Такие же как...

Высокий статный мужчина с пышной каштановой шевелюрой не находил себе места, меряя шагами комнату. Ему не понравился голос младшего брата, услышанный им в трубке. Казалось бы, какое ему дела до этой белобрысой мелочи, одного из близнецов, родившихся, когда Эшли уже заканчивал школу. Они давно уже не были больше одной семьей. Родители переехали в новый дом, родили себе новых детей. Сразу после школы Эш женился, а потом тот самый дом отнял жизнь его молодой жены. Единственной девушки, которую он любил. И он поклялся, что не вернется туда. Он сдержал слово. Когда умер отец и, разом постаревшая мама, едва управлялась с близнецами, он приходил только по праздникам, в гости, заставляя себя переступать через порог. И торопился уйти. Маму они схоронили, сестра уехала к мужу. А брат остался в том доме. Теперь этот странный звонок. Маркус был изгоем, темной лошадкой. Но он и сам не очень-то стремился к тому, чтобы городское общество его приняло. Ходил, задрав нос, периодически отмачивая такое, что вся родня готова была сквозь землю провалиться от стыда. Но сейчас, по телефону он показался напуганным, голос срывался так, что если бы он не представился, Эшли бы решил, что это какой-то ребенок балуется поздней ночью. - Эшли… Можно я приеду к тебе? Я просто посижу где-нибудь… я не буду мешать. - Что-то случилось, Маркус? Что с тобой? - Ничего. Нет, ничего. Так могу я приехать? Последняя выходка была только позавчера. Маркус танцевал голый в клубе, приставал к Уэйну Кину, городскому воротиле, биржевому магнату. Эшли думал, что Маркуса, по крайней мере суток на пятнадцать, заперли в участок за такое шоу. Брат частенько курил траву и напивался до полусмерти, но горожане жалели их мать, несчастную вдову, вынужденную растить двух беспутных сыновей. Была правда еще Рондалия – тихая скромница, отличница – близняшка Маркуса. Но сейчас она жила в особняке Бейлиссов - жена единственного наследника одной из самых богатых городских семей. О ее братьях там даже говорить считалось дурным тоном. - Маркус, ложись спать. Утром же на работу. - Эш, Эшли, погоди. Ты… с прошедшим тебя. Прости, если из-за меня у тебя… - Да ладно, забей. Тебя тоже. Увидимся… как-нибудь. Эшли положил трубку, принял душ, взял, было, газету, остро пахнувшую краской. Но забыть о звонке не мог. Столько мольбы было в первой просьбе, а потом весь запал в голосе брата куда то исчез. Голос стал слишком уж бесцветным. Что же все-таки случилось, что Марк решился позвонить ему. Впервые, не считая того звонка, когда он сообщил, что мама умерла. Эшли набрал номер, отмечая, что руки с трудом попадают на цифры. - Маркус? Я подумал, стоит перезвонить. Ты слышишь меня? - Не надо, брат. Ты был прав, и я собираюсь спать. Рано встаю, боюсь не успеть. - Ты пьян? – голос, словно на замедленной пленке. Это было бы не удивительно, если бы он напился сейчас вдрызг. Их воспитывали очень строго, правильно. Нужно было делать только то, за что общество тебя не осудит. Это помогло их отцу выбраться из болот. Эшли старался, всегда. Если бы Марианна не умерла, он сейчас был бы врачом, а может быть заведующим отделением. У них была бы пара милых детишек, таких же послушных. Теперь же за Эшем слава альфонсо, живущего за счет соблазнения немолодых, но богатых женщин. Но Маркус превзошел даже его. Эшли никогда не пытался судить поступки брата иначе, чем о них судили другие. Озерный город был одним из тех городов, где бок о бок живут многие поколения одних и тех же семейств, где знают все обо всех, не привечают новичков и рассматривают поведение любого через призму сплетен о всей его родне до пятнадцатого колена. Так вот, после того, что творил Маркус, Рондалии чертовски повезло с мужем. А вот у Эшли не было ни единого шанса считаться достойным жителем городка. Эшли направился в кровать, сегодня пустую. В груди что-то не по-хорошему бухало, трепыхалось пойманным зверьком. Он лег, снова поднялся, открыл окно, оторопев от морозного воздуха, опять забрался под одеяло. Но сон не шел. Он поспешно оделся и вылетел из дома, нашаривая в кармане ключи от автомобиля. Ладно, я просто проедусь по ночным улицам. Это непривычное одиночество заставило