Je T'Aime

Вдыхаю дым сигарет... Когда я начала курить? Кажется, это было вчера, и мне тогда было плохо. Откашливаюсь. Ведь приучить себя к табаку оказалось намного сложнее, чем просто вдохнуть запах табачного дыма. С грустью смотрю на пылающий костер в нашем камине. Смеюсь, когда сравниваю свою участь с горящим поленом. Ибо вспыхнуть в момент и догореть дотла - это, наверное, про меня. Смешно. «Жестокий», - в мыслях шепчу я, вспоминая лицо любимого мужчины. Горько. Саморазрушение? Кажется, я привыкла делать себе больно. Каждый вздох, каждый выдох – саморазрушение, и я даже не пытаюсь ничего изменить. Люблю. Любовь к этому человеку делает мне больно, я чувствую это как никогда... Быть может, я мазохистка? «Ты куришь?» - ледяным голосом спрашивает он, когда заходит в гостиную. Слышу его шаги за спиной. Наверное, он стоит уже близко, но гордость не позволяет мне развернуться. Вздыхаю. Лицемер. Бесчувственный лицемер. И даже не видя его, я мысленно вспоминаю каждую черточку его лица и равнодушную, бесчувственную ухмылку, которая делает мне больно. «Ох, неужели заметил? Беспокоишься обо мне? Неужели?» - иронично отвечаю я, грустно улыбнувшись. Хочется засмеяться и плакать. Громко так, как ребенок. Откашливаюсь. Даже вдохнуть табака не могу. Слабачка. «Мне все равно. Делай, что хочешь», - холодно произносит он. И я слышу, как он уходит и аккуратно закрывает за собой дверь. Как и ожидалось. Равнодушен. «Ненавижу», - тихо шепчу я и чувствую, как щеку обжигает слеза. Инстинктивно зажимаю рот рукой, чтобы не рыдать в голос. Стыдно. Вру. Нагло и бессовестно вру самой себе и окружающим, что все хорошо. Бросаю сигарету в горящий камин и резко поднимаюсь с мягкого кресла. Кому я хотела доказать, что могу? Я не могу курить, я не могу быть любимой. Хочется уйти, поскорее закрыться где-нибудь в темном чулане и спрятаться. От него. От себя. От всего, что меня окружает в этом холодном доме. «В ванну», - безмолвно думаю я. Я пойду в ванную. Пойду туда и подумаю о своем… Босиком тихо ступаю по ледяному деревянному полу. Не хочу, чтобы кто-то слышал мои шаги. Стыдно… За окном сейчас снег, но мне кажется, что в моем доме пол холоднее, чем белый покров на земле. Счастливая. Да, я стала той единственной, кого выбрал он, Учиха Саске. Лучшая. Счастливая девочка, прошедшая все стадии самого жесткого естественного отбора. Я должна была прыгать от радости и благодарить всех богов за счастье, подаренное мне небесами. Ибо этого человека я любила с раннего детства. Ходила за ним по пятам, когда мы были маленькими, хотела спасти его, когда он творил ужасные вещи, простила ему каждый кошмар, который учудил он в своей жизни. И я прыгала, и я благодарила… «Не собираешься спать?» - равнодушно спрашивает он, когда я прохожу мимо кухни. Он сидит там. Не ест и не пьет. Читает и, наверное, поэтому не остался со мной в гостиной. Он любит читать один. Но он заметил меня и спросил. Не потому, что ему интересно, а просто так, для галочки в своей голове. Я чувствую, как все внутри меня закипает. Хочется закричать: "Ну почему ты ко мне равнодушен? Я ведь твоя жена, я ведь люблю тебя, Саске-кун". Так обидно. Ей-богу. И я кричала, но раньше, не сейчас... Сейчас у меня уже не осталось сил, ибо за два года "счастливого" брака я действительно устала. Нет, вы не подумайте, что мы часто ссорились. Уж лучше б было так... Мы не ссорились вообще никогда. Вернее сказать, он никогда не отвечал на все мои попытки поссориться. «Не забывайся», - жестко отрезал он, если я говорила ему, что мне не хватает внимания. Ему всегда было плевать на то, что я чувствую. И все мои попытки духовно с ним сблизиться безвозвратно рушились, так и не начавшись. Ему ведь комфортно держать меня в стороне. Комфортная. Да, наверное, я именно такая. Удобная и комфортная женщина. «Скоро пойду», - так же холодно отвечаю я и быстрее иду в ванну. Закрываю дверь и резко включаю большой напор горячей