***
Шерлок вслушивается в звук спускающихся по лестнице шагов. Семнадцать, мысленно считает он. Входная дверь открывается, затем закрывается, и напряжение уходит из его сведенных плеч. Ушел. Снова. Неважно. Это все равно не поможет. Он упорно отстаивает возможность работать в клинике, несмотря на то, что деньги им не нужны (Мне нужны, - подчеркивает Джон. Можно подумать, у них не общий счет или кто-то из них отслеживает, сколько и за что заплатил). Миссис Хадсон отходит от кухонного шкафчика и, поставив перед ним чашку чая, легонько похлопывает его по плечу. - Вот, держи, - говорит она успокаивающим тоном. - Он вернется. Он всегда возвращается. Он ненавидит, когда его так подбадривают, со всей очевидностью подтверждая, что он чувствует внутри странную пустоту каждый раз, когда Джон покидает дом. Но он молчит и только придвигает ближе к себе сахарницу. - Ах да, молоко, - спохватывается миссис Хадсон, идет к холодильнику и достает оттуда бутылку. - Вот. - Спасибо, - нейтральным тоном отвечает Шерлок, надеясь, что она воспримет это как намек уйти к себе. Не то, чтобы ему не нравилось ее общество, вовсе нет, просто он чувствует, как назревает Тот Самый Разговор. И не ошибается. - Шерлок, - нерешительно начинает она, но он ее обрывает. - Пожалуйста, - его голос звучит напряженно. - Не надо. - Я просто хочу, чтобы ты сказал ему, - жалобно отвечает она. Прислонившись спиной к столу, она смотрит на него и в отчаянии заламывает руки. - Разве от этого будет какой-то вред? - Что именно вы хотите, чтобы я ему сказал? - деревянным тоном спрашивает он. - Не глупи, Шерлок, я же не вчера на свет родилась. Признайся ему, что ты чувствуешь, вот о чем я говорю! Видеть уже не могу, как вы оба чахнете! Все, что требуется от одного из вас - просто сказать об этом. Сделать первый шаг. Дорогой, просто мне так хочется, чтобы ты был счастлив. Шерлок каменеет. - Я не чахну. Она сухо отвечает: - О, ради Бога, Шерлок, да ты дашь фору любой викторианской барышне. Ты думаешь, я не вижу, как ты переживаешь, словно влюбленный подросток, и изводишься от беспокойства каждый раз, стоит только ему уйти на работу или на встречу с друзьями? По-твоему, я не замечаю, как ты боишься, что он не вернется? - Однажды это уже случилось, - упрямо отвечает Шерлок, крепко стиснув зубы: он ненавидит наставления. - Но он же вернулся. Вернулся, потому что любит тебя, - мягко говорит она. - И сейчас, когда вся эта неразбериха с Мери позади, он снова здесь. - Он... он не чувствует того же, что я, - с трудом произносит Шерлок, помешивая чай и угрюмо смотря в чашку. - Мы всего лишь друзья. - Откуда тебе знать? Не получив ответа, миссис Хадсон продолжает: - Шерлок, я абсолютно уверена, что в те, самые первые два года, все обстояло совсем не так. Стоит только вспомнить, как он о тебе в блоге писал! И мне все время про тебя и говорил, только и слышала от него "Шерлок то, да Шерлок сё"! Ты произвел на него поистине неизгладимое впечатление. И я уже молчу о том, что происходило в то время, когда ты был мертв, Шерлок. Он оплакивал тебя, он горевал так, словно потерял супруга. Ты был для него всем. - Возможно, но это было тогда. Сейчас все по-другому, - тихо произносит Шерлок. - Все изменилось. Кроме того, такие отношения не для него. Миссис Хадсон сжимает его плечо. - Шерлок, дорогой, не пойми меня превратно, но... ты ведь знаешь, что в чтении эмоций и чувств ты бываешь совсем не на высоте. В расследованиях тебе нет равных, не спорю, но ЭТО... это не твоя сильная сторона. Он обхватывает пальцами чашку и чувствует, как горячие стенки обжигают кожу. - Если я признаюсь ему и окажусь прав, а вы нет, это разрушит нашу дружбу, и все изменится навсегда. Он съедет. Вы же знаете, он так и сделает. Какое-то мгновение миссис Хадсон молчит. Затем она вздыхает: - А ты бы предпочел остаток жизни молчать о своих чувствах, чем рискнуть и в случае неудачи потерять его? Я понимаю. Но... никогда не знаешь, чем все может обернуться. Просто имей в виду такую возможность. Может, однажды вечером, когда время будет благоприятным... Шерлок, ведь тебя все это гложет, и однажды наступит такой момент, когда ты не сможешь удерживать свои чувства в себе. И если сейчас он может все