вспомнить Марианну, маму. Глупый звонок Маркуса, который, очевидно, тоже не может уснуть наедине со своими мыслями в пустом доме. Он получил то, чего добился своими выходками, да еще и возомнил, что Эшли что-то должен ему. Мужчина доехал до центральной площади, до моста, убеждая себя, что свернет на объезд Озера, но рука все также лежала на руле, держа машину прямо. А нога топила педаль в пол. Он решил, чьл только глянет, что все в порядке, а дом стоит на месте, и беспутный брат не сжег его к чертовой бабушке, глянет и вернется со спокойной душой в теплую постель. Приехав на место, Эшли вышел из машины и закурил. К неосвещенному дому вела тонюсенькая тропка. Под огромные окна намело достаточно снега. Все выглядит, как и должно. Кроме… Этот урод еще и камин забыл затопить. Впрочем, ему полезно прохладиться. Точно, нажрался где-нибудь и спит. Но именно эта мысль заставила Эша толкнуть дверь. Не надо ему мерзнуть. Тогда он едва не умер от простуды и потом его сваливал в постель любой сквозняк. Мама дни и ночи проводила у постели мелкого, а Эшли даже дотрагиваться до пацана было противно. Сейчас мамы нет. И хотя Маркусу самому уже двадцать четыре, может быть, ему также не хватает ее, или боль утраты еще сильнее, ведь она одна не отвернулась от него. Дверь подалась. Мысленно ругая брата, Эшли вошел в темноту пустой комнаты. Раздался глухой стук и длинная тень качнулась перед ним. Больше Эшли не думал, его руки сами знало, что делать. Годы работы в службе скорой помощи дали о себе знать. Только когда он укутал снова задышавшего брата в одеяло и прижал к себе, он услышал, как бешено колотится его собственное сердце. Он успел, что-то не дало ему опоздать. - Марк, ты совсем с ума сошел? Что это было? Маркус смотрел словно сквозь брата, не узнавая его. Алкоголем от него не пахло. Травой тоже. - Ладно, все пройдет, все будет хорошо, слышишь? – Эшли гладил младшего по светлым отцовским волосам. А того вдруг отпустило, так и не пытаясь сказать ни слова, он склонил голову на грудь брата и задремал. Эшли прислушался и убедился, что тот и правда спит, просто спит. - Что это было? - Спросил он пустоту. Они проспали до утра, закутавшись в одеяло и куртку Эша, которую тот так и не снял. Их разбудил будильник. Обычный звонок, без модных наворотов. Эшли открыл глаза, Маркус одевался, натягивая ворот свитера чуть ли не до ушей. Его пошатывало, он никак не мог попасть рукой в рукав куртки, бросив ее, в конце-концов, мимо стула. Эшли бросился к нему. - Ты куда собрался? - На работу. – прохрипел тот. - Какая работа? Ты в зеркало себя видел? Маркус, кажется, не осознавал полностью, что произошло. Не замечал синяков под глазами, полопавшихся сосудов. Он покачнулся, удержавшись за край комода. Эш удержал его и усадил на диван. - Ты помнишь, что вчера было? - Зря ты приехал. – парень едва говорил, морщась от боли. - Молчи, обсудим это потом. Я позвоню коллеге, скажу, что ты простудился. Дня за четыре поправишься. Придется полежать. Больничный дадут. - Для чего? Я только порчу всем жизнь. Тебе, Рондалии, Джен. Я подумал, может быть мне убраться на болота. Когда наступит весна. Там красиво, цветы, деревья. Никто не показывает пальцем, не шепчется за спиной. - Прекрати. Непохоже, что ты хотел избавить нас от проблем. Повешение, то шоу, что ты Кину устроил в клубе. Тоже скажешь, что ты не виноват? И ты не хотел танцевать перед ним голым? Что ты употреблял? - Ничего. Меня считают шлюхой, что я сделал не так? Когда я говорил, что не виноват, меня в лицо называли лгуном. Когда я веду себя так, как они хотят, это снова не правильно? Я сам готов был предложить себя Уэйну. Но он хотел цирка? Он его получил. Все получили. От того, чтобы ударить по симпатичной мордашке с пухлыми губками Эшли сдерживали только воспоминания о вчерашнем вечере. Он заорал на брата: - То есть это цирк? Представление? Вчера было тоже представление? Только уже для меня, ну я так и подумал. Маркус молчал, задумчиво потирая запястье. Потом поднял глаза и нехорошо улыбнулся. - Бинго! Это был розыгрыш. Теперь иди домой и позволь мне уехать на работу. Праздники окончены, цирк уехал, обещаю не позорить больше свою почтенную