Эти веснушки

Не то чтобы Дэйв не замечал их раньше. В конце концов, он виделся с Джоном в игре – в этой сессии, которая стала их полным фиаско; тогда он видел, что у Джона есть веснушки. Но у них была задача, на выполнение которой они бросили все свои силы, – и пигментация на коже друга тогда мало его интересовала. К тому же, они посветлели, почти исчезли от всех тех лет, что Эгберт провел за компьютером, превратились в полузабытое воспоминание детства. А сейчас… Прошло почти четыре года с того момента, как они закончили игру, как победили, и Дэйв наконец-то, наконец-таки накопил достаточно денег на поездку в Вашингтон (все было бы легче, если бы Бро не был таким жмотом и предложил бы помощь и если бы Дэйв не был таким упрямым дураком и принял бы ее). Джон все время настаивал на том, чтобы самому прилететь в Техас, но у него вечно была эта летняя работа – то одна, то другая – и черт возьми если эта работа не окупала себя. На Джоне была обыкновенная летняя майка с логотипом лагеря, в котором он работал почти каждое лето, начиная с четырнадцати (боже, Эгберт, поверить не могу, что тебя взяли на столь ответственную работу, просто удивительно) и пара бридж до коленей, и обе эти вещи давали просто шикарный обзор на его веснушки. Взгляд Дэйва прошелся по ногам Джона, его рукам и плечам, остановившись на лице друга – и да, это был самая сладкая часть, по его мнению. Он все еще носил эти нелепо большие очки – отказывался от линз по какой-то причине, а о лазерной операции и слышать не хотел, – но его зубы были неожиданно прямыми, он только недавно снял брекеты. Его глаза были такими же, какими их помнил Дэйв – ярко-голубыми, а волосы на голове представляли из себя еще больший беспорядок, чем раньше, и все это дополнялось веснушками, разбросанными по щекам и носу, идущими вниз и обрамляющими его вечно яркую улыбку. – Дэйв! Наконец-то мы встретились! – провозгласил Джон, шагая ближе и заключая Дэйва в такие объятья, против которых семнадцатилетний парень запротестовал бы, если бы не был так отвлечен. – Эй, найдутся у тебя деньги, чтобы заплатить таксисту? Таксисту? О, точно… Все мысли ненадолго вылетели у него из головы, а все из-за Эгберта, который вышел из своего дома, чтобы встретить его. – Ну да, дай мне секунду, – пробормотал Дэйв, залезая рукой в карман и доставая оттуда деньги, которые водитель успел попросить уже дважды. – Чувак, как же круто, что ты здесь! – воскликнул Джон, когда такси уехало. – Хорошо выглядишь, бро. – Да, ты тоже, Эгберт. Отличная раскраска, – Дэйв провел пальцами вверх по руке друга, будто ожидая, что пятнышки вдруг исчезнут. – Ох… Хе-хе. Опаленное солнцем лицо Джона покраснело еще больше, но он улыбнулся: – Да уж, мне никогда не доводилось столько загорать. Теперь у меня в коллекции на триллион больше веснушек. – Стопроцентно. У тебя столько веснушек, будто ты рыжий, Эгберт, – ответил Дэйв, нагибаясь, чтобы поднять с асфальтовой дороги свою багажную сумку. Джон ничего не говорил несколько секунд, и его улыбка слегка померкла. – Да, я знаю… Они выглядят тупо, но… – Дэйв оборвал его тут же, хотя и все тем же безразличны тоном: – Эй, эй, я не говорил, что они выглядят тупо. Просто сказал, что у тебя их много. – О… Значит ты не думаешь, что они выглядят глупо? Друг глядел с надеждой. – Не, на самом деле они мне даже нравятся, – Дэйв подавил порыв неразборчиво пробормотать эту фразу. Бормотание прозвучало бы не круто, так, будто он нервничал, этого он точно не хотел. А через секунду солнечная улыбка вернулась: – Правда? – спросил Джон с нетерпением. – Да, конечно. И я знаю, что прямо сейчас ты хочешь начать визжать, как фанатка, но мои уши будут так благодарны, если ты удержишь всю эту фигню в себе, – комментарий Дэйва был проигнорирован, а Джон продолжил свою болтовню: – Ну, я все еще думаю, что они немного глупые, но это круто, что ты так считаешь! – Джон ткнул Дэйва под ребра, видимо