Трахни меня в душу. Будем менять позы...(с)
За панорамным стеклом темные силуэты машин. Они мерцают глянцем пластмассы в витраже неоновых огней неспящего города. Стеклобетонные конструкции, загораживая небо, висят надо мной и держат в силках нерушимой ловушки. Маленькая стрелка часов уже перешагнула цифру «12». Только сейчас это не важно. Важно - размеренно барабанящий дождь и она. Стерва с огромными глазами цвета выдержанного виски. Сука с черной дырой в груди вместо сердца. Она засасывает, безжалостно треплет, рвет на части, ломает кости, истлевает любую надежду. Пора прекращать ей трахать мою жизнь. Десять секунд и по-кошачьи тихие шаги… Пришла. Легкие касания мягких ладоней по голой спине заставляют невольно напрячься мышцы. Я чувствую ожоги ее дыхания, перемешанного с парами алкоголя. Кривлю губы в подобии ухмылки и отхожу к журнальному столику, мазнув взглядом по хрупкой женской фигурке. Держу пари, что под черным плащом ничего нет, кроме шелковых трусов. Шлюха. Наверняка выскользнула из объятий своего блондинистого муженька после нескольких минут отвратного секса, не принесшего ей нужной разрядки, накинула первое, что попало под руку, и примчалась сюда отравлять меня терпким ядом иллюзии подобия… Да подобия всего. Нежности, преданности, любви. Любви… И снова ухмылка, потом смачный плевок себе под ноги. Дрянь! Хриплое: «Какого черта пришла?» производит нужный эффект – морщится, точно от пощечины. Неприятно? Привыкай, детка, сегодня мы играем по моим правилам. - Не скучал? – Скучал. Дико. Но ты об этом никогда не узнаешь. И так слишком много слабостей чуешь во мне. Стоя к ней в пол-оборота, беру со стеклянной поверхности столика пачку сигарет. Ритуал, доведенный до автоматизма: зажатый губами пятисантиметровый кайф, щелчок колесика зажигалки и оранжевый отсвет огонька. Глубокая затяжка, запрокинутая голова, полуопущенные веки и густой серебристый дымок. Нирвана. Ее непроизвольный выдох, навивающий туман воспоминаний. Давно забыл, как не мог дышать без нее. Сейчас легче. Но тогда… До сих пор не могу принять это гребаное противоречие в коктейле из ненависти и любви. Отчего во снах видятся побелевшие костяшки пальцев на ее шее, почему челюсть сжимается при мысли о чужой руке на ее талии, о законно расположенной руке?! Как назвать тянущее чувство где-то у ключиц, когда одинокая ночь ледяным дыханием сковывает тело? Но рано или поздно всякое нежное и вечное не выдерживает конкуренции с потребительским отношением предмета обожания. И тогда ненависть вкупе с отвращением к самому себе полноценно обосновываются в груди, распространяют скользкие щупальца, отравляя, заставляют пересмотреть систему ценностей. Кардинально. И именно тогда приходит решение. Окончательное. Они шепчут, что иного выхода нет и быть не может. Не в нашем случае. Резко выдохнув очередную порцию дыма, разворачиваюсь и приближаюсь к ней. Не прерывая зрительного контакта, она обвивает мое запястье тонкими пальцами и подносит руку с зажатой сигаретой к своим губам. Слегка сузив наглые кошачьи глаза, нарочито медленно затягивается. - Скажи, ты хоть раз, живя в своей гребаной сказке, вспоминала о моих чувствах? – глядя, как она неторопливо, смакуя каждую секунду, выпускает терпкий дым, чувствую хрип в голосе, воздух становится спёртым и негодным для дыхания. – Задумывалась о том, что и мне бывает больно? Задумывалась? - Отворачивается в сторону, нарочито непреднамеренно перебирая вязки плаща. Такая смирная. Бесит. Решила, блядь, что я поверю в это сожаление?! Тешь себя надеждами, детка. За столько лет наших странных отношений я научился