семью. – такая тирада заставила его закашляться и он долго не мог сделать вдоха. От боли на глазах выступили слезы. Эшли наблюдал за ним со смесью растерянности и злости. Опять придуривается, ну откуда он такой взялся. Был бы жив отец, когда он рос, может и стал бы он достойным человеком. С кашлем Маркус справился, но нормально дышать все еще не мог. Эшли нервно дернулся на кухню, хорошо, воды он ему подаст. Если таким образом мелкий тешит свое извращенное самолюбие, пусть порезвится в последний разок. Стылая кухня казалась нежилой. Кран ехидно фыркнул, выдавив порцию ржавой воды и загудел в судорогах. Эшли решил поискать в холодильнике. Девственная чистота. Ничего. От слова «совсем». Хотя, бутылка воды все же нашлась. - Как ты здесь живешь? Пустой чертов дом, пустой холодильник, да и зачем он тебе? Если у тебя в доме как на улице. Может быть я не там еду искал, ты ее где то в доме прячешь? Ах, да, я забыл, тебя же это заводит – по холодку. Эш кинул Маркусу бутылку. Тот дрожащими руками отвернул пробку и с трудом глотнул. - А я и не живу, брат. Так, прикидываюсь. – он вытер лицо, руки все еще дрожали. Одежда намокла от пролитой жидкости. Инстинктивно потянулся за одеялом и замер, вопросительно глядя на Эшли. – выход там, хотя их два, можешь пользоваться любым. Эшли обдумывал. Его дом тоже сейчас пуст. Он решил больше не пытаться наладить личную жизнь после нескольких неудач. Придется готовить обед, какая разница, на одного или двоих. В память о маме, он может сделать для выродка еще немного. - Ты это в холодильнике взял? Эшли едва разобрал слова брата. - Да, а что? Что там? Черт! Мама же говорила, что Маркус еще в детстве ставил эксперименты и сейчас его работа в научном институте, юный гений химлаборатории, черт бы его побрал. - Эй, Марк! Что там? – он присел на колени возле брата. Тот едва фокусировал взгляд и Эшли выхватил телефон из кармана, пытаясь попасть по кнопкам, лихорадочно набирая номер скорой. - Расслабься – парнишка попытался улыбнуться – там снотворное. Честно. Он спал, свернувшись калачиком на диване. Эшли принес подушку, раздел его и укрыл пледом. Потом все же разжег ненавистный камин, убивший когда-то его Маргарет. Прежде чем покинуть дом, он убедился, что сигнализация, установленная уже после ее смерти, исправна. *** Маркус проснулся глубокой ночью. Ко всем прелестям отходняка добавилась еще жуткая ломота затёкшего на неудобном диване тела. Но теперь в комнате было хотя бы тепло. «Эшли был здесь» - вспомнил Маркус, глядя на пляску язычков пламени в камине. Отчаяние, до которого он докатился за несколько выходных, после известия Джин о второй беременности, после ссоры с ее родителями, после того, как он застал Уэйна с парнишкой из интерната, после своей безумной выходки в клубе, оно отступило, выплеснувшись в неудачную попытку умереть. Теперь осталась пустота. Шея болела так, что голова поворачивалась с трудом, он подумал, что мог вывихнуть себе что-нибудь, превратиться в калеку, лежать, в конце-концов в гробу с синей опухшей рожей и вываленным языком под пересуд соседей «Что еще было ждать от этого Работягуса?». Сейчас все было позади. Эшли. Старший брат, которого он почти не видел, кроме редких семейных праздников. Несмотря ни на что он приехал, вытащил его из петли и охранял его сон, сидя на этом неудобном диване. Стоп! – сказал он себе – оставь эти чертовы иллюзии, что ты можешь быть кому-то нужным. Даже собственной сестре нет дела до тебя. Мама заботилась, да, оберегала хотя бы от себя самого. Но так и умерла, не поверив правде. Эш тоже уехал. Маркус проверил входную дверь – заперта. Прошел на кухню, босиком по ледяному полу. Хотелось пить. Он набрал снега с балкона и поставил чайник. Зачем-то заглянул в холодильник. И на миг решил, что попал не в свой дом. Кастрюлька с густым овощным супом, коробочки с йогрутами и фруктовым пюре. Сок. Горло, кажется, болело еще сильнее, но так сильно хотелось попробовать то, что он обычно не покупал, даже когда на него не накатывало такой депрессии. Мама приучила детей к экономии и простым продуктам. А еще, почему то вдруг стало приятно, что это все Эшли купил для него. Конечно, потом он будет возмущаться, швырнет