Верни им небо

Снег оседал на раскрытую ладонь, защищенную от холода черной, местами дырявой перчаткой. Еще одна крупная снежинка неуклюже плюхнулась на вязанную, протертую ткань, и, соприкоснувшись с теплом человеческого тела, растаяла, холодной каплей впитавшись в тонкие черные волокна. — Уходи, — прошипела полная, неуклюже идущая по гололеду женщина, тряся кулаком в черной кожаной перчатке и сдувая с губ налипающий, слипшийся от снега мех пуховика. Но даже эта незамысловатая вещь выглядела дорого, а тем более на фоне Человека С Неопределенным Полом в поношенной одежде, одолженной добросердечными бомжами, решившими холодом свести счеты с жизнью, и людьми, решившими свести счеты с жизнью. — Что уставился?! — взвизгнула пышка, приостанавливаясь и с негодованием, хлещущим волнами из её тела, смотря как замызганная, стертая обществом личность сидит на ступеньках подъезда, и смотрит на неё блестящими голубыми глазами, такими чистыми и непорочными, ярко выделявшимися на черном фоне бомжа, пригревшегося на холодных ступеньках. Женщина и сама не понимала, откуда такое отвращение к обездоленному, но этот жалкий забитый взгляд затравленной дворняги и чувство превосходства этого жалкого человека над среднестатистической гражданкой породили в её душе и мыслях чувство, явственно являющее собой едкую насмешку. Но, на деле, это существо в огромной, засаленной, прожженной и продырявленной куртке сидело молча, непонимающе смотря на человека, который, вместо того, чтобы скрыться за железной дверью подъезда, сейчас стоит и ругает его. За что, он ведь не мешает? Стертая личность поднялась со ступеньки, и, придерживая обвисший подол куртки, зашагала прочь от подъезда, согреваемая приятным теплом задремавшего котенка, у которого была сильно повреждена лапка и гноились гетерохромные глаза. Он горячий, этот живой пушистый комочек, наплевавший на все и просто пригревшийся на руках у человека, пусть и лишенного всего. А голубые глаза смотрели вперед. Перед их взором исчезали: двор, дома, редкие прохожие, машины и играющие дети. Перед голубизной зеркал души отражался только безмятежный мир, укрытый снегом. Именно таким это место было пятьсот лет назад. Равнина, усыпанная девственным снегом. А над ней, вышагивая ровно, медленно и горделиво, всплывает луна, и кажется, что протянешь руку и сможешь дотронуться до её рельефной поверхности. А звезды здесь были большие — большие, и такие родные, близкие. Биологический человек опустился на сугроб, аккуратно придерживая котенка. Голубые глаза медленно закрылись и по грязным, красным от мороза и ветра щекам, покатились горячие слезы, доставляющие дискомфорт. Слезы впитывались в грязно — серую шерсть сального шарфа, покрытого инеем, они болезненно щипали обмороженную кожу, а ветер нещадно студил мокрые дорожки, только усугубляя положение. «Почему я?» — в мыслях застрял этот вопрос. Все равно у этого существа не было голоса и спросить у Неба у выборе участи он был просто не в силах. Поэтому просто сидел, негнущимися от мороза руками вытирая соленые дорожки и с дребежущим сердцем ощущая горячую жизнь у своего живота. Доверчивую, несчастную, но крохотную жизнь, спасти которую — первая цель этого бомжа. Голубые глаза распахнулись, затаив в своих глубинах слезы, невысказанную обиду и вечную тоску. Голубые глаза, когда-то яркие, блестящие, пусть и имели прежний лазурный цвет, теперь были каким-то тусклыми, грязными, присыпанными пеплом боли и непреодолимой усталости. Одной рукой придерживая отвисшее из-за котенка место у куртки, существо приспустило шарф, демонстрируя красное от мороза лицо молоденькой девушки приятной наружности. «Я не хочу жить в таком мире! Я не хочу так жить! Забери меня!» — Безмолвный приказ, адресованный к Небу. Но оно молчало, в отличие от человека, бросившего