В семи нотах

До — Dominus (Бог). Стайлз — гребаный Бог. Джексон готов кинуться ему в ноги, целовать чужие руки и умолять о минуте внимания. На деле Уиттмор только усмехается и наполняет свой взгляд презрением. Наигранным и нелепым. Джексон делает из парня посмешище, школьного изгоя. Он бережно охраняет свое божество. Отгоняет разного рода шваль. Глупых одноклассников: потенциальных друзей и приятелей. «Они его недостойны», — уверен Джексон. — Чувак, ты мне надоел. Хватит, — говорит Стайлз, когда находит очередную испорченную пару обуви. — Мне плевать, как ты ко мне относишься. Но эту пару кед подарил один дорогой мне человек. Окей, знаешь, я обычно не бью по лицу... Джексон не сразу понимает, что у него разбит нос. Совсем не больно, точнее болит не нос, а какой-то молчавший прежде орган, сжимающий легкие и не дающий свободно дышать. Конечно, ведь у Стилински оказывается есть дорогие ему люди, чем не повод пойти и сдохнуть в каком-нибудь овраге на окраине Бейкон Хиллс. Из достоверных источников известно, что у Джексона нет сердца. Из множества достоверных, грудастых и влюбленных в парня источников. Уиттмор немедля наносит ответный удар. Ведь у него есть сердце. Есть бракованный фиброзно-мышечный орган и разбитый кровоточащий нос. Удар. Очередной удар. Еще один. И вот карие глаза с радужкой коньячного цвета смотрят только на Джексона. Его личная минута славы. Джексон видит своё отражение в глазах, замутненных пеленою боли. На губах Стилински привычная улыбка. Дружелюбная, приветливая и широкая, как у Чеширского кота. Стайлз лежит в позе эмбриона, прикрывая ребра руками. Уиттмор явно переборщил. Стилински лишь хрипло смеется жутким и неправильным смехом. Неправильным, потому что довольным и даже счастливым. Джексон думает, что ему кажется. Стилински любезно подтверждает его сомнения. — Иди и сдохни, — выплевывает Стайлз вместе с кровью. Джексон вылетает из школьного туалета. В приказах Бога не сомневаются. Уиттмор медленно гниет заживо. Когда возмездие настигает Джексона, ему даже становится легче. — Если ты еще раз притронешься к Стайлзу, то твой труп найдут на берегах Темзы, — обещает незнакомый мужчина, методично нанося удары. Джексон почему-то верит. Мужчина действует профессионально: не бьет по лицу, наносит уверенные удары, заставляя испытывать непрекращающуюся боль. Джексон отстранено замечает, почему именно Темза. Он лежит в луже собственной рвоты и понимает, что у его Бога есть ангелы-хранители. По крайней мере один хранитель в черном костюме Бриони и с дьявольской ухмылкой. Re — rerum (Материя). Джексон мечтает провести пальцами по черным нитям татуировок, оплетающих тело Стилински. Мечтает изучить каждую родинку, подвозить его на красном Порше в школу после совместных бессонных ночей. На деле же Стайлз подъезжает к школе на Бугатти. Подъезжает к тому времени, когда звонок уже прозвенел, и никто не может его заметить. Джексона давно не существует — его можно не брать в расчёт. За рулем машины мужчина, который запретил парню даже близко приближаться к Стилински. Джексон и так всегда был далек от Стайлза во всех отношениях. Уиттмор предпочел бы не видеть, как Стилински выходит из чужой машины. Не слышать тихое: — Будь осторожней. — Питер, ну что со мной случится, когда меня охраняет такой волчара, — смеется Стайлз. Мужчина, называемый Питером, по-доброму ухмыляется и запускает руку в шевелюру подростка. Стайлз отстраняется, улыбается и машет на прощание рукой. «Гомосексуальность — грех», — замечают черти Джексона. Бог Джексона безгрешен и свят. Mi — miraculum — чудо. — Стилински, будете работать в паре с Уиттмором. — Джексон впервые обожает учителя вокала. Раздается обреченный вздох Стайлза, и парень начинает биться головой об парту. Вокруг раздаются смешки, и Джексон слышит пару сочувственных замечаний. — Давай объявим временное перемирие, — предлагает Стайлз, дотрагиваясь