в брата пачкой купюр. Но сейчас все было чуть-чуть иначе, даже полумрак пустого дома казался уютным. Маркус принялся уже за малиновое желе, когда на лестнице раздались шаги. Кто-то спускался со второго этажа. Маркус испугался, не грабители ли хозяйничали в доме, пока он спал, ведь заднюю дверь он так и не проверил. Он выскочил в гостиную и натолкнулся на сонного Эшли. - Так и думал, что ты проснулся. – брат усмехнулся, глядя на младшего, над верхней губой которого от йогурта остался след, напоминающий усики. - Да, я… Спасибо, что купил еды, я на работе… обычно… там столовая. – растерянно пробормотал Маркус. Эшли не смог оставить его одного, не зная, сколько продлится действие снотворного. Слова и поступки брата завели его в тупик. Тот словно прятался за показным лицемерием. А что, если он говорил правду? Если допустить, что тогда, о тех самых зимних днях, в горячечном бреду, он говорил правду. Проще было не поверить мальчишке, заблудившемуся в болотах, замерзшему едва не насмерть, чуть не лишившемуся рассудка. А потом его никто не слушал, все отстранялись как от прокаженного, когда слухи все же распространились по городку. Эшли хотя бы из вежливости улыбаются и слушают, а перед Маркусом просто закрывали двери, демонстративно отворачивались и уходили. Может быть, стоило попробовать не отвернуться? - Марки, тебе дом не потянуть одному. Что скажешь, если я займу родительскую спальню? - Что? – он моргнул, осмысливая слова брата – Ты хочешь остаться? - Лучше я перееду сюда, чем ждать, когда тебя выселят за неуплату и искать новый дом. На острове для тебя не лучший климат. Там слишком сыро и ветрено. Маркус присел на спинку дивана. - Ты же ненавидишь меня. - Кто тебе сказал, дуралей? Да, мы не общались и ты любишь привлекать к себе внимание городских сплетников. Но и я стараюсь. За кем закрепилось прозвище ловеласа и соблазнителя богатеньких бабулек? - Ты серьезно? Да, я слышал, но не придавал значения. Твоя невеста погибла. Только я не помню когда. - Ты тогда пропал. А потом был в больнице. Случился пожар, ты, наверное, слышал. Тогда еще не было сигнализации. - Поэтому ты ненавидел этот дом? Эшли кивнул. Проще обвинять дом, высшие силы, маму, но не себя. Когда Эш пришел с дежурства на другой день, рабочие меняли камин, устанавливая два современных, дорогих, но абсолютно безопасных образца. Маркус наблюдал за ними, завернувшись в плед перед экраном телевизора. Он смотрел какой-то совсем древний фильм с церемонными танцами и поцелуями. Со временем оказалось, что слухи о разгульном образе жизни брата были несколько преувеличенными. Спиртного в доме Эшли так и не увидел, как и сигарет в руках брата. Тот приходил с работы и усаживался за книги или приставку. Пытался, правда, помочь на кухне или убраться, но в хозяйстве он оказался абсолютной ходячей катастрофой. Проще уж самому, тем более, что Эш давно привык с этим управляться. Брат даже с Дженной пытался помириться. Ах да, Дженна. Дочь комиссара полиции. Наверное, более избалованного существа в городке не было. Она не была ни красавицей, ни умницей. И в выпускном классе она не из жалости, не из сочувствия переспала с Маркусом. Он был парией с внешностью ангелочка. Но не ботаником-изгоем, скорее уж наоборот. Хулиганом и оторвой, которому, казалось, ни до кого нет дела. Приезжал в школу на раздолбанном, но невероятно крутом мопеде. Плевал на общее мнение и поражал учителей отличными оценками. О нем ходили самые грязные сплетни в том числе и о его ориентации. Ну разве не отличный способ насолить родителям? Дело закончилось беременностью. Но пожениться им не разрешили. Город судачил об этом больше месяца, брата едва не выгнали из школы. Молодые разругались в пух и прах и уже сами не желали друг друга видеть. Дженну ошеломили новые, материнские, обязанности. А Маркус, впрочем, он тоже не ожидал так скоро стать отцом. Но, ко всеобщему удивлению, он взялся за ум. Да, он все так же гонял на своем байке в любое время года, продолжал околачиваться в барах. Но его никогда ни с кем не видели - ни с парнем, ни с девушкой. С Дженной у них были странные отношения. Они словно оба стремились все исправить, но дело непременно