списать на твое плохое настроение, то чем дольше все это будет в тебе копиться, тем хуже в итоге обернется. Шерлок замирает. Миссис Хадсон попала прямо в точку, понимает он. - То есть, даже если я ничего не стану говорить, ни о чем не буду его спрашивать, это все равно может все разрушить? - с горечью спрашивает он. Она снова хлопает его по плечу. - Может, - признает она. - Подумай хорошенько, возможно, лучше стоит тебе открыться ему, чем держать свои чувства в секрете, правда? Всегда лучше знать, как все обстоит на самом деле. А если есть даже крохотный шанс, что он отвечает тебе взаимностью, только представь, как вы можете оба быть счастливы! Шерлок долго думает над ее словами. - Так вы действительно думаете, что он тоже что-то чувствует ко мне? - с сомнением спрашивает он. - Я считаю, что шансы весьма велики, - отвечает миссис Хадсон, смотря на него сверху вниз. - Правда. - У меня всегда складывалось впечатление, что все совсем наоборот, - говорит Шерлок. - И потом, разве вы не слышали, как часто он с каждого угла кричал, что не гей? - Шерлок, человек необязательно должен любить только человека своего пола или только противоположного. Люди влюбляются в противовес тому, о чем заявляют. Так бывает, дорогой, - она чуть наклоняется вперед и снова легко похлопывает его по плечу, а затем откидывается назад. - Подумай об этом, - советует она. - Не спросив, не узнаешь. С этими словами она выходит из кухни и уходит к себе. Шерлок долго сидит за столом, прокручивая в голове ее слова. Он почти уверен, что не ошибся, что Джон не испытывает к нему ничего, кроме платонической дружбы. Однако в то же время миссис Хадсон совершенно права в своей оценке его способности разбираться в эмоциональной стороне дела, особенно, когда в это дело вовлечен он сам. Довод, который кажется ему наиболее убедительным, - ее убеждение, что о его невысказанных чувствах рано или поздно станет известно, хочет он того или нет. Возможно, действительно, будет лучше, если он осторожно даст понять о них Джону сейчас, чем когда они станут настолько очевидными, что даже доктор это поймет, уличив его в этом унизительном состоянии и сложив два и два. Хуже всего было непреодолимое искушение поверить миссис Хадсон. Он знает или, по крайней мере, уверен в том, что достаточно верно оценивает ситуацию, и все же... все же так заманчиво поверить в то, что она права. В его голове теснятся обрывки мысленного разговора: его признание, которое, в свою очередь, подтолкнет Джона тоже открыться ему, полуобвинения "почему ты молчал об этом все это время?". Возможно даже, что Джон отреагирует на все излишне эмоционально. Шерлок всегда представляет себе, как в итоге в какой-то момент Джон приближается к нему и целует. Эта часть его видений весьма туманна, и он проводит слишком много времени, стараясь решить, как это будет: возможно, Джон, отодвинув стул, обогнет стол и наклонится к нему, намереваясь поцеловать? Или он сам в тот момент уже будет на ногах, встречая его? Или же это произойдет в гостиной, когда они будут сидеть каждый в своем кресле? А, возможно, на диване? Подробности ускользают от него, он знает только, что каким-то образом это все-таки случится. Ночами он лежит, уставившись в потолок, где, отделенный перекрытиями и досками пола, спит невидимый ему Джон и представляет, на что это будет похоже, когда Джон коснется своими губами его губ. Шерлоку уже знакомы прикосновения его маленьких, крепких, но в то же время изящных рук, но они никогда не касались его с любовью. Касались, когда это было необходимо, когда Джон был охвачен горем и отчаянием, касались с уважением и признательностью. Но никогда со скрытым подтекстом, и Шерлок твердо убежден, что в этом случае все будет ощущаться совсем по-другому. Он хорошо понимает, что вступает на опасный путь: чем сильнее он станет углубляться в свои фантазии, обдумывая в уме подробности, тем больнее ему будет, когда неизбежно выяснится, что Джон пригласил кого-то на свидание. Шерлоку ненавистна сама мысль об этом, но он твердо уверен, что это непременно произойдет. На самом деле, удивительно, что Джон до сих пор этого не сделал, ведь он уже два месяца живет здесь, на Бейкер-стрит. Развод был окончательно