О долге и мести

Как мстить человеку, которому обязан? Причем не только и не столько из-за клятвы верности, но согласно законам куда более древним. В день святого Фабиана, когда ты дал согласие стать оруженосцем герцога Алва, ты стал должен ему судьбу. А в тот день, когда герцог Алва поднял Моро на дыбы, ты со всей отчетливостью осознал, что задолжал жизнь. «Ричард, герцог Окделл. Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу». Перчатка в лицо. Роскошно, небрежно, с размахом, всем сразу. Людям Чести, Лучшим Людям. Тебе. И ты принял вызов. Поднял перчатку, поднялся по ступеням, преклонил колени. Поклялся. Добровольно. Конечно, можно оправдаться. О какой доброй воле шла речь, когда на самом деле выбора не было? Но право мести взывало и требовало, а алый ковер жег ступни закатным пламенем, когда ты приближался к ненавистному Ворону. Внутри кипели стыд и отвращение, но каждый твой шаг приближал миг воздания. И кто поверит, что в большей степени тобой двигали оскорбленная гордость и почти детская обида. Потому что покровительство неугодному юнцу изволил оказать только тот, кого хотелось, (да и следовало!) убить на месте. Ты ждал грома, разверзшейся земли, пробуждения Зверя. Но тишина почти звенела, и не происходило ровным счетом ничего. Ни шума, ни шороха. Ни слова против. И ты решился. Пусть об этом никто не узнает, но ты клялся назло. Соглашался вопреки. Людям Чести, Лучшим Людям. Рокэ Алве. И, целуя руку своего эра, ты с каким-то чуждым злым азартом думал о предстоящих трех годах. * * * Ты подходишь к столу, опираешься ладонями о столешницу и нависаешь над кольцом. Твоя тень гасит алые искры камней. Не ройи, определенно не ройи. Невольно вспоминается подарок Алвы королеве, легендарный камень, словно наполненный светом, сияющий сам, в то время как иным остается только ловить гранями отблески зажженных свечей. «Алва носят лишь сапфиры и бриллианты… Алые ройи ему не нужны». Однако отчего-то именно эти камни напоминали тебе о монсеньоре. Когда ты был совсем ребенком, старая нянька предложила что-то вроде игры — смотреть на человека и придумывать, с кем или чем его можно сравнить. После смерти отца, превратившей дом в склеп, ты счел себя слишком взрослым и серьезным для таких забав. Но в Лаик игра вспомнилась и помогла терпеливее сносить придирки Арамоны, которого ты в мечтах уже давно увидел поросенком в яблоках, как бы тебя ни удручало вынужденное родство этого создания и твоего гербового животного. Дальше — больше. Игра стала привычкой, и ты неосознанно искал «двойника» для каждого нового знакомого. И только герцог Алва долгое время упорно оставался единственным в своем роде. Кажется, впервые подобное сравнение пришло тебе в голову на Дарамском поле. Пришло, промелькнуло и пропало, оставив едва различимое воспоминание. Да и не воспоминание — тень его. Второй раз ты задумался об этом уже в Олларии, через день или два после возвращения. Вспоминалось светопреставление во время вручения герцогу Алва меча Раканов и — вспышкой! — алая ройя на шее королевы. Ты бы ещё мог понять, если бы сравнение родилось из цвета камня — руки Ворона по локоть в крови, это все знают. Но весь ужас состоял в том, что цвет был для тебя просто цветом, внутреннее сияние — вот что роднило камень из сказок и твоего эра, который и сам казался бы пришедшим из гальтарских преданий, не будь он таким чудовищем. «Он ищет свою смерть, а находит чужую…» Правда. Все правда. Ты, конечно, не можешь быть уверен, ищет ли Алва смерть, но жизнь для него определенно недорого стоит. * * * И когда ты успел закрыть глаза? Взгляд пытается метнуться по стенам и потолку, но неизменно возвращается к проклятому перстню. И когда все успело зайти так далеко? Ты желал и жаждал отдать долг крови потомку предателя. Но ты ждал дуэли, которая должна случиться ещё нескоро, а сейчас необходимость убийства предстала перед тобой во всем своем омерзительном уродстве. Все не так! Не так! НЕ ТАК! Ты ловишь себя на том, что повторяешь эти слова, как четверной заговор, надеясь и уповая, что морок исчезнет. Исчезнут стол, кольцо на нем, список. Разговор с эром Августом окажется дурным сном, остатки которого выбьет Алва во время утренней тренировки. И не придется выбирать, чем поступаться: жизнью других или своей честью. Честью… Вот оно! Знак Эпинэ на кольце обращается на удивление реальной молнией, полыхнувшей перед глазами. Ты герцог Окделл, Повелитель Скал. Человек Чести, и им и останешься. И тебе претит мысль убивать так подло, подсыпав яд в вино ничего не подозревающему эру, будь он хоть шестнадцать раз мерзавец. Чем ты будешь тогда отличаться от уличного бродяги, нападающего из-за угла, со спины, чтобы жертва не успела не то, что защититься — понять, что происходит? Пусть Кэналлийский Ворон зовет это глупостью, наивностью и идеализмом, но так уж сложилось, что честь для тебя — не пустой звук. Ты в долгу перед Алвой. Должники убивают кредиторов, если не хотят платить. Как расплачиваться по таким закладным, ты едва ли можешь представить, но скорее потратишь жизнь, чтобы найти способ, чем трусливо сбежишь, втайне радуясь обретенной свободе. – В чем наша сила? — В памяти и чести. Ты очень хорошо помнишь, что за пропасть лежит между вами, потомком святого Алана и наследником Рамиро-предателя. Между сыном мятежника и тем, кто утопил восстание в крови, своими руками убил твоего отца. Скалами и Ветром. Севером и Югом. Между герцогом Окделлом и герцогом Алвой. – В чем наша слабость? — В чести и памяти. Но ничуть не хуже ты помнишь песни на чужом языке, уроки фехтования, редкие искренние улыбки, смех, резкие едкие слова, в которых, если заставить себя проглотить обиду, больше толка, чем в иных толстых томах… Наверное, ты слаб, раз не можешь стиснуть зубы и, опустив крупинку яда в Черную Кровь, разменять одну жизнь своего эра на жизни тех, кто значится в списке Дорака. Герцог Алва, не колеблясь, утопил несколько деревень и убил Эстебана Колиньяра. Герцог Окделл не может представить, как сможет отравить одного человека. А, значит, быть тебе проклятым до конца времен, потому что бездействие в глазах Людей Чести станет предательством. – Что нас ждет? — Бой. Ты протягиваешь руку к перстню, надеваешь, мимолетно удивляясь, насколько по размеру он приходится. Вскидываешь голову. Отныне бой герцога Алвы — мой бой, его честь — моя честь, его жизнь — моя жизнь. Да покарает меня Создатель, если я нарушу клятву. Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина. В голове проносятся слова присяги, но лишь теперь ты готов вложить в них всю глубину истинного чувства, искреннего желания служить тому, кому клянешься в верности. И ты не подведешь. Как не подвел в день святого Фабиана. Возможно, приходит тебе в голову, в сущности, тебе не перчатку бросили, а протянули руку. 01.02.2013 г.