заканчивалось скандалом. Вот и сейчас Эш слышал крики с нижнего этажа. Затем хлопнула дверь. Эшли спустился. Маркус беспомощно наблюдал из окна, как Дженна садится в машину. - Все плохо? - Она решила рожать. - И что, ты женишься на ней? - Нет. Она послала меня к черту. В очередной раз. - Но как то у вас это случилось? - Бурное примирение на Ночь мертвецов. Я уже и не думал, что когда-то все наладится. Смирился, что у меня не будет семьи. - И почему вы снова разругались. - Потому что я дурак. Какой из меня муж? Или отец? Я не хочу, чтобы на моих детей показывали пальцем. Им же десятилетиями будут напоминать обо всем, ни одна семья не примет их. - Не утрируй. Дженна уже большая девочка. Если она все еще тебя любит, она вернется. - Она не вернется. После того случая в клубе. Уже нет. Маркус поднялся в свою комнату, и через несколько минут оттуда донеслись звуки его любимой стрелялки. *** Следующей весной умер Уэй Кин. Телевидение вещало об этом, и, с прискорбием, перечисляла его бесконечные заслуги, его благодарили различные фонды. Молли Бейлесс – глава городской больницы и начальница Эшли попросила его отвезти на кладбище роскошный венок. Он отвез и сразу направился домой, Маркуса там не оказалось. Эшли пришлось объехать все бары и клубы и только в одном, на краю города, почти в болотах, самом задрипанном, он нашел его у стойки. Бармен только успевал подливать ему спиртное. Эшли сел рядом. - Согласен, повод есть. Но почему тут и один? - Повод? Умер человек, репутацию которого я едва не испортил. – пьяно пробормотал Маркус – только это ваши слова. Не мои. Эшли заказал себе выпивку, ту же, что пил брат. Ого «Глаз тролля», судя по названию, коктейльчик не слабый. Ему удалось оторвать мелкого от стойки и переместиться в угол. Принесли еще два больших куска грибного пирога и тарелку с сыром. Если Марки не накормить, он, пожалуй, свалится под стол. - Знаешь почему я доставал его в клубе? – Маркус посмотрел на брата. Взгляд ярко-голубых глаз уже изрядно «поплыл». - Нет. - Все уже почти забыли, да? Я просто жил. Даже Дженна, мы с ней помирились. – язык брата начинал заплетаться и Эшли пришлось попросить бармена разбавлять коктейли. - Да, знаю. - И у меня был приятель. Не друг, нет. Он тоже не из уважаемых горожан. Нолан Браун. - Шарлатан? - Мне плевать, что он там предсказывает в своей кабинке, это на его совести. Про него многое говорят, но свою невесту он не убивал. И за сына он переживал. Я сам это видел. - Ладно, при чем тут Браун? Ты хотел про Уэйна рассказать. - О, да. Мать Нолана была замужем за Уэйном. Очень хотела получить его наследство. Знаешь, старый сыч обманул всех, я уж подумал, что он болотная тварь, бессмертный. Ан нет. Маркус замолчал и уставился на дно почти пустого стакана. Эшли смотрел на брата с жалостью. За год он привык к его вихрастой макушке, к переменам настроения. То он смеялся над всеми и вся, а в зимние праздники норовил спрятаться в своей комнате, то и дело доставая Эшли просьбами приготовить кексы, тосты, налить ему сок, но если Эш шел в гости, тот или просил его остаться, или наряжался пай-мальчиком, доставая отглаженный строгий костюм и рубашку, и отправлялся с ним. Несмотря на его безупречно-галантное поведение, горожане морщили носы, ворчали, и братья старались не злоупотреблять таким гостеприимством. Немного помолчав, светловолосый заговорил снова: - Нолан поехал ее проведать, она разболелась. А Алан поехать не мог. Знаешь Алана? Худощавый блондинчик, его братишка. Младший из Браунов. - Ну видел, вроде. Кто, кстати, его отец? - Не будь снобом. Я сейчас не настроен перемывать косточки мамаше Браун. Только Алан не мог поехать к Кину, потому что тот ему прохода не давал, я думаю. Мальчик в его вкусе. «Опять двадцать пять» - подумал Эшли. Сейчас Маркус начнет поливать грязью старика. - Я поехал с ним. Хотел посмотреть в глаза своим детским страхам. Я уже взрослый и с Ноланом, хоть он и задохлик, а при нем мне ничего не грозит. Этот урод долго не открывал дверь и Нолан начал нервничать, я, наверное, тоже. Потом он впустил нас. Внизу сидел пацан из приюта. Светловолосый толстячок. Он играл в приставку. Почти голый. Нетрудно было догадаться, за