оформлен в феврале, спустя месяц после того, как Мери родила ребенка, и тест на отцовство, на котором, к немалому удивлению Шерлока, настоял сам Джон, четко и определенно показал, что Джон не является его отцом. А дальше все случилось очень быстро: его отношения с Мери на тот момент подошли к критической точке, и ребенок стал последней каплей. По крайней мере, именно так Джон сказал ему в тот вечер, когда вернулся на Бейкер-стрит. С тех пор прошло два месяца. Возможно, сейчас Джон решил быть осторожнее в выборе, руководствуясь правилом "обжегшись на молоке..." и все такое. Но рано или поздно это все равно произойдет, и после создания вымышленной реальности, где Джон любит его, Шерлоку будет еще больнее узнать об этом. Шерлок выходит из кухни, ложится на диван и смотрит в потолок, спрашивая себя, стоит ли все же последовать совету миссис Хадсон и поговорить с Джоном. Сказать ему о своих чувствах и выяснить, существует ли хотя бы слабая вероятность, что Джон втайне от него тоже что-то испытывает к нему. Шерлок, конечно, сильно сомневается в этом, но что, если миссис Хадсон все-таки права? В конце концов, как им обоим хорошо известно, он уже ошибался, когда дело доходило до эмоций. Он часами думает об этом, но так и не решает, как ему поступить.***
Выходные - его любимое время, поскольку Джон, как правило, никуда не идет, а если и выходит из дома, даже если это всего лишь встреча с Гарри, то всегда берет с собой Шерлока. Большую часть времени, впрочем, они проводят дома, и Шерлок предпочитает такое времяпрепровождение больше всего, потому что дома Джон принадлежит только ему одному, и его не нужно делить с посторонними людьми, мириться с их назойливым шумом и страдать от этого. Но он делает все это ради того, чтобы ловить даже маленькие крохи внимания Джона, ради того, чтобы он повернулся к нему и улыбнулся, чтобы говорил о нем и себе "мы", делил с ним еду в ресторанах или заказывал ему еще один напиток в баре. Ради того, что когда им придет время уходить, Джон спросил его, готов ли он, будут ли они брать такси или Шерлок предпочитает идти домой пешком, напоминая тем самым каждому, что они пришли вместе и уходят вместе, потому что вместе живут. Ради того, что, возможно, если ему повезет, Джон положит свою руку ему на плечо или на поясницу, направляя его к выходу из паба или ресторана или из дома его друзей, а когда закроется дверь, они снова останутся только вдвоем, и Джон будет принадлежать ему одному, а Шерлок будет тихо радоваться этому про себя. Сегодня суббота, и они весь день провели дома за исключением того времени, когда выходили в магазин за покупками (им удалось, наконец, убедить миссис Хадсон, что они в состоянии сами их совершать, поэтому сегодня вынуждены были мужественно продираться сквозь наводнившие магазины толпы народа). Шерлок даже тактично не стал акцентировать внимание, что, не работай Джон каждый день, они могли бы всего этого избежать, выбрав для похода в магазин другое, более удобное время. Раньше они ходили в магазин по очереди или за них это делала миссис Хадсон, но теперь, похоже, с молчаливой подачи Джона, как-то вдруг оказалось, что они всегда ходят за покупками только вместе. Времена меняются, думает Шерлок. Потом они заказали доставку еды и как раз недавно только закончили ужинать. По телевизору шла очередная серия какого-то сериала, и Джон настоял, чтобы они сели его смотреть. Серия уже закончилась, и сейчас телевизор уже выключен, в камине тихо потрескивают поленья, а они с Джоном сидят каждый в своем кресле и потягивают бренди. Теплая, уютная тишина мягко заполняет собой все вокруг, и Шерлок решает, что наступил подходящий момент. - Джон, - имя срывается с его губ и диковинной бабочкой виснет в тишине комнаты: Шерлок вдруг понимает, что не представляет, как именно он собирается вести разговор, потому что все слова внезапно испаряются из его головы. Джон поднимает взгляд. - Да? Его голос звучит легко и расслабленно, и он даже не подозревает, что Шерлок, возможно, сейчас разрушит их жизнь. Или... или же его попытка приведет к тому, что между ними все навсегда изменится в другую, лучшую сторону. Шерлок делает глубокий вдох, собираясь с духом… и молчит. Он откашливается