Твоя боль - моя боль

Впервые Джексон избивает Стайлза в самом центре опустевшей парковки, прямо перед школой, после занятий. Его дружки окружают их плотным кольцом, обозначая границы для спарринга, который, по сути, таковым не является. Стайлз не хочет драться, ясно? Он не виноват, что он такой. Он не виноват, что его избивают за его сущность. За его личность. За его всего, что он вообще представляет из себя. Именно поэтому это нельзя назвать спаррингом. Джексон бьет нещадно, тяжело замахиваясь. Преднамеренно выбирая такие места для ударов, следы от которых будут скрыты под одеждой. Там, где их никто не увидит, кроме самого Стайлза. Там, где будут ощущаться больнее всего, натираемые грубой тканью. Будут гореть огнем, напоминая о Джексоне и о том, кто он, Стайлз, такой. Стайлз радуется, что Джексон не пускает в ход ноги — Джексон дорожит своей обувью, стоимостью выше, чем жизнь самого Стайлза. Стайлз приходит в неописуемый восторг от того, что Джексон шипит и дует на разбитые костяшки, сбегая подальше от места преступления. Он заходится в истерическом смехе, прерываемым судорожным кашлем, упирается лбом в прогретый полуденным солнцем асфальт и стучит по нему кулаком. Эта боль — не в счет. Не идет в сравнение с той, которая обволакивает его, заставляя корчиться в болезненных муках, казавшихся такими бесконечными. Он становится на четвереньки, сплевывая в сторону вязкую розоватую слюну — Стайлз и не знал, что один из ударов пришелся по лицу. Он ощупывает разбитую губу и трогает ранки языком. Губы распухли и кажутся невероятными по размеру. Злость поднимается внутри него, он надсадно кричит, но недолго, так как кашель снова утягивает его. Стайлз поднимается, сжимая кулаки, собирая всю свою оставшуюся в резерве силу, и срывается с места, позабыв на стоянке свой рюкзак. Он бежит и бежит, перебегает дорогу, не смотря по сторонам. Он много позже задумается о том, что не раз нарушил правила дорожного движения, которые он наизусть знает еще с малых лет, и будет ругать себя за неосторожность. В нем нуждается отец, единственный член его маленькой, но невероятно сплоченной, несмотря на постоянное отсутствие отца, семьи. А он так нелепо подставляется. А он… Но не сейчас. Потом. Окружающий его мир сливается в одну мельтешащую картинку, сплошь покрытую рябью. Она давит на изнеможенную от боли голову так, что его глаза слезятся. Стайлз уже ничего не видит перед собой, он искренне удивлен, что до сих пор не врезался ни в одно из деревьев городского заповедника. Стайлз не успевает нарадоваться своей удаче, как запинается о торчащий из земли корень и кубарем валится куда-то вниз. Все ниже и ниже. Собирая по пути множественные кочки, неровные валуны и рельефные шишки. Стайлзу кажется, что у него болевой шок, иначе он не может объяснить себе свое состояние. Он ничего не чувствует. Возможно потому, что уже нечего чувствовать — все и так отбито нахрен. Наверное, он теряет сознание на какое-то непродолжительное время, потому что он не помнит, когда и на что он приземлился. Стайлз пробует пошевелить рукой — она неохотно, но слушается, и он приподнимается на локтях, чтобы оглядеться вокруг. Здесь темнее, чем наверху, или, по крайней мере там, где он был до того, как упасть. Стайлз морщится от осторожных движений и прикрывает глаза, чтобы собраться. Ему нужно. Он должен. Он слышит какое-то движение прямо перед собой, но не успевает среагировать. То, что на него прыгнуло, больно приземлившись на грудь, выбило весь воздух из его и так горящих огнем легких. Стайлз кожей почувствовал, как к его лицу приблизилось это, пробудив все лицевые нервные окончания. Его лицо обдало неровным теплым дыханием, выбивавшимся толчками. Как будто бы это недовольно и, самое интересное, беззвучно, фыркает. Стайлз приоткрывает сначала один глаз, а затем и второй, не в силах поверить в то, что видит. Это невозможно, это нереально. В Калифорнии нет волков, это знают все жители — что стар, что млад. Это не реально. Это не возможно. Но тяжесть волчьего тела он чувствует в полной мере, крепкие лапы волка не дают об этом забыть ни на одну гребанную секунду. Стайлз вжимается в землю от безграничного страха, его губы дрожат, и, кажется, он что-то беззвучно шепчет, но не может разобрать, что именно. Он