Лунный цветок

Он молчал. Эта долгая и томительная пауза после удара. Эльза с презрением и ненавистью смотрела на него, и хранитель просто не мог вынести на себе этот взгляд. Что бы читалось на лице темного божества возьми он контроль над его телом? Усмешка, возможно смех, такой противный и скрипучий. Он засмеялся таким противным, скрипучим смехом, на который был способен только он один — Зереф Драгнил, он же темный бог, он же сын Алессии безумной… Но сейчас тело хранителя было не в его руках, он спрятался позволив боль от удара почувствовать именно Жерару. Зачем он это сделал? «Ты ведь уже знаешь ответ на свой вопрос, так зачем пытаться себя обмануть?» — голос божества, эхом зазвучал в голове хранителя. В голосе божества слышались нотки издевательства. «Он играет с нами, со мной и Эльзой ее чувствами, и моим горем»— Жерару на минуту самому захотелось посмеяться не просто смеются как это делают все люди, нет, он хотел смеяться как безумец, наверное, потому что чувствовал что в здравом уме, ему быть уже не долго. «Я схожу с ума, если уже не сошел»— тонкая струйка крови стекала с припухшего уголка рта, она казалась Фернандесу горячей, наверное, потому что все тело онемело и он сильно продрог стоя привязанным к мощному столбу дерева. — Что смешного? — в глазах бывшей богини сверкали молнии, казалось, была ее воля, она бы действительно метнула бы их в пленника. — Ничего…- с грустью в глазах ответил он. Его голос дрожал, он перестал смеяться и просто смотрел на Эльзу. И только встретившись с ним взглядом Титания поняла свою ошибку, она опустила клинок, и хотела уже броситься развязывать веревки, но Жерар остановил ее. — Не надо, он в любую минуту, может вернуться, не стоит… Тебе лучше вернутся к огню, ты вся дрожишь-. Разбор полетов насчет случая в комнате в харчевне, Фернандес решил оставить на потом. Хотя будет ли это «потом»? Зереф в любой момент может вновь взять под контроль его тело, а может случиться и так, что это и есть их последняя встреча, и возможно Драгнил больше не позволит ему вылазить и брать под контроль собственное тело. — Жерар, это действительно ты…- на глаза навернулись слезы, слов больше и не требовалось, она потянулась к нему, во взгляде больше не было ненависти, но была боль. И хранитель прекрасно понимал, что эту боль причинил он, тем, что сдался, не смог одержать вверх над темным божеством, но кроме этого, Жерар прекрасно мог прочитать во взгляде любимой и еще одно чувство… такое же сильно или может даже оно было сильней той боли? Это был стыд, Эльзе было стыдно за то, что она не смогла распознать и отличить Жерара от Зерефа, того, что отдалась не своему любимому, а своему заклятому врагу. И хоть хранитель прекрасно знал, что ее вины здесь нет. В душе он злился на нее не меньше, чем на себя и это чувство больше напоминавшее собой безнадегу и безвыходность обречённость, и то, что исправить уже ничего нельзя. Губы лунного цветка дрогнули, слезы брызнули из глаз, а Жерар затаил дыхание пытаясь запомнить ее дыхание и запах. Сейчас она тянулась к нему, что бы поцеловать, но этот поцелуй больше казался ему наказанием, чем попыткой искупить вину. Она наказывает его или саму себя? Обрекая на еще большие страдания, ведь в любую минуту, а то и секунду контроль над телом легко может перейти от ее любимого к тёмному божеству. Жерара затаил дыхание, пытаясь жадно перехватить дыхание любимой, когда их губы, наконец, соприкоснулись. Он пытался запомнить вкус ее губ, запах ее волос, ее сердцебиение. Ведь следующего раза у него уже может и не быть, как и этого… Он вдруг почувствовал, как сознание медленно уплывает у него, словно земля уходить из-под ног. Зереф потихоньку брал вверх, и