какие заслуги Уэй поставил перед ним вазу с конфетами. Я остался внизу, а Уэй с Ноланом поднялся наверх. Уэй скоро спустился, но мне так и не удалось ничего ему сказать. Совсем ничего. Мне хотелось, чтобы я правда все придумал, чтобы та история была такой, в какую поверили все горожане. Но ясно видел теперь его дом. Я помнил еще тот, старый телевизор, я знал что там, на втором этаже. Балкон, где я пытался спрятаться. - Тише, Маркус. Может быть все было не так, Уэйн опекал приюты и может быть забрал парнишку на праздники. Маркус не отреагировал, он продолжал говорить. Для него эта тема была давно закрытой. - Он потрепал меня по щеке, изучил через очки, как насекомое, и прошипел сквозь зубы: «Жалко, ты уже вырос, мой котеночек. Мы славно провели с тобой время.» А потом полез к пацану. Они не особенно стеснялись меня, пока не спустился Нолан. «Может быть, мне стоит забрать маму домой?» – с вызовом сказал он. Кин презрительно сощурился «Что тебе не понравилось? То, что она в другой комнате? Она больна, а мне нужно работать. Я ухаживаю за ней. Ты будешь это делать? Или твой братишка? Вы можете и здесь присматривать за ней, я не думаю, что в вашей халупе условия лучше. Кстати, был бы признателен за помощь.» Я помню каждое его слово. Хотя больше всего мне тогда хотелось сбежать из того дома, я боялся его, маленького сморщенного старикашку. Я все еще его боялся. Он почти протрезвел и не пытался больше пить. Выпивка не помогала. - Ладно, я понял. Поедем домой? Возьмем пива, и ты расскажешь все там. - Потом мы уехали. Нолан рассказал, почему Кин не открывал дверь. Его мать думала, что он был с любовницей. Они занимались любовью в их спальне. А она лежала и слушала. - Они разошлись. Он оставил вдовой золовку Рондалии. К счастью, детей у него так и не было. - К счастью, он умер. Я не знаю, что стало с тем парнем. Приютские уже рождаются с клеймом изгоя. Я поперся в клуб из за него. Мне было уже все равно, но Кина я хотел смешать с той грязью, из которой он вышел. Я приставал к нему, танцевал для него, но он только рассмеялся мне в лицо. Я был слишком стар для него. Напиток больше не пьянил и не согревал. Рассказав брату часть истории, Маркус словно оказался отброшенным почти на десять лет назад. Мать тогда упросила взять его на работу курьером в Деловой центр. Денег вечно не хватало, они все трудились – Рондалия в продуктовом, брат уже в клинике. В тот день он болтался по опустевшему перед праздниками зданию, когда его нашли охранники. Нужно было отвезти важные документы самому управляющему. Маркусу не терпелось прошвырнуться на остров. Было любопытно глянуть, как живут богачи, покататься по озеру на коньках, которые как раз болтались в рюкзачке. Скромный по нынешним меркам домик тогда показался парню сногсшибательным. Плоский телевизор, огромные шкафы с новенькими книгами, игровая приставка. Зачем интересно серьезному дядьке игровая приставка? Уэйн улыбался, шутил. В домашнем халате он не выглядел тем грозным управляющим, каким Маркус привык его видеть. Кивнув на приставку, он предложил мальчику развлекаться, пока подпишет бумаги. Тем временем принес кусок торта, коробку с мороженным, газировку. А потом Маркус почувствовал себя не хорошо. Хотелось спать, но Уэйн раздевал его, осторожно ощупывая, оглядывая. Когда он начал целовать парнишку, он попытался вырваться. Но мужчина отчего то оказался намного сильнее. Он целовал и ласкал его так, что Маркусу стало жарко. Но он все еще пытался вырваться. Кин трогал его снаружи и внутри. Маркус не имел понятия о том, что происходит, однако понимал, что это мерзко и так быть не должно. Однажды ему даже удалось вырваться и он бросился к двери, но поскользнулся на луже от растаявшего снега и больно ударился головой о дверь, так, что даже отключился. Кин навалился на него сзади. От боли Маркус с трудом соображал. Он вспомнил как вели себя собаки на школьном дворе, прошлой весной. Его более просвещенные одноклассники смеялись, бросая в них камни, а собаки не могли отцепиться друг от друга. Потом шавку гоняли пинками по всему двору, а она скулила, поджав хвост. - Я для него просто собака, а он… - мелькнуло в голове у мальчика, наряду со