до плеча Джексона, чтобы привлечь его внимание. Внимание Джексона не нужно привлекать, оно всегда сфокусировано на Стилински. Каждую проклятую минуту его жизни. Джексон невольно отшатывается, потому что все тело ноет от боли. Стайлз нахмуривается, и толкает его в другое плечо. Джексон не может сдержать недовольного шипения. — Тебя избил какой-то левый мужик после нашей драки? Стайлз говорит «драка», подразумевая свое избиение. Богам не врут. — Он твой любовник? Стилински краснеет, покрываясь красными пятнами от самой шеи. — Прости за него. Я не знаю, откуда он узнал, — вздыхает Стайлз. — Всё окей, — произносит Джексон, самоуверенно ухмыляясь. По крайней мере Джексон очень надеется, что улыбка выглядит уверено и совсем не жалко. Так звучал самый длинный совместный диалог за их жизнь. Fa — familias planetarium — солнечная система. — Одним словом, ты должен научить меня петь оперы, а я тебя — тяжелый рок. Начнем со скрима? — произносит Стайлз без особого энтузиазма. — Хорошо. Богам не перечат. — Питер раскаивается в своем поступке, — как бы случайно замечает. Джексон кивает. — Хочешь познакомлю с «Охотниками» в качестве компенсации. — Откуда? — Питер - известный музыкальный продюсер. МакКолл — мой лучший друг, — смеется Стилински. Они идут на концерт известной рок-группы. Джексон стоит непозволительно близко к Стилински. Он безмерно благодарен Питеру, какой-то крутой рок-группе, которую по мнению Стайлза он должен знать, и толпе, дающей возможность быть рядом со Стайлзом. Обилие людей дает ему беспрепятственно вдыхать запах Стилински. Запах морской соли, шоколадного печенья и дорогого парфюма. Чужого и непривычного. "Наверное, любимый парфюм Питера», — едко замечает внутренний голос Джексона. — Потрясающая сыгранность. Не группа, а солнечная система, — орет Стилински, пытаясь перекричать музыку, дабы Уиттмор его услышал. Джексон пожимает плечами, ему как-то плевать на чужую сыгранность. Его солнечная система — один единственный человек. Sol — solis — Солнце. — Ты понравился Эллисон, осторожнее, Скотт будет ревновать, — смеется раскрасневшийся после пары бокалов Джек Дениелса Стилински. Джексон не знал, что Боги могут пьянеть. Теперь Стайлз уже не кажется таким далёким и недосягаемым. — Скотт по уши влюблен в Эллисон, та влюблена в Айзека. А Айзек любит Скотта. Бедняга. Охренненая группа, да? — Бормочет Стайлз, засыпая на чужом диване. Джексон укрывает того пледом. Ему понравилось за кулисами. — Тебе его жалко? — Мне жалко всех, кто в кого-то влюблен. Зависимость — это больно, не нужно курить, — мямлит Стайлз, — кажется, после Джека я превращаюсь в ванильную девчонку. А мне всегда нравился капитан воробушков. — Ты мне нравишься. — Сочувствую, — произносит парень прежде, чем окончательно провалиться в сон. La — Lactea via — млечный путь. Джексон не разговаривает со Стайлзом после окончания совместного проекта. Стилински безупречно исполняет серенаду Дон Кихота, и даже Харис готов признать, что, возможно, парню стоит поменять музыкальное направление. — Джексон, не расстраивайся. Все знают, этот фрик чертов гений, — говорит Денни после того, как Уиттмор с трудом получил тройку. Джексон и не расстроен, у него и мысли не было сомневаться в чужой гениальности. А тем более, в гениальности Стайлза. Джексон и Стайлз встречаются спустя пару лет после окончания школы. Пять долгих и похожих друг на друга лет. Стайлз еще не собирает стадионы, но уже имеет многочисленный фанклуб. «Курт Кобейн жив», — кричат афиши, и Джексон только из праздного любопытства покупает билет на концерт. Только любопытство и ничего более толкает Уиттмора встретиться с Стилински после концерта. Джексон дожидается окончания концерта, чтобы попасть за кулисы. Его вовремя замечает Стайлз и таким образом Джексон оказывается в гримерке. Маленькой комнате, оклеенной кривыми зеркалами по периметру. — Классная