читать тебя наизусть. И я знаю, что каждая твоя эмоция, слово, жест – очередной обмозгованный, тщательно выверенный ход в игре с правилами, понятными только тебе одной. Достало. Грубо сжав на затылке копну темных волос, тяну вниз, заставляя ее приподнять голову. - Посмотри на меня, - тихий шепот опаляет и без того пересохшие губы девушки, отчего ее ресницы дрожат, но глаза так и остаются закрытыми. Заново изучая каждую родинку на светлой коже, я затягиваюсь и щурюсь, медленно выдыхая ласкающее белесое облачко тропинкой по ее коже, вслед проводя влажную дорожку языком по шее. Судорожный выдох и распахнутые глаза с расширившимися вмиг зрачками в ответ на мою провокацию. - Сегодня будет так, как захочу я. Всего несколько секунд и, испепеляя ее взглядом, щелчком отправляю куда-то в сторону дотлевшую до фильтра сигарету. Схватив узел пояска, резко дергаю на себя и жадно впиваюсь в губы. Она в моих руках, как тряпичная кукла. Легкая. Непонятно, в чем душа держится. Может, там и нет никакой души. И никогда не было… Ответные страстные покусывания сводят с ума, их ядовитая сладость заменяет мою кровь и течет по жилам быстрым, бурным потоком. Жжется, но заставляет хотеть больше. Пока я наслаждаюсь яростной лаской ее губ, она торопливо, дрожащими от страсти пальчиками расстегнув пуговки на плаще, скидывает его, оставаясь лишь в трусах, и тащит меня в сторону кровати. - Эй, - останавливаю, чувствуя, как ее горячие ладони скользят по талии и поднимаются к спине, понимая, что еще чуть-чуть - и инициативой окончательно завладеет она. – Как я захочу! – напоминаю, больно кусая строптивицу за шею, оставляя красный след от зубов на нежной коже. - Ну, тогда накажи… - превращая все в фарс, снова чуть касается губ, обжигая их дыханием, заставляет вдохнуть такой родной аромат своего тела вперемешку с горьким алкоголем, - меня… – Издевается. Даже удовольствие получает. - Стерва, - Легкая ухмылка, и она, едва коснувшись языком пульсирующей венки на шее, останавливается пальцами на металлической пуговке джинс, точно чувствуя, как по моему телу пробежала немалая волна возбуждения. Она хочет и точно знает, что получит меня целиком и полностью, чего бы ей это ни стоило, и какие бы стены я не выстраивал, оберегая свои, черт побери, напускные гордость и самолюбие. Всего несколько секунд, и ее ловкие пальчики оказываются уже за резинкой моих трусов. Да здравствует агония, мать ее так, будто раскаленным ножом в грудь, который не просто с мастерством патолога режет душу, а кромсает ее на куски с упорством заправского мясника. Учащенный пульс, срывающееся дыхание, ускоренный бег крови по венам, адреналин, ее безумные стоны прямо в губы от моих ответных бесстыдных ласк… Подтолкнув ее к кровати, на которую та упала спиной, склоняюсь над ней. Касаюсь ладонью гладкой кожи плоского живота, останавливаю затуманенный взгляд на подернутых хмелем глазах. Понимаю, что в них нет ни намека на чувства, лишь всепоглощающее желание удовлетворить собственную похоть. И чего ты ожидал, ублюдок? Уловив легкое замешательство, она переворачивает меня на спину и садится сверху, кладет мою ладонь себе на бедро. Требует откровенных прикосновений, одновременно впиваясь в губы застилающим разум поцелуем. Всегда добивается своего! Ее хриплые стоны постепенно переходят в неудержимые крики в параллель резким, грубым, агрессивным движениям моих бедер. Срывающийся голос опаляет все вокруг своим огнем. Мне хочется тонуть в ее безумии, чувствовать, как она бьется о грани рассудка и вручает все свои силы. Сейчас я готов сходить с ума вместе с ней, прикасаясь к пшеничной коже, вдыхая манящий аромат ее волос, растворяться в юном теле, которое отдается целиком и без остатка. Напоследок…***