и пытается снова: - Джон, э, я... Джон выглядит удивленным. - Да? - спрашивает он, опуская книгу. - Что такое, Шерлок? Шерлок снова откашливается. - Я, э, хотел спросить кое-что… Едва он только начал говорить, как вся идея показалась ему ужасной. Возможно, лучше свернуть разговор сейчас, пока еще не поздно. Он поднимает взгляд и видит, что Джон с любопытством смотрит на него, а меж его бровей пролегает маленькая морщинка. Шерлоку хочется подняться, преодолеть разделяющее их расстояние и стереть ее подушечкой большого пальца. Если его решение завести разговор окажется верным, он на самом деле сможет сделать это, ему будет позволено быть близко к Джону, будет позволено прикоснуться к нему. Он делает еще один глубокий вдох (а что, если миссис Хадсон все-таки права?). - Это... - и снова замолкает. - Ну говори уже, что там у тебя? – все еще удивляясь, мягко произносит Джон. Сейчас все его внимание обращено только к Шерлоку, и при других, обычных обстоятельствах, он получил бы от этого огромное удовольствие. Шерлок сглатывает и пробует еще раз. - Это... просто... я бы хотел знать о, э, нас, - мямлит он, чувствуя, что все портит. Он едва рискует посмотреть на Джона, чье удивление мгновенно превращается в настороженность. - О нашей дружбе, я имел в виду, – спешит объяснить он. Но похоже, что это звучит ничуть не лучше. - Я просто… это… миссис Хадсон думает, что, возможно, ты и я… что мы… что нам нужно поговорить о том, что мы чувствуем, - наконец, замолкает он, чувствуя, что злополучные слова звучат все более и более нелепо. С ужасным беспокойством он вглядывается в лицо Джона, считывая его реакцию. Все идет именно так, как он боялся: Джон очень напряжен, а его челюсть крепко стиснута. Он несколько раз моргает, и выражение его лица замкнутое. - Что? – спрашивает он, слегка повернув голову одним ухом, словно плохо расслышал его слова. – Что ты имеешь в виду? Его слова, какими бы они ни были бессвязными и неловкими, вовсе не звучали как обвинение, смущенно думает Шерлок, чувствуя, как все сжимается у него в животе. Почему тогда Джон выглядит таким настороженным? Он старается успокоить дыхание и пульс, внезапно пустившиеся вскачь. Его ладони вспотели, но полпути уже пройдено, и повернуть назад он уже не сможет: Джон потребует, чтобы он объяснился до конца. (Плохая была идея. Определенно). Он снова откашливается. - Я имею в виду, - и его слова звучат ужасно натянуто. – Я думал, что если… - Есть ли вероятность, что, может быть… что мы не просто друзья, - наконец, выдавливает он, думая, что, наверно, нужно сказать что-нибудь еще, однако Джон уже начинает говорить. - Конечно, мы друзья. Кем же еще, по-твоему, мы можем быть? – вопрос срывается с его губ словно выстрел и ударяет его прямо в грудь. Шерлок делает судорожный вдох и не отводит взгляда от колена Джона. Почему-то он не может заставить себя посмотреть ему в глаза. - Чем-то… большим, - выдыхает он, понимая, какой чудовищной ошибкой было затеять весь этот разговор. Конечно же, теперь Джон уйдет (Не надо. Пожалуйста), но он обязан сказать все до конца. - Больше, чем просто друзьями, - наконец, поясняет он, содрогаясь в душе. Джон долго молчит, а Шерлок не может собраться с духом и взглянуть, что написано на его лице. Когда Джон, наконец, заговаривает, то тщательно подбирает слова: - Ты спрашиваешь, потому что считаешь, что мы стали чем-то… большим, или… потому, что ты хочешь, чтобы мы… были? Джон говорит очень тихо, но он хотя бы не защищается, как несколько мгновений назад. - Второе, - еле слышно произносит Шерлок. Джон вздыхает, и Шерлоку хочется умереть. Наступает тишина, недолгая и уже совсем не уютная. Возможно, та теплая, товарищеская атмосфера, которая была здесь до этого разговора, исчезла навсегда. Возможно, это все, чего Шерлок добился своей нелепой беседой. Ему бы хотелось, чтобы эти слова никогда не произносились, оставаясь лишь в его голове, где им самое место (но если миссис Хадсон права насчет другого, о чем они тогда беседовали, рано или поздно они вырвались бы у него. Возможно, действительно, лучше откровенно высказать их сейчас, пусть момент выбран и не самый удачный. Нет: он отчаянно хотел бы не произносить их совсем). - Шерлок, - говорит