Shattered

Mad prince Mad prince Why can't you Sleep in peace Whisper to a bone Day by day Call it lover Over and over

— Он не желает никого видеть, — Макалаурэ стеной стоял у двери в спальню брата. — Прости, Турьо. — Я думаю, что со мной он поговорит, — продолжал настаивать Турукано. — У нас общая боль. Однако Макалаурэ не сдвинулся ни на сантиметр, пронзая новоиспеченного короля гневным взглядом. — Кано, ну пожалуйста! — умоляюще протянул Тургон. — Ты же знаешь, я не причиню ему вреда! И мне… — Нет, — Феанарион был непреклонен. — Но если он пожелает тебя видеть, я сообщу. — Неужели? — Турукано смерил кузена уничтожающим взглядом. — Ты так добр к королю нолдор. Спасибо, Канафинвэ. — Решил воспользоваться своими привилегиями, которых не заслужил? Воспользоваться временной слабостью моего брата? — зашипел Маглор, сверкая глазами. — Не бывать этому! — Не тебе решать, заслужил ли я свои привилегии или нет, Канафинвэ! — красивое лицо короля исказилось яростью. — Я не делаю и половины того, что мог бы! — Ах, вот как? — Макалаурэ язвительно усмехнулся. — Тогда прошу тебя, не стесняйся! Ты… — Кано. Тихий голос заставил обоих эльфов умолкнуть. Выражение лица Маглора смягчилось, и он ответил, не поворачиваясь: — Да, брат мой. — К чему вы затеяли эту бессмысленную и глупую ссору? — голос Майтимо звучал устало. — К тому же Финьо… — внезапно он осекся и вздохнул, привалившись к дубовой двери. Турукано стало ужасно жаль его: таким подавленным он не видел кузена уже очень давно… Однако он желал получить ответы на свои вопросы, несмотря на всеобщую скорбь. — Нельо, — Тургон склонил голову в легком приветственном поклоне. — Я желал бы поговорить с тобой, но Канафинвэ не дает мне этого сделать. Из-за этого мы и ссоримся. Прости, я знаю, как тебе тяжело. Но мне тоже не легче. — Я знаю… — глаза Майтимо странно блестели. — Знаю. Значит, ты хочешь поговорить со мной? — Если позволишь, кузен. — Позволяю, — он отступил, давая Тургону пройти внутрь. — Мне есть, что сказать. Прости, Кано, — и закрыл дверь перед его лицом. Маэдрос уселся в кресло, а Турукано отошел к окну. Несколько минут оба молчали, но, наконец, Майтимо нарушил давящую тишину. — И о чем же ты хотел поговорить со мной, Турьо? — О том, что ты можешь рассказать, — довольно сухо проговорил Тургон. — Я чувствую, твоя дружба с моим братом была не совсем обычной. Майтимо молчал. Раздраженный, Турукано отвернулся от окна и встретился с лихорадочно блестящими глазами старшего сына Феанаро. — Все то, что ты можешь узнать от меня, должно остаться тайной, — тихо произнес он. — Если ты обещаешь мне это — я расскажу, если нет — тебе придется уйти ни с чем. — Я буду хранить твои слова в тайне, — ответил Тургон. — Слово короля. — Никто — ни твоя дочь, ни друзья, ни ветер или воздух, которым дышат твои подданные — никто не должен знать. Пусть мой рассказ останется здесь, в моей комнате, и там, где он брал свое начало. — Да будет так, — Нолофинвион внимательно смотрел на старшего. — Никто не узнает, я обещаю. Майтимо несколько, как показалось Тургону, бесконечно долгих минут пристально смотрел на него. И внезапно сник, вздохнув. — Хорошо. Я верю тебе, хоть и боюсь того, что ты скажешь на мои слова. — Мой брат слишком дорог для меня, чтобы я ненавидел его память. — Для меня он тоже был очень дорог. Дороже власти, дороже жизни… Только понял я это тогда, когда невозможно было что-то изменить… — Расскажи мне, Руссандол, — Тургон сел рядом с кузеном. — Я хочу знать все. Уголки губ Матимо на секунду дрогнули. — Финьо часто называл меня Руссандолом, а я почему-то обижался… Но тебе интересно знать иное, я понимаю. Началось все очень, как ты мог догадаться, давно. Милый Турьо, тогда еще в сердце моего отца не было темной злости, тогда мир еще был юн и зелен… И я тоже, — Нельяфинвэ усмехнулся. — Те времена были светлыми и радостными. И именно тогда твой брат появился на свет. Наверное поэтому он был таким добрым и чистым, что я не в состоянии описать словами. Но ты и сам знаешь о достоинствах своего брата, поэтому я замолкаю. Майтимо коснулся своего лица и уставился в угасший камин. Несколько минут он молчал, словно бы вспоминая что-то. Потом, оторвав руку от лица, он заговорил опять. — Мне не удалось хорошенько рассмотреть маленького Финьо, и, думаю, я многое от этого потерял, — он нежно улыбнулся. — Я встретил его много позже, на празднике, кажется, сбора урожая, когда ему было не более четырех лет. Ты не представляешь, каким же чудесным ребенком он был: такие большие и ясные глаза, сияющая улыбка… — Майтимо вздохнул. — Даже мой отец нашел его исключительно милым. Вероятно, я привлек его внимание из-за цвета волос. Помню, как он кругами ходил возле меня, не решаясь подойти… А мне было любопытно: решится или нет? Он