Управляемый

…Не надо быть человеком большого ума, чтобы осознать, когда следует остановиться. Только вот подчас эмоции берут верх, они сильнее разума и логики. Определенно, когда у тебя ни с того ни с сего исчезает сестра, здесь не до глубоких размышлений. Ты бегаешь по городу, в панике суешь под нос каждому встречному рисунок, наскоро начерченный твоей рукой. И, черт возьми, неважно, что художник из тебя так себе, а девочка на рисунке куда больше напоминает пуделя — курчавого с белым бантом. Увы, никто ничего не видел, все смотрят на тебя со смесью негодования и удивления. Ведь если в городе пропадает ребенок, то на каждом столбе появляется объявление о пропаже — черно-белая графика, автор которой куда талантливее и опытнее в этом вопросе. Но объявлений нет, столбы заклеены изображениями сбежавших заключенных. Твой отец — простая пешка в Синдикате — морщит нос при виде их лиц. Твой отец знает многое. Только на исчезновение Саманты он закрывает глаза и работает, работает, работает. Саманту целыми днями ищете лишь вы с матерью. А ночами ты видишь сны о Черном дирижабле с изорванным в клочья куполом и гайдропами (1), свисающими с бортов, словно щупальца огромного осьминога. Он светится изнутри, и Саманта в белом платье плывет к нему навстречу. _____________________ Прим. автора: (1) Гайдроп — балластная веревка, служащая для торможения движения и смягчения удара корзины при окончательном спуске воздушного шара или дирижабля. В эти первые мгновения, когда дирижабль завис у вашего окна, ты испугался. Страх не позволил двинуться с места. Со слезами на глазах ты наблюдал, как огромный воздушный корабль исчезает за тучами. После похищения Саманты отец начинает пить. И пьет до тех пор, пока ты не встречаешь его у двери — едва стоящего на ногах, в изодранной ветровке (еще недавно совершенно новой — вы с матерью сделали ему подарок на юбилей). Ты говоришь: «Опять». А потом: «Зачем ты пришел?» И наконец: «Лучше бы не Саманта, а ты исчез навсегда». И отец пропадает на следующее же утро, заверив всех, что отправляется на поиски дочери. С тобой он старается больше не встречаться. Его уход плавно перерастает в тихий развод, который не замечают даже соседи. Два дня ты сидишь в своей комнате, переставляя фигурки старой детской игры, еще два дня в отчаянии смотришь на часы, позабытые отцом на тумбочке. Раньше ты любил эти часы — на толстом кожаном ремне, с широкой металлической бляшкой, часы, которые неудобно носить на запястье. Отец надевал их поверх ветровки, крепил на предплечье. На часах тройной циферблат, чтобы никогда не ошибаться во времени прибытия дирижаблей с севера и юга. В Синдикате всё идет по часам — ведь даже пешка играет в шахматной партии не последнюю роль. Ты долго не можешь справиться с собой. Время уходит — огромные часы отмеряют его слишком быстро, — а ваш дом всё еще пуст. Никто не спрашивает о Саманте. Ее словно вычеркнули. И тогда ты начинаешь рисовать, пытаясь вспомнить каждую родинку на ее лице, угадать точный оттенок карих глаз, изгиб кудряшек. А потом бегаешь с этой картинкой по улицам, показываешь ее путникам и работягам, рулевым и торговцам. Они крутят пальцем у виска. — Этой девочки не существовало, Фокс, — как-то сказал я тебе, отправляя в полет колечки белого, как молоко, дыма. Моя курительная трубка не намного моложе меня, зато пережила она многое. Она видела столько же личностей — важных и не очень — сколько видел я. Ты тогда лишь отмахнулся. — Вы врете.