пытаясь подчеркнуть свой полушутливый тон, а потом повернулся к своему дому. – Ладно, давай я покажу тебе мою комнату – ты будешь спать там, потому что у нас нет гостевой, так что сразу извини насчет этого, но серьезно, мы так офигенно проведем время… Блондин закатил глаза за своими вечными очками и последовал за болтающим другом вперед по лужайке, но даже это действие не остановило его от разглядывания веснушек, будто танцующих на коже Джона, пока тот оживленно жестикулировал. Именно тогда он понял, что это может стать проблемой. * Было 11:30 вечера, когда Дэйв осознал, что это больше чем проблема, это настоящая пытка. Жестокая и непривычная. Серьезно. Он пытался сфокусироваться на крутых-бро-вещах, которыми они занимались, он правда пытался уделять внимания «Охотникам за привидениями 2», которые шли сейчас по Джоновскому ноутбуку (его пустые угрозы «Клянусь Богом, Эгберт, если ты заставишь меня смотреть «Воздушную тюрьму», я выйду прямо за эту дверь» не остались проигнорированными), пока они сидели на кровати. Но в какой-то момент он отвлекся на тонкие пальцы пианиста-Джона, расположившиеся прямо рядом с ноутбуком. А потом он отвлекся на его покрытую веснушками руку, взгляд пополз выше, выше, к такому же веснушчатому плечу, а потом вниз, по изящной линии спины. А отсюда взгляд приковался к полоске кожи, которая была видна под чуть задравшейся майкой, и на ней тоже было несколько веснушек (как он вообще умудрился заиметь их там?), потом глаза блондина проследовали по изгибу ничем-не-примечательной-и-все-таки-неплохой задницы, а потом ниже, к его ногам. И Боже, как Дэйв был благодарен фильму, который так затянул Джона, потому что он просто не мог перестать смотреть. Это был не первый раз, когда в Дэйва ударило желание схватить Джона, прижаться к его губам, провести руками по его коже и сказать, каким привлекательным он его находит, и конечно, он прозвучал бы как полный идиот, но он знал, что (если Джон не придет в ужас от его действий) его другу будет приятно такое услышать. Конечно, пришедший в ужас Джон был достаточно реальной возможностью, так что Дэйв держал свои руки при себе. Но в своей голове он уже стягивал с Джона одежду, чтобы проверить, где еще на его коже рассыпаны веснушки. К тому времени, как закончился фильм, Дэйв чувствовал ощутимое давление в штанах и искал любой предлог, чтобы не быть подозрительным и ускользнуть из комнаты. А Джон сел, зевнул, потянулся (ох, черт побери!) и сказал: – Блин, уже поздно… наверное, пора бы спать, – и у Дэйва в голове тут же созрел план. – Да, хорошая идея. Если ты в ближайшее время не отправишься ко сну, не знаю, что может случится. Даже я не смогу сдержать того, в кого ты тогда превратишься. Джон закатил глаза и открыл рот, чтобы что-то ответить, но Дэйв не дал ему и слова вымолвить: – Эй, ты не против, если я схожу в душ перед сном? – А? Ну да, конечно. Давай. Ты же помнишь, где у нас ванная? – спросил Джон, приближаясь к своему комоду с четким намерением достать пижаму. – Я не настолько идиот, чтобы забыть это за прошедшие три часа, если ты об этом, – ответил Дэйв, все еще отыгрывая круто и лениво продвигаясь в сторону двери. Как бы то ни было, прежде чем он успел ее достигнуть, Джон позвал его, и Дэйв остановился, всеми силами удерживая себя от того, чтобы повернуться и взглянуть на стоящего перед ним Эгберта. – Ты не возьмешь с собой сменную одежду? – Джон вопросительно выгнул бровь, но то, что беспокоило Дэйва больше всего – или беспокоило бы, не будь он крутым парнем – так это то, что руки Джона подцепили нижний край лагерной майки. – Да, точно, – Дэйв развернулся, чтобы достать из своей сумки, оставленной у двери, что-нибудь подходящее для сна. Дэйв искренне надеялся, что Джон не собирается делать то, что, как он думал, этот дурак собирается делать, но затем он бросил на своего друга взгляд вскользь и чуть не подавился собственным языком. Джон