страхом, что Кин не сможет от него отцепиться, а боль больше никогда не пройдет. И что кто-то увидит. И будет гонять его как ту шавку. Кин представлялся ему болотной тварью, такой, какими пугали детей. Правда, старик Бейлисс, сам похожий на тролля, утверждал что всю жизнь прожил на болотах и не видел там никого. Ни упырей, ни оборотней. Маркус не заметил, как потерял сознание, охрипнув от собственного крика. Очнулся он на раскладном диване. Малейшее движение напомнило ему о том, что было вечером. Вечером! Он глянул в окно и увидел яркие звезды. Рядом спал Кин. Без очков он казался самым обычным невзрачным человечком. Первой мыслью мальчика было позвонить маме. Он пересилил боль и поднялся, привыкая к тянущему ощущению. Больше всего хотелось лечь и не шевелиться. С трудом сделал несколько шагов и тут же Кин повалил его обратно. - Малыш, куда же ты. Это еще не все. - Нет, мистер, не надо больше, мне больно, очень. Я не смогу, я умру, если вы снова… - Хорошо, я не буду. – Кин словно буравил его своими глазками. – Ты сам приласкаешь меня своими потрясающими губками. Маркус попятился назад, вдруг поняв, что живым его не выпустят. То, что они делали – плохо, осуждаемо. Кин не потеряет уважения соседей вот так. А значит… Озеро рядом. Прорубь, и весной раздувшееся тело принесет к плотине. Он не хотел так, он хотел к маме, сестре, одноклассникам. Пусть даже те будут бить его палками, как ту собаку. Сестра не будет. И мама с братом. Эшли обязательно устроит Кину что-нибудь. Может быть изобьет до полусмерти или подожжет дом. Но для этого надо сбежать. Может быть, даже придется прыгать из окна. Он рванулся из последних сил и вырвался. Но дверь была заперта, Кин поймал его снова. После этого Маркус был уверен, что на ноги он больше встать не сможет. Кин обтирал его влажной губкой, прямо на полу, получая удовольствие от созерцания процесса. Потом он ушел на кухню, отделенную только небольшим куском стены. Маркус, стараясь не вскрикнуть, добрался до двери, опираясь на все, что попадалось под руку. Ключа не было. Окна первого этажа отлично просматривались из кухни и разбить толстые стекла, защищавшие дом от грабителей, Маркус даже не надеялся. Почти ползком он поднялся по лестнице, когда услышал: - Ну все, моя конфетка. Еще разочек и я дам тебе поесть. Или выбирай, может быть, сначала ты полакомишься, а потом поешь? Марка словно накрыло черной пеленой страха, через которую воздух-то с трудом проникал. Он хотел только спрятаться. Дернул дверь и она открылась. Морозный воздух окутал раздетую фигурку. Уэйн поднялся на второй этаж. Мальчишка держался за ограждения балкона. Уэйн подбежал к двери, но не открыл ее, а остался наблюдать. За ограждением ветер играл с непроницаемой стеной снега. В такие дни остров просто переметает, дети не ходят в школу, а потеряться на озере означает замерзнуть насмерть. Так что, даже если пацан и спрыгнет, озеро примет его тело скорее, чем его найдут люди. Жаль, конечно, слишком уж сладкий мальчик. Жаль, что несговорчивый. Марк испуганно отошел от перил. Его трясло, босые ноги на снегу начали белеть еще больше. Он не видел ничего, ни высоты здания, ни поверхности земли. Только освещенную фигуру своего мучителя, ухмылявшегося за стеклом. Он кричал, надеясь, что его услышат за шумом метели, но его голос был уже сорван и слишком слаб. Да и такой вой ветра не смогли бы перекричать даже все мальчишки их класса. Уэйн махнул ему рукой, предложив войти в дом. Его улыбка не предвещала ничего хорошего. Марк сделал шаг назад. Тогда Уэйн пожал плечами и ушел. Марк присел на корточки. Некоторым частям его тела снег был даже на пользу, хотя тогда парнишка об этом и не думал. Он воображал, что его услышали, вызвали полицию. Он обнял себя за плечи, пытаясь хоть как то согреться. Когда он больше не мог терпеть и готов был на что угодно, только бы согреться, он толкнул дверь. Она была заперта. Уэйн поужинал и поднялся наверх, он выглянул на балкон и понял, что переборщил. Мальчик спал, его лицо покрывала изморось. Уэйн втащил его в дом, тормоша и растирая. Мальчишка, едва придя в себя начал испуганно осматриваться. Только что он провалился в спасительный сон, но кошмар