скупое «ладно» и щелкающего пальцами где-то за тысячи километров, в колоссальном здании, в окружении непроницаемых подчиненных и килограммов взрывчатки, и огромных запасов оружия. Легкая дрожь коснулась девушки, соприкасаясь с её теплом и усиливаясь. Дрожь, по мере набора сил, трансформировалась из дрожи от холода в слабый электрический разряд. Еще удар сердца и электрический разряд сильно бьет девушку, вырубая её с одного раза и растворяя её в этом мире вместе с искалеченным животным. Очнулась она на больничной койке, в пустующей комнате на одного. Пока глаза привыкали к обстановке, мужчина, сидевший в вальяжной позе на стуле у изголовья кровати, тихо засмеялся, привлекая внимание к своей персоне. Девушка чуть задрала голову, чтобы видеть его красивое, утонченное аристократичное лицо, случайно глазами столкнувшись с его насмешливым взором сапфировых глаз, мерцавших непостижимой хитростью и многовековой мудростью этого человека. Он седой, но по-прежнему молод, а глаза по-детски блестящи, что не вяжется ни с возрастом, ни с теми следами, что таит в себе его внешность. — Понравилось то, что увидела? — Мужчина беззлобно усмехнулся, прижимая ладонь ко лбу девушки. Он знал её ответ, но желал услышать это от неё. Девушка накрыла его руку своей, несильно сжав. Закрыв глаза, она мысленно дала ему ответ, прозвучавший у него в голове тихо, но мелодично. Она могла общаться только так и то недолго. Мужчина хотел убрать руку, но девушка торопливо сжала её между своих. «А где котенок?». — Седовласый юноша, снисходительно и по-доброму улыбнувшись, жестом указал на небольшую корзину, застеленную голубоватой, мягкой на вид тканью. В центре корзины, свернувшись калачиком, мирно посапывал котенок. Лапка его была перемотана, а из уголков глаз стерт гной. Трехцветная шерстка пушилась и блестела чистотой, а бока зверька, округленные от еды, умиротворенно вздымались. Вздох облегчения и умилительная улыбка были адресованы спящему животному, а преисполненный благодарностью голубой взор был адресован мужчине, одобрительно сжавшего ладошку девушки. «Это стало с моим домом… Я хочу в свое время!» — на глазах навернулись незваные слезы. Слишком сильно то ощущение удивления и страха перед тем, что осталось от дома. Перед домой, претерпевшим за пять веков кардинальные изменения, перед всем, что осталось от заснеженных равнин под чернильным небом, щедро усыпанного алмазами — звездами и жемчужины — луны. — Тебе нельзя. — Парень осекся, аккуратно вытаскивая свою руку из рук девушки. — Тебе пока нельзя вернуться. Девушка порывалась что-то еще сказать, но юноша не давался, несильно прижав её в койке и заглядывая в наивные детские голубые глаза. Она смотрела зачарованно в его синие глаза, в ту вековую мудрость, в обширные знания — она знала, как глубок и разнообразен его внутренний мир, но он никому не позволял узреть и его духовную красоту, позволяя окружающим довольствоваться только внешней. — Это их решение, и даже я здесь бессилен. — Тихо, но твердо произнес он, вынуждая девушку повиноваться его словам и не требовать от него что-то еще, кроме того, что он может дать. Пусть он и равен Богу, но все же против воли Духов прошлого не пойти даже ему. Девушка тяжело вздохнула, закрывая ладонью глаза и теперь концентрируясь на ощущениях своего тела. То ненавязчиво ныло после пережитого «разряда тока», но не причиняло ожидаемого дискомфорта. Котенок, чихнув, недовольно мякнул, и, уместив мордочку на сложенных белых лапках, продолжал спать, вполне себе довольной жизни. «Верни меня домой, Небо». Но, может оно и сострадало, но изменить волю Духов прошлого было не в силах. А те желали от девушки пришествие в мир пятьсот лет спустя, но не распространялись, с какой целью перекинули тамошнюю наемницу, воровку и разбойницу сюда, в современный мир.