она – человек
они - одно
он – человекона – бог
За это время Локи и Дарси успели узнать друг о друге намного больше, чем могли бы даже за предоставленные им годы. Он успел вырвать из её цепких пальцев прибор, перед тем как она – измученная и испуганная – упала на пол. Пятка-носок, пятка-носок… Змея становилась все агрессивнее и опаснее. Казалось, открой она рот, и появятся клыки, с острых кончиков которых закапает яд. Локи немо ждал, впитывая в себя жалящие касания её взгляда. Вместо струи яда в него полетел небольшой ножик, до этого лежавший на краю стола. Дарси зло засопела, когда Локи с улыбкой перехватил его в воздухе. ― Ты и в этом потерпела крах. Может, ночью исправишь положение дел? ― Лучше бы ты убрался отсюда. ― Уберусь, обязательно, ― Локи свернул глазами, ― когда захочу. У меня полно свободного времени, знаешь ли. Несколько дней из парочки тысячелетий выделить точно могу ради своего удовольствия. ― Мне казалось, что истинное удовольствие тебе приносит лишь власть, Локи. С чего такие перемены? ― У мужчин много всяких потребностей, ― он обвел её пристальным взглядом, ― так же как и у женщин. Вчера ты не жаловалась, помнишь? ― Локи плотоядно улыбнулся. ― Тем более, власть бывает такой разной. На её щеках появился румянец, который быстро расплылся предательской краснотой по лицу. Сейчас Дарси была еще более соблазнительна, чем в гневе, который уступил место смущению. Нечто щелкнуло в Локи мощным замком, переключилось, и внезапно возникшая мысль полностью овладела его сознанием. Он подался вперед, резко отбросив стол со своего пути. Тарелка со злополучной рыбой упала на пол и звонко разлетелась на осколки. ― Ты же не откажешь мне? ― хрипло прошептал он, схватив Дарси за запястье. ― Богу. Желание распускалось в нем пышным цветком, отдавало внизу живота, в каждый нерв на кончиках пальцев, которыми он прикасался к ее горячей коже, и призывало удовлетворить его. ― Перестань! Что ты… Дарси не успела договорить ― её несказанные слова проникли в его легкие жарким воздухом. Локи не нравилось, когда девушка противилась ему, напрягалась, становясь твердой и неживой. Он любил, когда его впускали. Добровольно. Принимали его ласки, не съеживаясь от страха, и отвечали той же монетой. Для этого требовалось лишь подобрать нужные слова и действия. ― Я скоро разомкну круг, Дарси. Уйду, ― выдохнул Локи, оторвавшись от её губ. ― Возможно, в следующий раз, когда я навещу Мидгард, тебя уже не будет. Твоя жизнь скоротечна, в отличие от моей. Так не отказывай себе в воспоминаниях, которых удостаиваются лишь немногие. ― Ты чертов манипулятор, Локи, ― хмуро пробормотала Дарси, толкнув его в плечо. ― Знаешь, что я не могу долго на тебя злиться. ― Знаю, ― медовым голосом протянул он, ― поэтому и позволяю себе слишком многое. Они проскользнули в комнату сумеречными тенями. Кожа её вибрировала мелкой дрожью и наливалась жаром, который волной переливался на него, согревал ладони, губы, грудь. Дарси обвила Локи лианой, втерлась в него пахучей приправой, запах которой дурманил мысли, делал их абсолютно легкими и беззаботными. Асиньи были другими ― слишком приторными в своей привычности и обыденности. Дарси казалась экзотическим фруктом, который вначале осматриваешь со всех сторон, принюхиваешься к нему и лишь затем кусаешь, не зная, что польется в рот: кислый сок или медовая сладость. А испробовав его до конца, хочешь еще и еще. Локи изо всех сил сдерживал своего внутреннего зверя, жаждущего вырваться наружу и разодрать податливую и нежную плоть, которая лежала под ним. В нем была сила: сила етуна, сила аса, сила бога, делающая человека в его руках хрупким хрусталем. Если его ладонь сожмется сильнее ― кости Дарси раскрошатся в пыль, если зубы укусят сильнее ― её пергаментная кожа просто разорвётся. Локи был осторожен, предельно осторожен, нежно сжимая в руках безобидную змею, которая так слепо доверила ему свою жизнь. Редко какая женщина дарила ему такую беспрекословную власть над собой и в то же время оставалась независимой и самобытной. Она вбирала его в себя жадно, поспешно, как младенец припадает к груди матери, и Локи, не в состоянии сопротивляться, втекал в нее горячим молоком. Стучал и бил, пробирался все глубже, чтобы создать нерушимую взаимосвязь, останавливающую время. И чем крепче она была, тем быстрее временные барьеры между ними сплющивались, сморщивались, становясь мятой вековосекундной макулатурой. Он – богона – человек
они - одно
он – человекона – бог
они - одно