повторился. Теперь еще все тело колет иголочками, он никак не может согреться, едва понимает, что происходит. Ему в губы тычется что-то твердое и гладкое. - Давай же, работай. Не то выброшу в Озеро. Маркус обхватил губами его теплый, почти горячий орган. Кин выталкивал мальчика на мороз, но теперь четко следил, едва синели губы и глаза начинали терять осмысленное выражение, он втаскивал его в дом. Тогда трясущийся Маркус был готов на все, чтобы получить тепло, хоть немного. Тянулся к теплым рукам, прижимался, ластился. Он уже не помнил своей прежней жизни. Только тепло и холод, холод и тепло. Он не знал, сколько прошло дней, ел с рук Уэйна, впрочем, Уэйном тот уже не был. Абстрактная и всемогущая фигура. Он все больше походил на безвольную куклу, полностью подчинявшуюся воле своего повелителя, и Уэйн уже не мог прекратить эту игру. Теперь от мальчишки можно было только избавляться. Держать его у себя становилось опасным, рассудок почти оставил его, а у Уэйна начинаются рабочие деньки с разъездами, командировками. Мальчишку наверняка ищут. Полиция будет опрашивать и их – Озерчан, они же ближе всех живут к опасным и диким местам. Кроме того температура у парня уже несколько дней держалась на критической отметке, сопли и отеки на его лице, отняли его былую привлекательность. Местами полопавшаяся от мороза кожа, трещины на губах, да и задница, ставшая не такой тугой, больше не привлекала старого сластолюбца. Он отвез его подальше, хорошенько вымыв, избавившись от всех улик. Одел в ту же одежду, в которой рассыльный привез ему документы и бросил в воду со старого моста по дороге, ведущей к болотам. Прорубь делать не хотелось, а болотная вода не замерзала зимой. Но тело не тонуло, куртка никак не хотела намокать, и его поволокло в сторону уродливых деревьев и тусклых болотных огоньков. «Вот и все» - подумал Уэйн с удовлетворением. Марк провалялся без сознания три недели, изредка приходя в себя. Конечно, медики заметили все следы и сплетен было уже не избежать. Полиция проводила расследование, свидетели подтвердили, что Маркус давно предлагал себя водителям большегрузных автомобилей, уходя через болота к большой дороге, проходящей мимо городка. Вот и доигрался. Его лепет про Кина, никто не слушал. К тому же мальчик не мог рассказать почти ничего внятного. Для порядка, конечно, проверили – опросили охранников Бизнес-центра. Но они в один голос заявили, что никуда мальчишку не посылали, а сказали скорее ехать домой, потому, как погода портилась, а Холмы, где он жил, место все же не ближнее. Он заставил и себя поверить в то, что все выдумал. Но не мог. Ненавидел зиму, снег, холод. Во время зимних праздников, когда работа не отвлекала его, он готов был на стенку лезть от того, что ничем не мог занять себя. Не мог заставить себя пойти на площадь, затеряться в толпе и развлекаться как все обычные горожане. А Озеро вовсе обходил стороной. Только стерпеть откровенной насмешки Кина он не мог. Когда он решался, раздевшись догола в кабинке туалета, он боялся, что Кин согласится. Что тогда? Тогда он его убьет – думал парень, но понимал, что не сможет. Даже такую гадину не сможет. Значит, просто посмеется в лицо, сделает пару фотографий и уйдет. Была и другая мысль, тайное желание. Он не был ни с кем, если не считать безумной ночи в атракционе с Дженной, но это было больше похоже на сумасшествие, чем на нежность. Он мыслей о нежности с Кином, по телу Маркуса пробежали мурашки. Он отогнал эту мысль прочь и вышел, направившись к столику Уэйна, виляя бедрами в такт музыке. - Марк, Марки. Ты, кажется, набрался окончательно, минут десять в одну точку смотришь. – Эшли потряс мелкого за плечо. Он вздрогнул. - Да? Похоже да. Как мы теперь домой поедем? Ты же тоже пьян. - Ой, какая беда! Думаешь, мы встретим полицию на старой дороге? Договоримся, я выпил то два стакана. Они дошли до машины. Младший смотрел в сторону болот. - Скажи, ты все еще мне не веришь? - А ты хочешь, чтобы я поверил? Что жил с этой тварью в одном городе и ничего не сделал? Я поверю, поверю, если хочешь. Но что мне делать? - Ничего - Маркус сел на пассажирское сидение. - Просто поверь, что я не виноват. И довези нас до дома.