не в силах закрыть глаза, продолжая таращиться прямо в ледяные волчьи, а в голове набатом стучит «не смотреть в глаза, не смотреть в глаза». Волк снова проделывает это, обдавая Стайлза воздухом, отчего волосы на его голове шевелятся и, кажется, встают дыбом. Когда волк наклоняет к нему свою морду — Стайлз старается не думать об острых зубах в его пасти — он-таки крепко зажмуривается. Дрожь проходит по всему телу, кажется, его начинает знобить. Волк упирается лапами сильнее, и Стайлз может почувствовать острые когти. Что-то гладкое и влажное проходит по его лицу, и Стайлз в ужасе понимает, что это волчий язык. От шока он открывает рот, точнее, он открывается сам, против его воли, и язык попадает прямо в него. Стайлз не может описать, что он чувствует. Ему не до чувств, ему страшно, дико страшно, и это, пожалуй, единственное, о чем он может думать в данный момент. После мучительно долгих минут волк прекращает вылизывать его губы. Стайлз может думать только о том, что он рад, что его до сих пор не сожрали. Волк отстраняется, дышать становится легче, намного легче, и Стайлз делает судорожный, глубокий вдох и приподнимает руку, чтобы утереться от обильной слюны на лице. Уже не так страшно, как поначалу. И либо его съедят, либо нет. Он прикасается кончиками пальцев к губам и не может поверить своим нервным окончаниям. Губы вернулись в исходное состояние, без намека на вздутие, без единой кровоточащей ранки. Стайлз на пробу двигает губами, вытягивает их и совершенно не чувствует боли. Будто бы ему вкололи приличную дозу обезболивающего. Его внимание привлекает волк (и как он мог забыть о нем?), скребя по пуговицам на рубашке. Стайлз больше, чем уверен, что его жизнь вне опасности, поэтому он делает попытку выпрямиться, сесть на земле. Его движения скованные, приносящие очень много боли, и он постоянно морщится. Волк сидит рядом и внимательно наблюдает за ним, не вмешиваясь, не упуская ни одно движение из виду. Когда Стайлз все-таки садится, то смотрит в ответ, не совсем понимая, что от него требуется. Он оглядывается назад и видит не совсем крутой подъем, что значит, что он сможет выбраться самостоятельно. Вот только… Стайлз снова поворачивается к волку и, наплевав на безумство своих действий, спрашивает: — Чего ты хочешь? Его голос охрип настолько, что он его не узнает. Волк склоняет голову набок и снова смотрит, а потом бесшумно поднимается и двигается в его сторону. Стайлз бы смалодушничал, если бы признался, что ему не страшно. От слова «совсем». Он задерживает дыхание, а когда тот подходит почти вплотную, совсем перестает дышать. Волк поднимает лапу и снова скребет по грязной рубашке. Может, он не хочет есть его в одежде? Это смешно. Стайлз вздыхает и расстегивает рубашку дрожащими пальцами, а потом хватается за край футболки и стягивает ее вместе с рубашкой через голову. Стайлз ежится от ветра, которого нет. Волк обходит его по кругу один раз, а потом разворачивается и проходит второй. Стайлзу неуютно от того, что его рассматривают, пусть это даже и лесное животное. Он обхватывает себя руками, а потом чувствует невесомое прикосновение чужого языка к своей левой лопатке. Стайлз шипит от жжения под языком, он понимает, что там тоже находится рана от руки Джексона. Он всхлипывает, когда волк заканчивает и переходит к вылизыванию другой части его покалеченного тела, ощущая тупую пульсацию в том месте, где уже поработал язык волка. Через некоторое время он весь покрыт слюной, и волк снова обходит его. Когда он останавливается прямо перед Стайлзом, ему кажется, что тот всем видом показывает, как он удовлетворен результатом проделанной работы. Стайлз хватает с земли свою одежду и мнет ее в пальцах. — Спасибо, — шепчет он, до сих пор не веря в происходящее. Волк тявкает и, махнув хвостом, мгновенно скрывается из виду. Стайлз уверен, что он спит. Стайлз уверен, что он умер. *** Стайлз приходит на следующий день в школу с самодовольной улыбкой на лице. Джексон и его дружки встречают его недоуменными и ошеломленными лицами, не веря тому, что видят. *** Джексон обходит его стороной. *** Стайлз видит полное превращение Дерека. Дерек видит, что видит Стайлз, и смотрит очень внимательно в ответ. Дерек кивает Стайлзу. Стайлз кивает Дереку. *** Стайлз. Дерек.