Сжимая гладкую сталь черной береты, холодящей кожу, я пристально вглядываюсь в лицо умиротворенно спящей стервы, обнаженное тело которой прикрыто шелком простыни. Образ темноволосой красавицы больше не вызывает ни единой нежной эмоции. У этой принцесски вместо короны змеиное гнездо на голове, а трогательные, по-оленьи большие глаза насквозь затоплены ненавистью. И не дай Бог еще раз повестись на дьявольский блеск темных омутов. Сука заплатит за все. За изуродованное прошлое и избитое настоящее. За разодранное в клочья сердце. За то, что сильнее хлыста сечет душу, забывая навсегда незатягивающиеся уродливые раны. Она, по-детски причмокнув губами, переворачивается на спину, чему-то улыбаясь во сне, вызывая отголосок грусти. Буду ли я тосковать по ней? Черта с два. Подобная тяга только убивает. Пришло, наконец, время рубить веревки. По-другому мне просто не справиться с этой зависимостью. Щелчок предохранителя и ладонь крепко зажимает ее рот. В мгновение распахнутые глаза отражают непонимание и испуг, превращающиеся в животный ужас, когда она чувствует холодное дуло револьвера у лба. Руки моментально взлетают вверх, обнажив грудь, и пытаются отодрать мои пальцы от лица, но я лишь усиливаю нажим, коленом придавливая девичьи бедра, намертво пригвождая ее к постели. - Тебе так нравится? – хриплю, буравя ее взглядом. – Сама виновата, теперь не скули, - чувствуя, как горячие слезы дорожками скатываются по ее вискам и обжигают мою руку, теснее прижимаю металл к бледной коже. Врезает в ладонь мое едва различимое в сипе имя, судорожно всхлипывая. - Тихо-тихо, детка. Ну же, т-ш-ш-ш, послушай меня… Хотя бы раз послушай, я сказал!!! Ты же ничего не знаешь, ничего! И не хочешь знать, дрянь! Ты чувствуешь хоть что-нибудь вообще? Кроме любви к самой себе? Ты даже не представляешь, каково оглядывать осколки собственной жизни! Не поймешь никогда! - замолкаю, жадно впитывая ее взгляд, стараясь рассмотреть там осознание? Понимание? Да что б ты сдохла! – Это болезнь, детка. Ты похлеще какой-нибудь африканской лихорадки. И это, - я ласково оглядываю оружие, - лечится только радикальными способами. Наклоняюсь к ней, на минуту отнимая пистолет ото лба, запечатлеваю на коже прощальный поцелуй, пресекая попытки вырваться еще более сильным нажимом на бедра. - Бессмысленный треп – трата времени. Я устал тебя любить, я просто устал. - Уверенное нажатие пальца на курок и согревающий щелчок. Красное пятно на подушке – это огромная точка, которую так долго и так безрезультатно я пытался поставить чертову прорву времени. Отстраняюсь, наслаждаясь тишиной, и прислушиваюсь к себе. Боль моментально пронзает тело. Бьется, словно птица в клетке. Живо, остро, невыносимо… Только одно желание застилает глаза - не чувствовать ничего. И алая клякса, как в гребаном гангстерском боевике под зловещий фон музыки где-то на подкорке, почему-то затапливает легкие, и я задыхаюсь. Отупляющее чувство ужаса содеянного расползается под кожей капроновыми нитями по сосудам. Господи, а это когда-нибудь закончится? Мечтай, мудак! Но все равно жду. Дикая обреченность разливается по телу и понимание того, что я ошибся. Ошибся!!! Ничего не закончилось и не закончится никогда! Никогда!!! Зависимость с новой силой бьется о грани сознания и от нее невозможно избавиться. Господи, что же я натворил? Металл обжигает кожу виска. Последний судорожный вдох и прижатый спусковой крючок останавливает на раз поток удушающих мыслей. Play… Pause. Stop. Game over.