сбросил свою майку, попутно чуть не сбросив и очки тоже, его волосы, кажется, еще больше запутались, а на обозрение предстало еще больше покрытой светлыми пятнышками кожи. Хотя Дэйв справился с этим достаточно легко – просто развернулся и быстро покинул комнату. Все, что он успел услышать от Джона – то, что зеленое полотенце на вешалке приготовлено для него. Захлопнув за собой дверь возможно чуть сильнее, чем нужно было, Дэйв сразу же приступил к делу. Он оставил пижаму на опущенной крышке унитаза, а потом проследовал к душу. После нетерпеливого дерганья кранов и настраивания температуры он начал раздеваться. Носки, футболка, штаны – со вздохом облегчения, потому что теперь эрекция была почти свободна от давления, – трусы и всегда самыми последними – его очки. Он проделал все это так быстро, что зеркало, висящее над раковиной, не успело даже запотеть, а потом отодвинул душевую занавеску и шагнул в поток горячей воды. Дэйв зашипел, чувствуя, как струи бьют по его сейчас очень чувствительной коже, но зашипел чуть слышно – он не хотел оповестить Джона, или, что еще хуже, отца Джона, о том, что собирается делать. Конечно, ему это было не впервой – если живешь рядом с Бро, никогда не знаешь, когда может появиться Лил Кэл или один из его гребаных смаппетов, так он должен был научиться делать все быстро и тихо. Без всякой прелюдии подросток потянулся и обвил рукой свой член. Еще один почти не слышный вздох облегчения сорвался с его губ, когда он начал двигать рукой вверх и вниз, медленно. Это было приятное чувство – всегда было приятным, стоять одному в маленьком закрытом пространстве, наполненном теплом и водой, и позволять себе расслабиться. Дэйв никогда не понимал, почему кто-то может стыдиться мастурбации, в перерывах между внезапными атаками Бро точно не говорил ему, что это плохо. Это расслабляло, это была необходимость, возникающая время от времени, и черт побери это было офигенно. Так что да, это было приятное чувство. И все-таки Дэйву казалось, что оно могло бы стать еще приятнее. Он мог представить, что не его рука, а чья-то другая начала ускорять движения – рука человека с тонкими пальцами пианиста, кожа которого была усыпана веснушками. Эта воображаемая рука помогла бы ему довести дело до конца намного быстрее; он мог просто представить Джона здесь, с ним в душе, с его горячими руками – и работа была наполовину сделана. Дэйв оперся о душевую стенку и чуть ускорил движения. Если он пробудет здесь слишком долго, Джон (настоящий, ждущий сейчас в комнате, а не воображаемый) начнет задаваться вопросом, а что же он тут делает. Воображение было отличной штукой, и Дэйв не позволил бы никому высказаться иначе. Он мог представить Джона, опускающегося на колени и заменяющего руку своим ртом, заглатывая его член в горячую, тугую теплоту. Он мог представить яркие голубые глаза, глядящие на него снизу вверх, передающие улыбку, которую губы не могли сейчас сформировать, и все его лицо, усыпанное темными пятнышками, проявившимися благодаря солнцу. Он еще ускорил движения и о, как же он был близко. Он мог представить, что Джон почувствовал это и отстранился, заканчивая своей рукой. Дэйв мог представить, что может быть, только может быть Джон остался бы на месте и позволил бы ему кончить прямо на свое веснушчатое лицо, а после – затем блондин кончил, едва слышно застонав и продолжая толкаться в собственную руку. Пару минут Дэйв наслаждался приятной дремотой, которую принес с собой оргазм, а потом восстановил дыхание немного и смыл душем остатки собственной спермы. Затем он взял шампунь – Джонов шампунь, потому что свой он забыл захватить – и начал мыть голову, осознавая, что позже у него будет паническая атака, вызванная тем, что он только что кончил на собственного лучшего друга. На данный момент он просто был рад, что когда они выключат свет, чтобы лечь спать, в темноте не будет видно веснушчатого лица Джона Эгберта.