Джон, и голос его звучит слишком мягко (Боже, все еще хуже: Джон его жалеет). – Тебе известно, что я не гей. Ты мой лучший друг, ты очень, очень важен для меня. Я понимаю, почему… почему у тебя составилось превратное мнение…. Мы очень хорошие друзья, и, возможно, ты перепутал свои чувства с, э, с какими-то другими. Но это не любовь, и то, что я испытываю, никогда не будет любовью к тебе. И, откровенно говоря, не думаю, что и ты на самом деле любишь меня. У тебя никогда не было подобных отношений, и ты никогда так близко ни с кем не дружил. Поэтому я могу понять, почему ты, вероятно, принял одно за другое. Он замолкает, и Шерлок ощущает, как Джон внимательно смотрит на него. - Ты понимаешь, о чем я? – все еще очень мягко спрашивает он. Шерлок чувствует, как его челюсть судорожно дернулась. - Да, но я не согласен с тобой, - сухо отвечает он. - Я знаю, что чувствую. Снова повисает тишина. - Откуда тебе знать? – спрашивает Джон, стараясь, чтобы его голос звучал настолько мягко, насколько это возможно, пока он говорит. – Ты не испытывал чувств – романтических чувств – к кому-либо. Никогда не любил, я хочу сказать. То, что есть между нами, - это не любовь. Это дружба, Шерлок, мы с тобой самые лучшие, самые близкие друзья. Люди должны завидовать тому, что между нами есть. Но ты меня не любишь. Честно говоря, я не думаю, что ты имеешь хотя бы отдаленное представление о том, что это. Что значит испытывать подобное чувство. Что значит любить кого-то. Шерлок крепко стискивает челюсть. - Я знаю, что значит любить, - сообщает он доскам пола между ними. Он усаживается с ногами в кресло и подтягивает колени к груди, обняв их руками. Ему хочется исчезнуть отсюда. - Я не такой уж полный идиот в этом, несмотря на то, как снисходительно ты об этом говоришь. - Прости, - серьезно говорит Джон. – Я не пытаюсь задеть твои чувства, я просто говорю, что ты можешь легко спутать их, вот и все. Если тебе будет легче, то хочу сказать, что мои чувства к тебе… очень сильные. Я очень люблю тебя как друга, ты самый важный для меня человек. Но любовь – это нечто совершенно другое. Шерлок поднимает голову и смотрит Джону прямо в глаза. - Не говори мне, что я должен чувствовать, - жестко произносит он. – Не тебе указывать мне. Джон примирительно смотрит на него. - Да, - уступает он. – Наверно, не мне. В таком случае, все, что я могу сказать – мне очень жаль. Это… то, что сейчас произошло, этого не должно было случиться. С нами. Я не заинтересован, прости. Шерлок чувствует, как его губы сжимаются в узкую полоску, но ничего не говорит, снова устремляя взгляд в пол. Он хочет уйти, но не знает, как ему достанет сил выбраться из кресла. Наконец, Джон решает пощадить его и поднимается на ноги сам. - Я, э, думаю, мне пора наверх, - говорит он, из всех сил стараясь быть тактичным. – Слушай, это… между нами ничего не изменится, насколько я понимаю. Просто сделаем вид, что этого разговора никогда не было, ок? Возможно, это и к лучшему. Но не забудь, что я сказал: наша дружба очень важна для меня. Я серьезно. А этот разговор… он не имеет значения. - Для тебя – нет, - еле слышно произносит Шерлок, с усилием сжимая челюсть. Джон замирает, потом вздыхает и Шерлок краем глаза видит, что он опустил голову. - Опять я все испортил, - неловко произносит он. - Прости, мне очень жаль, правда. Он замолкает, ожидая, по всей видимости, ответа Шерлока. Но тот молчит, и Джон опять вздыхает. - Ну, хорошо. Я, э, поднимусь к себе. Спокойной ночи. Но Шерлок продолжает молчать. Он слушает, как тот поднимается по лестнице (семь шагов, остановка, затем еще пять), как захлопывается за ним дверь в спальню. Шерлок сидит, не делая ни одного движения. Огонь в камине потух, и в комнату заползает холод. Льющиеся из окна длинные полоски лунного света перемешиваются с темными языками теней, и знакомые предметы окрашиваются в призрачные цвета. Шерлоку хочется провести в кресле всю ночь, но Джон точно посчитает это чересчур мелодраматичным и будет прав. Ему хочется уйти из дома. Набросить пальто, шагнуть за дверь и никогда не возвращаться, но даже мысль об этом для него непереносима - ведь это означает потерять все, что ему так дорого, не только Джона (что