Бездушный.

Мы сидели на холме и смеялись, долго и сильно, будто кто-то со всей дури нас щекотал, а потом ты много раз бил меня по щекам. Ударил пятнадцать раз. Мы сосчитали. Я подставлял лицо, ожидая когда на него опустится крепкая, мужская ладонь и закрывал глаза, иногда вздрагивая. Знаешь, скулы болят до сих пор, но я не жалуюсь. Я позволил бы тебе ударить себя снова и снова, потому что мог. Потому что, ты ведь это не со зла. Ты просто хотел развеселить нас. И у тебя получилось. Когда ты ушёл, я всё ждал, вдруг обернёшься, но ты уверенными шагами ступал по асфальту, а пасмурное небо провожало тебя до самого дома. Знаешь, у тебя получилось. Я начал смеяться раньше, чем осознал, что не могу проронить ни единой слезы. Мне было смешно и больно. Нет, не из-за дурацкой игры. Мои лёгкие уже и не помнят, когда в последний раз всасывали столько дыма. Интересно, что ты делал, когда вернулся в квартиру? Я думал об этом, а ноги подкашивались и упрямо не хотели идти. Каждую секунду я ждал, что оно уже близко, сейчас начнётся, но истерики не случилось. Даже, когда я открыл дверь дрожащими руками и опустился на табуретку в прихожей… Ничего. Ты убил во мне стремление плакать. Я, дурак, даже испугался, что больше никогда не смогу познать это восхитительное чувство безысходности и немоты. Чувства гниения изнутри. А потом ты написал сообщение на своей стене и очередной удар обрушился на мою бедную голову. Уже утро, а я никак не приду в себя. Остановись, прошу… Мне нужно плакать. Мне это необходимо. Верни мне душу.