aloe

Пожалуй, самое отвратительное в жизни за границей, в среде чужого для тебя языка — это когда нужно быстро оправдаться, а все слова, что ты так старательно запихивал в голову, разлетаются, словно стайка напуганных голубей. Ненавижу свою неуклюжесть, ну почему этот усилитель оказывается на моём пути так некстати? Из-за грохота хён поворачивает голову, хмуро глядя на меня. Не люблю я этот настороженный взгляд. Когда Дэиль-хён не улыбается, он внушает какой-то подсознательный страх. Никогда не верил в эти глупости вроде энергетических полей, но этот человек явно доказывает мне, что аура у людей существует. И я готов отдать всё, что у меня есть, лишь бы избежать влияния его ауры. — А-а… — я не могу вспомнить, как правильно принести извинения за причинённые неудобства на хангыле. Дэиль-хён смотрит на меня всё так же настороженно, разве что наушники стягивает. Видимо, чтобы выслушать все мои лажовые извинения. Я глубоко вздыхаю, потому что слова отказываются приходить в голову, и часто-часто кланяюсь, стараясь при этом мило улыбаться. — Д-дубуци…* Когда я слишком нервничаю, то почему-то сразу перехожу на свой родной язык. Хён вроде говорил, что немного понимает мандарин, надеюсь, он сообразит, что этот мой лепет — вовсе не попытка его оскорбить ещё больше. Однако вместо того, чтобы коротко кивнуть и вернуться к монитору, как бы это сделал Чонук-хён или беспечно махнуть рукой, мол, ничего страшного, Дэиль-хён лишь склонил голову в сторону, не сводя взгляд с моих глаз. — Что? — переспрашивает он, и тут я начинаю понимать, что попал. Взгляд из опасно-смертельного незаметно становится опасным в другом плане. Хочется удрать подальше, да и забыть этот инцидент, хён вроде никогда злопамятностью не отличался, но спина чувствует только холодную, гладкую поверхность стены. Ой. Воздух становится слишком густым, я слышу свой голос словно со стороны. И, кажется, я всё ещё глупо извиняюсь, обещая, что в следующий раз буду внимательнее и не потревожу хёна во время его работы. Дэиль-хён что-то спрашивает, а его низкий, чуть хрипловатый голос явно не сулит ничего хорошего. Жизнь в чужой стране уже давно научила меня распознавать настроение людей по тону их голоса. Тон хёна сейчас тягучий, обволакивающий и парализующий, и чёрт возьми, я не хочу знать, почему. Он встаёт со стула, медленно подходя ко мне ближе. — Б-буяо*, — я тяну, чувствуя, как начинаю заикаться. Мозг буквально вопит, что находиться в этой комнате опасно для жизни, но если бы тело слушалось. Я не могу смотреть никуда больше, кроме как ему в глаза, чувствуя себя словно кролик перед удавом. А он и не слушает мой ответ, явно удовлетворившись одной моей реакцией. У хёна очень красивые глаза, мне кажется, он догадывается, почему я его боюсь. Он вдруг подходит ко мне совсем вплотную, наклоняется близко-близко, заставляя зажмуриться, и тихо говорит что-то на ухо. Я напряжён настолько, что вообще не понимаю, о чём сейчас идёт речь. Надеюсь, меня всё ещё отчитывают на испорченную технику. Наверное. Его пухлые губы слегка задевают мочку уха, и я наконец слышу хоть какие-то знакомые слова. — Ты согласен? — шепчут мне этим самым тягучим тоном, и я киваю как болванчик, хоть и не понимая толком, на что. Руки хёна скользят под рубашку, его подушечки пальцев прикасаются к коже на моей спине. Он целует чувствительное местечко за ухом, потихоньку спускаясь ниже. Дэиль-хён всё знает. Он явно дразнится, наслаждаясь моей беспомощностью. Я не знаю, что делать, кажется, на крик о помощи у меня не хватит сил. Из горла вылетает лишь сдавленный шёпот. — Б-б… — я задыхаюсь от его поцелуев, пальцы сами сжимают жёсткие чёрные волосы хёна. Кажется, я прошу его остановиться. — Байтуо*… — Что? — лицо хёна снова передо мной. — Н-не останавливайся, — блею я, чувствуя, как его пальцы проникают за пояс штанов, крепко сжимая ягодицы. Я хочу его как не хотел никого в жизни. Но есть одно неприятное обстоятельство. Я — всего лишь кукла в его руках. — Хочешь… — он снова говорит непонятное слово, а пальцы пробираются в опасную зону. Кажется, я отчаянно киваю на его предложение, задыхаясь от острых ласк. Хён слишком внимательно за мной наблюдает, и это становится тем самым последним рубежом. Я позорно кончаю ему в руку буквально сразу же, не в силах больше выдержать его взгляда. Я не помню, как выскользнула рука хёна, не помню, почему сам потянулся к нему за поцелуем. Когда я пришёл в себя, меня больше не держали напротив стены. — А ты способный, — слышу я знакомую фразу от Дэиля-хёна. Он чмокает мою горящую щёку перед тем, как вернуться за работу, как ни в чём ни бывало. Ну всё, это было слишком, даже для такого опасного человека, как он. Я в панике ещё раз извиняюсь, глупо поклонившись по пояс, и удираю подальше, пока не произошло ничего хуже. Хотя, что может быть хуже раскрытого секрета о том, что мне нравятся парни?