Никогда

За годы образ Уилла у Лиры перед глазами ничуть не потускнел. Конечно, время — хороший лекарь, благодаря ему открытая рана на сердце затянулась, и можно было куда-то ходить, что-то делать, не ударяясь каждую минуту в слезы, не ощущая такой дикой слабости, что и шевельнуться невозможно — только лежать, лежать, смотреть в потолок и тонуть в пучине воспоминаний... Лира больше не плакала, как прежде. Так часто, во всяком случае. Не лежала целыми днями на кровати, бездумно глядя в стену перед собой. За годы она наконец сумела вернуть себя в обычную жизнь, пойти в колледж, начать общаться с кем-то, кроме деймона, думать о чем-то, кроме Уилла... Ноющая без конца рана затянулась, и можно было не чувствовать её в себе каждый миг. Но Уилл никогда не оставлял Лиру. Он был с ней, что бы она ни делала, куда бы ни шла. На крыше Иордан-колледжа, на улицах Лондона, на уроках в душном классе, на шумных ужинах с другими девочками... везде и всюду Уилл был с ней. И теперь, думая о нем, она могла не плакать, не жалеть о том, чего уже не исправишь, а представлять почти без боли, что вот он сейчас сидит возле неё. Его теплая рука накрывает сверху её руку, сжимает крепко, дает понять — я рядом, я не уйду, я не оставлю тебя. Они смотрят друг на друга, и никакого дела им нет до болтающих вокруг девочек. Кирджава тихо шепчется с Паном. И они все четверо думают, как бы незаметно ускользнуть из этой душной комнаты. Уилл не оставлял её ни на секунду. Незримо он видел всё, что она делала, судил все её поступки, делил с ней все её радости и тревоги. Лира могла даже не думать о нём. Он просто был где-то в дальних углах её сознания, окрашивая собой, своим неявным присутствием, всю её жизнь. Вступая в битву с ведьмой, которая хотела её убить, Лира думала об Уилле и твердила себе — надо быть, как он, надо быть таким же храбрым и сильным, как он... И одна лишь мысль о том, как повел бы себя Уилл в этой ситуации, давала ей безмерный заряд сил и храбрости. Уилл помогал ей, ободрял её, служил ей опорой и поддержкой, даже находясь за пропастью других миров. Рана уже не болела так безумно и остро, как прежде, но порой Лире не под силу было терпеть. Это всегда случалось неожиданно — вот она сидит под густой кроной дерева, отдыхая от жуткой жары, и вдруг волна картинок из прошлого падает на неё, тянет за собой в пучину... так же они с Уиллом сидели под кроной дерева годы назад, держась за руки, и там уснули, не отпуская друг друга... Лира не успевала поймать тот миг, когда слезы начинали бежать у неё по щекам. Просто мир вокруг терял ясные очертания, в горле вставал колючий комок, дышать было трудно, а грудь просто рвалась на части от безумной, безумной боли. Лира видела перед собой Уилла, каким он был тогда, — его лохматые волосы, полоски грязи у него на лице, его крепкие руки, его порванную одежду, сияющий нож у него на поясе, его сжатые в упрямую линию губы — и одна лишь мысль о нем колола в сердце, как самый острый клинок, и Лира плакала, не в силах остановиться, прямо там, под кроной дерева. В такие редкие моменты она уже не ощущала себя собой и не знала, как жить — в этом мире, где нет Уилла... нет и никогда не будет. На помощь приходил Пан. Её более разумная и трезво мыслящая часть души. Он тыкался мордочкой в руку Лиры, заставляя девочку посмотреть на себя, и тихо, чуть слышно говорил одно слово: «Уилл». И тогда Лира, страшным усилием воли прекращая рыдать, резко закрывала глаза и шептала яростным шепотом: - Будь храброй, как Уилл... будь сильной, как Уилл... он не хотел бы, чтоб ты сейчас ревела и сходила с ума... ты должна быть храброй и сильной, как он... В конце концов слезы на щеках высыхали, будто их вовсе не было. Лира вставала, брала на руки своего деймона и улыбалась, глядя в чистое небо над головой. Да, Уилл не хотел бы, чтобы всю свою жизнь она потратила на пустые сожаления о том, чего не вернуть. В первое время, когда боль от разлуки была еще очень сильна, Лира по старой привычке думала, что сможет изменить привычный ход вещей, сможет обмануть мироздание, найти другой путь сквозь миры — и дотянется, каким-то немыслимым способом дотянется до Уилла... Но годы и разумная часть её души — Пан — помогли ей наконец осознать, что есть вещи в этом мире, во всей бесконечности миров, которые она при любом упрямстве, при любом желании изменить не сумеет. Уилл навсегда останется там, в своём мире. Она — в своём. Они больше не встретятся. Нет такой силы, что могла бы свести их вновь. Годы учили Лиру жить с ясным пониманием, что Уилла нет рядом — и уже никогда не будет. Это было очень трудно понять, еще трудней — принять и осознать, и порой она все еще срывалась, плакала, чувствовала себя слабой, одинокой и беспомощной... В такие моменты Лира Сирин просто не знала, как встать и двигаться дальше, как делать что-то, как жить обычной жизнью — но Пан был здесь и говорил ей то, что она должна наконец накрепко запомнить. Наша жизнь, говорил Пантелеймон, слишком короткая, чтобы тратить её на поиск выхода из тупика, на сожаления и грустные мысли о прошлом. Уилла больше нет, но ведь он по-прежнему рядом, в сердце, и никакая пропасть между мирами его не вырвет оттуда. Мы должны жить, как будто он всё ещё здесь. И делать то, что обещали ему — постигать науку общения с алитеометром, прилежно учиться, общаться с людьми, чтобы после, когда будем готовы, совершить то самое большое и важное. Построить небесную республику. Уилл хотел бы именно этого. Уилл сам поступил бы так же. И Лира, утирая грязные дорожки от слёз на щеках, вставала возвращалась в жизнь с новым зарядом сил, с улыбкой и с одной мыслью, которая помогала вытерпеть всё. «Я не забуду тебя, Уилл. Что бы ни случилось. Я буду любить тебя... и не забуду. Никогда, никогда, никогда»