воды. Шипит. Только в ванне я могу дать волю чувствам. Я и не думала, что от безразличия может быть так больно. «Я ведь люблю тебя, идиот. Я же все тебе простила и прощу еще, если ты что-нибудь подобное сделаешь», - думаю я и смотрю на свое отражение, зажимая рот рукой. Пусть даже в ванной и шумит вода, я не могу рыдать во все горло. Я знаю, он вновь возненавидит меня за слабость. Но слезам плевать. Жгущими глаза каплями они стекают по моим щекам, заставляя вновь вспомнить о том, что я человек. Я человек. Я женщина, которой просто необходима нежность и любовь в глазах любимого мужчины. В глазах ее мужа. Из белого шкафчика, что стоит прямо напротив зеркала, достаю аптечку. В последнее время держать себя в руках мне становится труднее. Депрессия, недосып и много лишних, мешающих смириться с холодностью мужа, мыслей. Надо выпить таблеток, ибо отчаяние порой заходит слишком далеко и заглушить его сигаретой, кофе или шоколадом уже не получится. Выпиваю три капсулы антидепрессантов. Строго по рецепту на обратной стороне бело-зеленой коробочки. Прячу баночку обратно в аптечку и умываю лицо горячей водой. Мне плевать, если от горячей воды я постарею раньше. Все равно ведь никто этого не заметит. Мне необходимо отвлечься… «Сакура, ты так похудела! Как? Каким способом!?» - восхищенно спрашивает Ино, когда на следующий день мы встречаемся с ней и Хинатой в кафе. Ровно в четыре. Как обычно, хотя признаться, в последнее время реже, ведь я избегаю лишних вопросов. Беру только кофе и улыбаюсь. «Спасибо», - неуверенно отвечаю я. С улыбкой такой, подростковой. Но ощущаю стыд. Взрослая врущая женщина. Глаза блондинки искрятся живым интересом, а Хината лишь потупленным взглядом глядит в свою чашку с какао. Молчит. Словно ее также не особо волнует, что со мной происходит. Хотя я знаю, что это не так. Я думаю, она замечает, что со мной что-то не так. Но боится, стесняется спросить об этом вслух. Я нервно сглатываю ком воздуха. Ведь говорить о том, что у меня нет аппетита, и что временами я сознательно голодаю, мне стыдно. Ибо даже месячных из-за неправильного питания полгода как нет. «Ну, да, сижу на диете», - задорно вру я и нервно чешу свой затылок. Улыбаюсь как идиотка и бессовестно вру лучшей подруге. Хината молчит, а Ино ободряюще кивает головой. Довольная. «А мне вот не хватает силы воли, чтоб на диете сидеть», - лукаво смеется она и игриво прикрывает рот рукой. Я же знаю, что эта женщина довольна своей фигурой. А я уже нет. Не нравится. Ни мне, ни ему. Хотя, мне кажется, что мужу просто плевать, как я выгляжу, и что со мной происходит. Глотаю. Пытаюсь залить чувства алкоголем. Немного тошнит, но я гордо глотаю горящий напиток. Очередной вечер проходит в семейном, унылом одиночестве. Подруги уже дома. Сидят, обнимая своих любимых мужей, а я снова одна. Снова сижу у камина с бутылкой вина. Быть может, алкоголь мне поможет? «Зачем ты делаешь это?» - слышу знакомый голос мужчины за спиной. Улыбаюсь, надеюсь, что он стал замечать перемены во мне. Хотя кого я обманываю? Смеюсь. Ведь только себя. «Тебе плохо?» - холодно спрашивает он. Усмехаюсь. И если бы меня не тошнило, я могла бы гордо запить свой ответ алкоголем. «Все просто прекрасно!» - с горькой улыбкой произношу я и поднимаю бутыль. За любовь. Еще один глоток за любовь. Но я не могу, даже пить уже не могу. «Ну, хорошо», - коротко отвечает он и уходит. Разворачивается и уходит. И пусть даже я не вижу его лица, я знаю, с каким безразличием он идет. Но слышу, слышу в его последних словах нотку раздражения. Наверное, я уже не комфортна. Я мешаю ему быть одному. Ведь раньше он часто сидел у камина, а теперь здесь пью да курю я. Но он не просит уйти, он просто уходит. Сам. «Идиот», - шепчу я и ставлю бутылку на пол. Не беспокоится. Не отговаривает портить себя. Ему ведь плевать, а я лишь полено, догорающее в нашем камине. С болью встаю. Снова в ванну, где можно немного поплакать. Иду