу. Могу и отстрелить что-нибудь, понял? — Я… я-я… — Артур запнулся, всё ещё до боли в мышцах сжимая спинку кресла, и агрессивно настроенная девушка навела на него дуло. — Я не наркоман. — Да ладно? Так я тебе и поверила. Выворачивай карманы и руки покажи, — менторским тоном заявила официантка, кладя оружие на соседний столик с покосившимися ножками. Она по-хозяйски засунула руки в карманы джинсов Пендрагона, внимательно осмотрела его предплечья и проверила зрачки. У Артура не было сил, чтобы думать о том, каким жалким тогда казался, если девушка, ничего не говоря, сама вытащила у него из заднего кармана несколько фунтов стерлингов, а через несколько минут поставила на порванную в нескольких местах скатерть кружку с горячим кофе. — Не знаю, что ты предпочитаешь, но у меня оставалось немного молока Но даже если бы я знала, что ты обожаешь гляссе, я бы все равно принесла это, потому что за те деньги, что я нашла, тебе бы даже стакан молока не полагался. — Я верну тебе деньги завтра же. Оставь мне номер своего телефона, — Артур сконфуженно уставился на выцветшую скатерть (идиотские фиолетовые цветы), чувствуя себя слишком униженным, чтобы посмотреть в глаза девушке. С самого детства он стыдился принимать чью-нибудь безвозмездную помощь, считая, что для владельца таких богатств, при упоминании которых воспитанные люди вежливо отмалчиваются или меняют тему разговора, а остальные присвистывают от удивления и зависти, это не может быть приемлемо. Слишком уж часто ему приходилось видеть достойных людей, обреченных судьбой на вечную нищету и крошечную зарплату за рабский труд. Несмотря на это, слепой добродетелью Артур не обладал, презирая привыкших плыть по течению людей, топящих обиду на несправедливость мира в алкоголе. Джен, как гласила надпись на запятнанном бейдже с отломившимся краешком, таковой ему вовсе не показалась. Да и было бы нечестно не признать, что сейчас юный Пендрагон был бы рад даже бродяге, что так усердно выпрашивал деньги на новую почку у Утера несколько дней назад. Так что он, нисколько не раздумывая, протянул ей мобильный. — Ты даешь мне этот дорогущий телефон, хотя я наставила на тебя ствол пару секунд назад? — брюнетка пораженно выпучила глаза. — Да, — Артуру она определенно нравилась, и ему хотелось, чтобы она не прекращала говорить, потому что все её действия и слова были настолько эмоциональными и живыми, что эта ночная погоня по Вулиджу стала казаться всего лишь плодом распаленного ссорой с отцом воображения. Только вот смотреть в окно больше не хотелось. — Ты ведь принесла мне кофе. — Ненормальный, — Джен усмехнулась, пряча пистолет обратно в карман кофты, и направилась к барной стойке, на которую была навалена гора пластиковых разноцветных трубочек и сложенные один в другой картонные стаканы с крышками. В любой другой ситуации он бы не преминул сообщить ей о том, что с легкостью обезоружил бы её, но его по-прежнему бросало то в холод, то в жар, стоило только вспомнить тот отвратительнейший звук. Поэтому он просто слушал собственное постепенное восстанавливающееся дыхание. Сумев, наконец-то, вдохнуть полной грудью, он решил подумать о предстоящей неделе в университете, об надвигающихся, как грозовые тучи, экзаменах и о том, что до сих пор понятия не имеет, как будет сдавать скульптуру (лекции по этому курсу обычно шли первыми в расписании, и досыпал Пендрагон в основном на них). В конце концов, у него это получилось. Девушка фыркнула, доставая из-под столешницы недоеденный гамбургер. Воспользовавшись образовавшейся тишиной, Артур тут же нашел в контактах мобильника нужный номер и терпеливо дожидался ответа, который пришелся на седьмой гудок. В трубке послышался тихий и ничуть не сонный женский голос. — Гвен, привет. Извини, что поздно, но мне нужно было позвонить. — зная Гвеневру, Пендрагон старался не обращать внимания на странное шуршание и еле слышные слова. — Так получилось, что я опоздал на поезд, метро уже закрылось, а поблизости живешь только ты. Не разрешишь прийти на ночлег? В ответ прозвучали лишь странные хлюпающие звуки, а затем резкий хлопок, будто телефон выронили. — Гвен? — Да, прости, но я не могу, ко мне приехал Ла-а-а-а-а-анс, — Гвен говорила быстро и невнятно, проглатывая некоторые буквы, на одном выдохе, а последнее слово девушка просто простонала в трубку, задыхаясь от удовольствия. Губы Артура сложились в идеальную букву «О», и он тут же положил трубку, невольно покрывшись румянцем. Впрочем, от Гвен именно такого он и ожидал. Когда они впервые встретились, Гвеневра продавала экстази второкурснику, которому для экзамена необходимо было написать абстракцию. Неделю позже Артур, на своей шкуре познав весь ужас истории живописи, купил у нее эссе по раннему творчеству Маттео ди Пачино за десять фунтов. Как выяснилось потом, за бокалом дорогого виски, отцу Гвен не по силам оплачивать обучение в столь престижном заведении, поэтому ей приходится зарабатывать самой. Со временем Артур привык не спрашивать, чем она занимается (в особенно тяжелые дни девушка барыжничала, но обычно ограничивалась написанием эссе, рефератов, дипломов и ночными сменами в баре), и никогда не предлагать ей денег. Такова была формула их продуктивного (для обоих) общения. Иногда Пендрагону казалось, что их объединяет лишь желание быть независимыми и свободными, но потом он перестал об этом задумываться, наслаждаясь всеми прелестями крепкой дружбы с самой умной и хитрой девушкой в колледже. Единственным, что не могло его не коробить, была распутность девушки. Как её лучший друг, Артур знал, что она встречается с Лансом, живущем в Манчестере, но это не мешало ей спать со всеми подряд, используя однокурсников в качестве средства от усталости. Естественно, сначала Артур возмущался, выдвигая яростные тирады о истинной любви, честности и духовности, но потом отказался от этого, решив, что, собственно, это не его проблема. Поразившись своей забывчивости (Ланс всегда приезжал по воскресеньям), Артур, немного помявшись, нетвердыми шагами подошел к стойке, смотря лишь в пол. Джен уже доедала гамбургер и, выразительно вскинув брови вверх, оглядела его с ног до головы. Мысли заметались в голове у парня, превратив все заготовленные за столом фразы в сплошной ураган бессвязных слов. — Чтоб в восемь тебя здесь не было, — произнесла она, метким броском отправляя испачканную в кетчупе обвертку в мусорную корзину. Настала очередь Артура удивляться. Пробормотав еле слышное «спасибо», он вернулся к столику и, подложив под голову сумку с армейской формой, о которой он почему-то не вспомнил, леденея от холода час назад, улегся на сидение. В полной уверенности, что немигающие желтые глазницы не придут к нему во сне, он поблагодарил всех богов за то, что Джен оставила включенной небольшую лампочку, тускло освещавшую барную стойку и пару стульев. Пробежав глазами по потолку, он повернулся на другой бок, чтобы не смотреть на стекло, которое стало единственной преградой между ним и темной зияющей пропастью в никуда. Артур мог покляться, что в это самое мгновение отчетливо слышал дикий звериный рык, сотрясающий землю.