группа, — говорит Джексон. — Мне тоже нравится, — отвечает Стайлз. «Дебильный ответ, конечно, она тебя нравится», — думает Уиттмор и наслаждается наступившей тишиной. Ощутимой и тягучей, как патока. «Дебильная фраза, конечно, она классная», — думает Стайлз и нарушает тишину. Стайлз не любит сладкое. — Ты был моим первым фанатом, — усмехается Стилински. Джексон удивленно поднимает бровь. — Да ну, хочешь сказать, что не пытался привлечь мое внимание, дергая меня за косички? — Почему "был"? — Да ты чертов Снейп. Их первый поцелуй выходит неправильным. Больше похожим на укус. Джексон обнаруживает, что целоваться в душной гримерке после многих лет, полных унижения и игнорирования, вовсе не плохо. Стилински приходит в себя первым и отстраняется. Джексону всего слишком мало, он впервые думает, что Стайлз, возможно, совсем не Бог. — Выйдем на улицу, — Стайлз накидывает джинсовую куртку, берет пачку сигарет дрожащими руками и ведет Джексона к черному ходу. — Как с работой? — В активном поиске, сорвал голос, ищу что-то связанное с преподаванием, — на губах самоуверенная и противная усмешка, фирменная, отрепетированная годами, — ты все еще с Питером? — полувопрос, полутверждение. Они целуются в грязном закоулке. Джексону никогда не нравились курящие девушки, никогда не нравились парни. Джексону всегда нравился Стайлз. — Когда мне было десять, мать умерла от рака. Известная оперная певица в самом расцвете лет, — затяжка дешевой сигаретой и тяжелый вздох, — мне было двенадцать, когда отец закончил жизнь самоубийством. В шестнадцать, я подвез одну девушку после вечеринки. Авария, а я единственный выживший. Семнадцать лет. Музыкальная школа, постоянные нападки из-за одного странного чувака. — У тебя презанимательнейшая биография. — Иди к черту. Джексон смеется, он уже давно поселился в Аду. Si — siderae — небеса. Джексон снова ждет Стайлза в душной и маленькой комнатке. Если быть честным, то парень готов признать, что поцелуи в гримерке - не самое романтичное событие в его жизни. — Боюсь даже узнать, как ты сюда попал. — Как же ты бесишь, — вздыхает Джексон слишком наигранно. Конечно же Стайлз совершенно ему не верит. — Как поживает Лидия? — по-светски спрашивает Стилински, смывая грим. — Как тебе трахаться с Питером? Джексон подходит ближе, встает на колени, и утыкается куда-то в область шеи Стайлза. — Мне предложили работу. Охрененную для новичка работу, — тихо произносит Уиттмор. Стайлз знает, ведь он сам вчера попросил Питера. Питеру совсем несложно помочь. — Работа в другом конце света, — добавляет Джексон. — Удачи, — усмехается Стайлз после некоторого молчания. Джексон смотрит на Стилински минуту и молча выходит из комнаты. Стайлз невозмутимо продолжает заниматься своими делами, пока дверь с грохотом не захлопывается. Джексон идёт по коридору нарочито медленно, надеясь, что Стилински выскочит из гримерки, позовет, остановит. Уиттмор выходит на улицу и разбивает костяшки в кровь, ударяя кулаком по грязной стене. Джексон понимает, что Богу плевать на простых смертных. Стайлз не выбегает из комнаты и не кричит в след уходящему парню: — Эй, чувак, у меня лейкоз и я могу сдохнуть в любой момент. Не говорит: — Хей, терять любимого человека больно. Засовывает глубоко и подальше: — Питер, он мне как отец. Он мой опекун и только. Давится: — Ты мое небо, Джексон. Для Стайлза небо всегда будет серо-голубым, бледным и тусклым, в цвет глаз одного единственного человека. Человека, который никогда об этом не узнает. У Стайлза в кармане открытка с поздравлением на чужую свадьбу. Все-таки вся школа думала, что он был влюблен в Лидию, поэтому ничего удивительного в открытке нет. Нет ничего странного в словах «Счастливой совместной жизни». Нет ничего страшного в том, что во втором кармане находится ампула морфия. Смертельная доза. Нет ничего удивительного в том, что Боги не задерживаются на земле.