решился, только немного необычным способом… Ты скучаешь, Турьо? Я могу рассказать что-нибудь… — Нет-нет! — Тургон протестующе замотал головой. — Я просто пытался представить брата, который на что-то не может решиться. Должно быть, это было забавно, — он улыбнулся. — Прошу, продолжай. — Да, немного необычно, — Майтимо вернул ему улыбку. — Знаешь, что он сделал? Опрокинул на меня чашу с вином, а когда подбежал «извиняться», то рассказал о себе все, начиная от цвета его любимой собаки и заканчивая подковами лошади. — Опрокинул чашу? — Турукано залился смехом. — У него никогда не было воображения! — Это не так, дорогой кузен, — усмехнулся Майтимо. — В свои четыре года я бы такое не выкинул. — То ты, а то Финдекано, — рассудительно ответил Тургон. — Вы же с ним разного поля ягоды. — И тут ты ошибаешься, Турьо, — мягко перебил его Нельо. — Мы с ним были единым целым, дышали и думали одинаково… Впрочем, я опять забегаю вперед. После того забавного случая на празднике я решил приглядеться к Финьо повнимательней, но… Отец мой задумал какую-то грандиозную постройку, на которую ушла, как мне тогда казалось, чуть ли не целая вечность. Да и к визитам в Тирион он был не особо расположен: дедушка приезжал часто, а своих братьев (прости меня за эти слова) ему не особо хотелось видеть. В нашей семье в то время было пополнение, и я, к сожалению, на какое-то время позабыл о Финьо… Пока не родился ты. Я помню, в тот день твой отец был несказанно счастлив — ещё бы, два сына! — и устроил торжественное празднество. Финьо тоже счастливо носился среди гостей, сбивая с ног всех и вся… Ему было тогда чуть больше пятнадцати. Я вижу, ты удивлен. Что же, я понимаю. Мы не виделись очень и очень долго, и за это время Финдекано изменился; думаю, ты с легкостью догадаешься, как: он вытянулся, отрастил свои косы… В этот раз он почти сразу же подошел ко мне. И знаешь… невозможно было противиться силе его обаяния. Мы разговорились. Он был очень приятным собеседником… — И тогда ты полюбил его? — неожиданно даже для самого себя выпалил Тургон. Майтимо, вздрогнув, удивленно и даже немного смущенно посмотрел на него. — Это случилось в этот же день, да. После того, как он уснул на моем плече. — И никто ничего не сказал? — Турукано поднял брови. — Старший принц спит, а всем всё равно? — Мы скрылись в самой дальней беседке, а когда дядя Нолофинвэ нашел нас, торжество подходило к концу. — И что же сделал отец? — Ничего, — Майтимо пожал плечами. — Праздник закончился, поэтому ругать нас было уже поздно… Он задумчиво уставился в окно, словно бы вспоминая те давние дни. Но Тургон тоже хотел их вспомнить и узнать то, о чем он еще не ведал. — А что же дальше, Нэльо? — Дальше мы стали обмениваться посланиями. И наша… дружба стала расти и крепнуть. Потом ты знаешь, что произошло, — Маэдрос усмехнулся. — Ибо был достаточно взрослым, чтобы все видеть. — Это не так, — Турукано покачал головой. — Я мог все видеть, но ничего не замечать… — Я не знаю, как так получилось, что мои чувства обрели ответные, — Майтимо нетерпеливо вздохнул. — Обо всем остальном тебе знать не обязательно. — Но… — Это только мое, понимаешь? — Руссандол закрыл глаза. — Моё. И я не желаю делиться этим с кем-нибудь. Все остальное ты узнал, я полагаю… — Ты сказал, что Финдекано был тебе дороже жизни, но ты понял это поздно. Объясни, — требовательно сказал Тургон. — О, — Нэльо расплылся в ироничной усмешке. — Король приказывает мне? — Я прошу, — Турукано фыркнул. — Хоть и имею право требовать. — Я понял, что если бы у меня был выбор — камни или Финьо, то я бы выбрал последнее, послав ко всем чертям отца с его клятвой. И если бы я понял это раньше… — …то Феанаро бы сжег тебя вместе с кораблями в Лосгаре, — язвительно продолжил Тургон, приподнимая бровь. — Неужели ты думал, что он простит тебя? — О, я знаю. Но сейчас это не имеет никакого значения, — Майтимо встал. — Полагаю, ты узнал все, что хотел? — Не все, но, думаю, этого мне достаточно, — Тургон тоже встал. — Я пойду, кузен. Нэльо молча склонил голову, провожая короля. * * * — Ушел, да? — Макалаурэ тенью проскользнул в комнату брата. — Да. — Что он хотел? — Неважно. — Нэльо?.. — Кано, — Майтимо старался, чтобы его голос звучал мягко. — Можно я побуду один? — Да, конечно, — менестрель немного обиженно поджал губы. — Я понимаю. — Спасибо, Кано, — пробормотал Маэдрос в спину брата, который, криво улыбнувшись напоследок, закрыл за собой дверь. Эти воспоминания принадлежат только ему. Только ему принадлежит яркий веселый смех, сияние глаз, теплота объятий… Только ему принадлежат поцелуи, любовь, страсть и горечь потери, такая сильная, что хочется сдавить горло здоровой рукой и самому задушить себя. Только ему принадлежит горячее сердце, полное отваги. Namárië, Findecáno…