было бы хуже всего), но и расследования, эту квартиру и миссис Хадсон. Не так уж и много, но во всем этом заключена вся его жизнь, та жизнь, по которой он так безумно скучал в то время, когда был вынужден скрываться. Его уход также будет означать, что он отвергает искренние дружеские чувства Джона и отказывается от всего, что ему дорого, только потому, что Джон не допускает даже мысли о том, что Шерлок действительно испытывает к нему эти чувства, не говоря уже о том, чтобы открыто признать, что есть даже крохотная вероятность, что он сможет на них ответить. Самое худшее во всем разговоре - это как раз искренняя убежденность Джона в полнейшей неспособности Шерлока понимать, что такое любовь. Он действительно так думает. Шерлока пронзает острая боль, когда он осознает, что Джон, возможно, в чем-то прав, ведь он и правда, как тактично сказала на днях миссис Хадсон, не силен в эмоциональной стороне отношений. После того, как Джон долгие годы яростно отрицал поставленный Шерлоком самому себе диагноз "социопатия", Шерлок вдруг начинает верить в него, хотя кое в чем он твердо убежден – ему нужно от Джона гораздо, гораздо большее, чем есть между ними сейчас. Возможно, все это действительно лишь его эгоизм, его ревность и желание, чтобы все время, внимание и интерес Джона безраздельно принадлежали лишь ему одному. Возможно, все это действительно не любовь, хотя он все же уверен в обратном. Уверен, что его чувство - что-то большее, чем эгоистичная потребность узнать вкус его губ на своих губах, желание увидеть в направленном на него взгляде то же, что было во взгляде Джона на Мери до того, как выяснилось, кем она в действительности является. Больше, чем желание делить с ним одну постель, лежать рядом, обмирая от восторга, и всю ночь вслушиваться в его тихое дыхание. Гораздо больше. Не одни только платонические чувства заставляют его так сильно вожделеть Джона, так жаждать его прикосновений, что порой ему кажется, что его кожа сейчас треснет. Он умирает от желания узнать, как выглядит Джон, когда он возбужден, каково это, когда Джон поведет себя как любовник, а не друг, как будет звучать его голос, как будут ощущаться прикосновения его рук на шерлоковом теле. Вне сомнения, это нечто большее, чем чистый научный интерес. Все это и то, что когда он ласкает себя в уединении своей комнаты или в душе, то думает о Джоне, все это свидетельствует о более серьезных, чем платоническая привязанность, чувствах. Как же все плохо. Теперь Джон знает, что он хочет, даже если и считает, то Шерлок понятия не имеет, что он на самом деле чувствует. Плохо уже то, что от его утверждения, что он испытывает то, что испытывает, так решительно отмахнулись, но то, что Джон считает, что Шерлок не представляет, что значит любовь, – это просто ужасно. Он не просто не любит Шерлока, он отвергает саму мысль о любви к нему. В лунном свете Шерлок закрывает глаза и снова хочет умереть. Ближе к четырем утра он, наконец, с трудом вытягивает одеревеневшие ноги и, механически переставляя их, направляется в спальню. Он не представляет, как будет утром за завтраком смотреть Джону в глаза. Не только завтра, впрочем, но и все последующие дни. Его жизнь только что обернулась кошмаром, от которого нет пробуждения. Шерлок сворачивается под одеялом в клубочек и мысленно переносится в будущее, где Джон вскоре заводит новые отношения, скорее, чем он сделал бы, если б не было этого разговора, просто ради того, чтобы убедить Шерлока самым решительным образом, что никакие отношения между ними невозможны. Он слышит мягкое сочувствие в голосе Джона, когда тот сообщает, что начал встречаться с женщиной (кем бы она ни была), слышит, как тот снова произносит не гей! и отчаянно желает удалить из памяти эти слова. А хуже всего то, что он знал. Знал, что затеять этот разговор будет дурной затеей, и так оно и оказалось. Ему следовало верить своему инстинкту и остановиться прежде, чем разрушить все, что у них было. А сейчас стало слишком поздно, и отныне всегда будет поздно: сказанных слов не вернуть, и они будут висеть между ними вечно. Шерлок переворачивается на бок и бездумно смотрит на противоположную стену. Где ему достать сил, чтобы выдержать завтрашний день?