***

Местные старожилы рассказывают легенды о Черном дирижабле, потерявшем гондолы с двигателями в бою. Он не упал на землю, а навсегда остался в небесах. Твои друзья за рюмкой портвейна однажды убеждают тебя, что именно такой дирижабль забрал твою сестру — они иногда забирают неприкаянные души. Ты совершаешь странный, необдуманный, на мой взгляд, поступок: ты покупаешь дирижабль. Старый, потрепанный, с прогнившей пассажирской гондолой и залатанным на сто рядов куполом из лакированной ткани. Дирижабль продавал один из тех ребят, которых в городе называли «плутами» и «барыгами». Ты понимал, что на большее денег у тебя не хватит. Десять лет копить для того, чтобы броситься на поиски, прочь из города, отрицающего существование твоей сестры, следом за горящими в небе огнями. На это способен лишь Малдер-младший. У меня никогда не было своего дирижабля, но и без этого я появляюсь, где хочу и когда хочу, всё чаще именно в тот момент, когда меня никто не ждет и уж точно не желает видеть. Кстати, о твоих безумных друзьях… Ты взял всех троих к себе на дирижабль. Теперь низенький очкарик неплохо справляется с обязанностями кока, длинноволосый чудак занимает место впередсмотрящего, а высокий брюнет сутками напролет смотрит на землю через потрескавшееся закопченное стекло и наносит новые объекты на карту. Остальных членов команды ты подбирал долго, только по одному тебе известному принципу. Случалось даже, что кто-то уходил при следующей же дозаправке. Наконец, твой дирижабль, ведомый ветрами, поплыл по воздуху, словно повидавший сотни морей кит. Ты шел вперед, только вперед. И в те моменты, когда тебе казалось — вот-вот из-за облаков мелькнет черный купол, который увез от тебя Саманту, непременно вмешивались посторонние силы. С каждым днем с ними становилось бороться всё труднее. Свидетели умирали, дирижабли падали, те, кто что-то видел, замолкали навсегда. Мне не хотелось бы тебя разочаровывать, но в этом всегда виноват я. Без сомнения, мне не требуется слишком много — достаточно отдать приказ. Передо мной капитулируют правители множества стран. Я знаю, на какие рычаги и с какой силой следует нажать, чтобы сильные мира сего были готовы целовать мои ноги. На их счастье, я не люблю излишеств. Как-то раз вы зашли в бухту в маленьком городке на границе, и старпом принялся командовать погрузкой. Про твоего старпома следовало бы поговорить отдельно — он давно бы сам стал капитаном, не будь чрезмерно честолюбивым. Впрочем, кому интересно слушать о чужих неудачах? Куда важнее рассказать о том самом вечере, когда на твой капитанский мостик поднялся он — совсем еще мальчишка, рыжий, как все ирландцы, но жутко самоуверенный и упрямый. Он не попросился, он поставил тебя в известность, что нанимается рулевым за любые копейки, потому что в этом "богом-забытом-проклятом-месте" ему делать больше нечего. Вечер, кстати, был самый обычный. Дождь кончился совсем недавно, дышалось легко, ведь южный ветер наконец сменился на восточный. Может быть, поэтому ты сдался и взял его к себе на испытательный срок. А может, потому, что до следующей остановки (а вы собирались забить гондолу провизией уже утром) оставалось всего несколько миль. Так что высадить оборванца твоим ребятам не составило бы труда. — Мне нравится твой дирижабль. Позволишь осмотреть капитанский мостик? Вот так просто. И ты позволил. Мальчишка рулил так себе, путался в карте, абсолютно не ориентировался в приборах. Потому весь вечер ты бегал на рубку, спорил, ругался. В пылу очередной перепалки неуклюжий пацан задел и без того на ладан дышащее окно. Пришлось снижаться — промозглый воздух, заполнивший рулевую рубку, утихомирил твою ярость. Окно заделывали на ходу и в оставшиеся ночные часы летели молча. А утром ты понял, что эти невозможно-рыжие-волосы еще рыжее, чем тебе казалось вечером, что улыбка мальчишки определенно не так уж отвратительна, а в его словах, поступках и — помоги нам боже! — советах есть смысл. Ты не высадил его в то утро, не высадил и на следующее. А потом думать об этом уже было некогда: бок о бок вы боролись со стихией — с севера подкрался ураган.

***

— Еще! Хочу еще! — вопит мальчишка, подбрасывая к потолку бумажный дирижабль.