мимо кухни, но его там нет. Быть может, он уже спит, и своими желаниями я буду только мешать. Нет детей. У меня нет детей, и, возможно, поэтому он так равнодушен ко мне? Ведь я же знаю, он хочет ребенка. Но теперь я физически не способна родить. Да и хочу ли я ломать жизнь себе и ребенку? Захожу в ванну и достаю свои таблетки. Ровно три, по рецепту. «За любовь», - иронично глотаю я, запивая проточной водой. Прячу таблетки обратно в шкаф. Стыдно. Мне будет стыдно, если однажды он узнает о них. Вода из-под крана вредна? Наверное, но мне также плевать, как любимому на меня. Я как вода, которую налили в слишком объемный сосуд. Грустно. «Не хочу я больше грустить. Надоело», - отчаянно шепчу я и открываю белую дверцу опять. Я так устала. Я так хочу спать. «Дерьмо», - ругаюсь я, когда приступ отвратительной рвоты заставляет сглотнуть, зажав рот рукой. Неприятное жжение в горле. Стыдно, и я снова плачу от того, что я ничего не могу. Промываю рот холодной водой и чищу белые зубы. Десны кровоточат, и это не очень приятно. Но запах мятной пасты во рту гораздо приятнее привкуса рвоты. «Люблю тебя», - проносится в моей голове, и я медленно тянусь за таблетками. Беру коробочку в руки. Осторожно, словно опасаясь обжечься, достаю баночку с белыми капсулами. Нет, я не хочу умирать. Чувствую, как новая горячая слеза течет по щеке. Насыпаю горсть антидепрессантов в ладонь. Я просто хочу спать. Смотрю на себя в зеркало. Стыдно. Я не хочу умирать, но больно и хочется просто уснуть. «Люблю тебя», - шепчу я. Страшно... Бросаю таблетки в раковину и скорее смываю водой. Страшно. И так стыдно за это. «Ты еще не спишь?» - вежливо интересуюсь я, когда захожу в нашу спальню. Он лежит на кровати. Читает. Хочется спать. Я слишком устала. «Нет», - коротко отвечает он и, вставляя закладку, негромко захлопывает книгу. Встает и уходит. Не любит читать, когда есть рядом я. И даже если это наша спальня, он не привык быть рядом со мной в отличное время от сна. Кажется, в последнее время даже интимная близость ему уже не нужна. Медленно раздеваюсь и аккуратно ложусь в кровать. Холодная. Но я засыпаю. Слишком быстро и легко засыпаю, что меня удивляет. Ведь я мало ем и пью слишком много кофе, чтобы так легко засыпать. Просыпаюсь. Не с ним, а одна. Я знаю, он порой зачитывается допоздна и засыпает на кресле у камина, когда меня там нет. Ему так комфортно. Встаю, одеваюсь и тихим шагом спускаюсь на кухню. Чувствую себя немного паршиво, ведь я совершенно не умею ни пить, ни любить. А алкоголь, выпитый вчера, непременно заставляет меня вспомнить об этом. Тошнит. «Доброе утро», - негромко произношу я, когда захожу внутрь. Он уже не спит. Завтракает. Не нуждается во мне, чтобы я ему что-то готовила. Ведь сварить себе кашу он может и сам. «Угу», - равнодушно кивает он головой. Пьет кофе, и я замечаю, что он немного раздражен. «Все в порядке?» - пытаюсь начать разговор я, когда наливаю себе кофе и присаживаюсь рядом. И никакого завтрака. Только кофе. Ставит кружку на стол. Тихо так и спокойно. Но я чувствую, что он раздражен. «Ты хорошо спал?» - заботливо спрашиваю я и отхлебываю глоток черного кофе. Не смотрит на меня. Смотрит на кофе. «Вполне», - коротко отвечает он. И я понимаю, что он не хочет со мной говорить. Хочу высказать ему всю боль, что накопилась во мне. Без обвинений, ведь я сама во многом виновата. Просто сказать, как мне больно, как не хватает его. И как разрушает меня его равнодушие. «Хорошо», - так же равнодушно отвечаю я и чувствую, что снова хочется спать. Встает и уходит. Не стал допивать свой кофе со мной. Лениво тянусь к его тарелке. Не доел. Не стал доедать в моем присутствии. Но запах молока, на котором он варил кашу, до сих пор витает в воздухе нашей кухни. И я чувствую его также сильно, как запах чего-то жареного у соседей. «Черт», - закрываю я рот рукой, почувствовав очередной приступ рвоты. В последние дни они стали учащаться, и я даже