времени у них почти не осталось, даже на то, что бы попрощаться. Эльза отпрянула от него, почувствовав враждебную ауру, что прорывалась, откуда-то изнутри. Она рвалась наружу. Явно причиняя немало неудобств хранителю. Он не мог сдержать ее в себе, и Титания это чувствовала. Но расставаться с милым ей не хотелось. Хоть она и понимала, что от них сейчас мало что зависит. — Эльза что бы ни случилось, помни, я люблю тебя — после чего Жерар сильно зажмурился, погружаясь во тьму собственного внутреннего мира. *** Встав спозаранку девчушка, почувствовала, как ее тело обдало жаром, а затем ее сильно стал бить озноб, словно при температуре. Может я заболела? — девочка прикоснулась к собственному лбу, затем маленькая ручка спустилась чуть ниже к шее, пульс участился, но кожа оставалась теплой, и температура была в норме, по крайней мере, малышке так казалось. Откинув одеяльце, девочка повернула голову в сторону кроватки брата и поняла, что тот еще крепко спит, мирно посапывая во сне. Она спустила ноги с кровати на холодный пол и слегка вздрогнула, когда теплые подушечки пальцев коснулись холодных деревянных досок. За окном мягко ложился на землю первый снег. Уже было совсем светло, девочка вышла из комнаты и спустилась вниз. Ее сильно удивило, что родители и их вчерашняя гостья до сих пор спят. В доме стояла тишина. Неприятный холодок прошелся вдоль спины, и девочка поежилась. Двери в доме были закрыты на ключ и засов изнутри, и потому это не мог быть сквозняк, но стоило девочке подойти вплотную к комнате родителей, как она услышала и почувствовала неприятное чваканье под собственными ногами… Словно она наступила в лужу из дегтя или масла… Она опустила взгляд себе под ноги и тишину дома пронзил дикий крик. Она стояла в луже крови, крови собственных родных… У нее тут же пропало желание открывать дверь что вела в спальню родителей вместо этого она бросилась в их с братом комнату, но и та ее ждал неприятный сюрприз, ее старший братик больше не дышал, а вся его подушка пропиталась кровью. Шея мальчишки была перерезана от уха до уха. При этом в глазах мальчишки застыл неприкрытый ужас. — Братик, Мама… Папа…- ком рыданий в горле так и застрял, страх душил крик девочки изнутри. В голове вдруг мелькнула мысль, а где же гостья? Где старушка, что они приютили вчера ночью, когда за окном разыгралась гроза? Она снова спустилась вниз, но в этот раз в гостиную, на кресле качалке мирно спала старуха, посапывая. Девочка подошла и попыталась ее разбудить, но стоило коснуться руки старухи, как та открыла глаза и посмотрев на девочку произнесла — Это твоя вина, ты их била… Всех их! — Нет, не правда…- девочка отошла от старухи, тихонько пятясь назад, но та словно грозная ведьма нависла над ней, ее тень уже закрыла собой всю девочку. Из ее рта несло чесноком и гнилыми зубами… — Да, это была ты, разве не помнишь и меня ты тоже убила! — с шеи старухи обильно стала стекать густая венозная кровь, что больше напоминала густое варенье из ягод черной смородины и ежевики. — Нееет!— девочка с ужасом закрыла глаза и уши что бы не слышать предсмертного крика старухи, а когда открыла их, то перед ней была ее комната, за окном шел дождь, от яркого света камина комната окрасилась в красный цвет. Не было ни какой детской на втором этаже, ее братик был жив и крепко прижимался к ней, тихонько посапывая, Мама и папа спали на соседней кушетке. Дом был прежним, все спали и даже старуха в кресле — качалке. Ее храп был слышен даже из соседней комнаты. — Это был сон, всего лишь кошмар…- девочка тяжело вздохнула, затем повернулась на другой бок и тут же крепко заснула. Она даже не заметила как на лице старухи мелькнула мимолетная улыбка.