***

— Ровнее, ровнее, Скалли, — ты откашливаешься. Рулевой так и норовит заснуть у штурвала. — Да, да, — Скалли трет лицо и зевает, разглядывая пролетающие мимо облака. — Светает. — Определенно. Сегодня тебе снова снилась Саманта. Она шла по розовому облаку в предрассветном мареве и смеялась. — А правду говорят о тебе, Малдер? — Скалли косится на тебя через плечо так, что ты с трудом сдерживаешь улыбку. Он слишком часто лезет в чужие дела и делает это чересчур нагло, хоть и чертовски проворно: пробирается в душу, ставит раскладной стул, закидывает ногу на ногу и починяет примус, пока ты мечешься в панике из угла в угол, ощущая себя будто на допросе. Нужно что-то делать, выносить подобное ты больше не желаешь. И ты интересуешься: — Что же говорят? — Что ты — чокнутый призрак. Гоняешься за несуществующей легендой о призраках-дирижаблях. — За легендой о Черном дирижабле. Он один, Скалли. Мальчишка не дает договорить: — Просто мы бороздим небеса уже неделю. А я по-прежнему не знаю цели. Ты морщишься. — Мы кое-что перевозим, продаем кое-кому. Потом снова покупаем товары. Торговое судно, разве ты не знаешь? — Мы перевозим слишком мало, продаем слишком дешево. Всё очевидно, Малдер, — Скалли прислоняется к рулю. — Мне-то ты можешь сказать. Уже тогда Скалли был уверен, что ты раскроешь перед ним карту, испещренную беспорядочными отрезками, соединяющими места, где кто-то когда-то видел Черный дирижабль. Здесь нечему удивляться. О, Малдер! Иногда ты бываешь слишком предсказуем даже для меня. — Гоняюсь, — признаешься ты. — Эта легенда забрала мою сестру. Я отчетливо видел свет, Черный дирижабль, я видел… — Или хотел видеть? Ты нахмуриваешься, приглядываясь к ломаной линии горизонта где-то далеко, очень далеко. Ты надеялся, что он поймет? Это бессмысленно. Мальчишка, мечтающий когда-нибудь стать капитаном, тонкий и хрупкий, как спичка, он вряд ли способен поверить в легенды, как бы ему самому этого ни хотелось. Или всё-таки?.. Я-то знаю, чем закончится эта история. Поверь старику, я знаю всё. — Вообще-то, — Скалли глядит задумчиво и мягко, — человек не может исчезнуть просто так. — Не может, — соглашаешься ты, теряясь в глубине васильковых глаз. — А мир не так уж огромен. И если тот дирижабль всё еще летает, мы найдем его. — Тебе-то это зачем, Скалли? Мальчишка улыбается, активно вращая руль, чтобы обойти зависшее низко-низко облако. В улыбке скрыто что-то таинственное и притягательное — тайна, которую очень хочется разгадать. Кстати, это желание готовы разделить с тобой многие. — Я просто хочу знать. Ты молчишь, изучая черты его лица. Солнце поднимается всё выше и выше, окрашивая облака в розовый цвет. — Как думаешь, Скалли, гуляя по облаку, можно не замочить ноги? Скалли пожимает плечами. — Облако — это всего лишь пар, капельки воды, которые… Вот так и начинается ваша история.

***

— Мистел Спендел, — юный Малдер картавит и всё время норовит забраться на облучок дивана, но он слишком покатый для четырехлетнего мальчишки. С облучка интереснее запускать бумажные дирижабли. — Мистел Спендел… А вы всё выдумали. — С чего ты взял? — я сжимаю ручку кофейной чашки. Ох, Тина, твой кофе всегда великолепен! — А у меня нет сестлы. — Нет, — киваю я, разглядывая через окно розовую полоску облаков, — но будет. Виноградники Марты — отличное место, чтобы растить детей. Малдеры не ошиблись с выбором. На одно мгновение мне кажется, что где-то в небе мелькает черное пятно — с грацией кошки оно скользит между облаками и прячется за деревянной оконной рамой. Детьми так легко управлять. Надеюсь, ты запомнишь мою сказку навсегда, Малдер. И, когда станешь постарше, выберешь правильный путь. Сказка закончена, и я закрываю глаза, вновь и вновь пытаясь расслышать отзвуки возможного будущего.