не знаю, влияет ли на это голод или алкоголь. Стыдно. Не хочется, чтобы он видел меня в таком состоянии. Но он и не увидит. Я слышу, как захлопывается входная дверь. Ушел. На работу или к друзьям, или еще к кому-то, кого я не знаю. Хорошо. «Госпожа Харуно», - вежливо произносит доктор, когда я все-таки решилась сходить на узи. Лежу, обреченно глядя на сырой потолок больницы, и жду результатов. «У вас есть проблемы с размером желудка. Да и по вашему внешнему виду я могу сказать, что вам следует лучше питаться», - заботливо говорит врач. Усмехаюсь. В последние дни я питалась лишь кофе, шоколадом и алкоголем. И даже таблетки и сигареты нельзя посчитать за еду. Больно. Киваю головой, словно понимаю, что извожу себя до предела. «Отнеситесь серьезно к моим словам, госпожа Харуно! – настаивает доктор. - В вашем положении необходимо правильно питаться! – мужчина делает маленькую, крохотную паузу между своими словами, и я нервно сглатываю ком больничного воздуха. – Поздравляю, вы беременны!» Лежу. Не радуюсь и не ликую столь странной новости для меня. «Давно?» - сиплым голосом спрашиваю я и поворачиваю голову к седому мужчине в очках. Доктор разворачивает экран монитора ко мне. Я ничего не вижу. Не понимаю, где среди этих бледных полосок на черном экране ребенок. Узист вновь прикладывает прибор к моему животу, а другой рукой показывает на экран. «Вот, видите, - радостно произносит он. – Это ваш малыш. Ему не более девяти недель, но сердце его уже бьется. Прислушайтесь, госпожа Харуно». Ничего. Не слышу и не чувствую ничего. И срок, увы, слишком большой, чтобы вырвать из меня этого ребенка. Тихо и молча возвращаюсь домой. Он уже дома. «Ты знаешь», - невесело заговариваю я, когда захожу на кухню. Он моет за мною посуду, которую сама я забыла помыть. Стыдно. Ибо тогда какая из меня удобная жена? Замечаю, что он одет не в домашнюю одежду. Значит, только пришел. «Я должна тебе кое-что сказать», - негромко произношу я. Почему-то мне стыдно говорить ему о том, что беременна. Почему-то боюсь проговорить эти слова вслух. Он вытирает последнюю тарелку и с тем же самым безразличным лицом поворачивается ко мне. «Я тоже», - холодно произносит он, и я прошу его сказать что-то первым. Он редко со мной говорит. Редко хочет что-то сказать. И я судорожно цепляюсь за эту возможность, в надежде услышать хоть какую-то надежду на нежность. Стоит. Смотрит на меня, но молчит. «Я ухожу», - наконец молвит он, вырывая меня из реальности. Коротко так. Как будто слова на вес золото он растрачивает их впустую. Не хочется плакать. Хочется спать. «Хорошо», - спокойно отвечаю я и разворачиваюсь к нему спиной. Иду спать. Понимаю, что новость моя здесь не будет уместна, и медленно выхожу из кухни. Не плачу, нет. Чувствую, что мне до сих пор стыдно перед ним плакать. «Не принимай близко к сердцу, - слышу его холодный голос за своей спиной и руку, тяжелую руку, что легла на мое плечо. - Ты же знаешь, что я не любил тебя». Киваю. Смотрю в пол и киваю. Пусть даже он мы никогда и не говорили так откровенно, но он никогда не говорил, что не любит меня. Но я знала. Знала и мучила себя до конца. «Конечно же, это твой выбор, - осторожно отвечаю я, краем ладони дотрагиваясь до своего живота. – Лучше так, чем жить и мучить друг друга». Больно. Но больно не так, как было прежде. Если я вода, то словно меня вылили из сосуда, а если я полено – то я уже сгорела дотла. «Все хорошо, - повторяю я и прошу его убрать руку с моего плеча. – Не стоит». И смотрю. Смотрю, как он неторопливо складывает свои вещи. И я сама, своими руками, закрываю за ним дверь. Не плачу. Не могу... Боюсь оставаться с ребенком одна, но остановить его я не могу. Медленно иду в ванну, открывая тот самый, беленький шкаф. Нет-нет. Я не хочу умирать. «Я просто посплю, - тихо шепчу я, ощущая, как горячие слезы текут по щекам. – Я просто засну», - тихо повторяю я и глотаю оставшиеся антидепрессанты. Люблю...