Май, сирень, Арнольд и Хельга!

Арнольд, честно говоря, был обескуражен настойчивостью Хельги. Солнце уже зашло за горизонт, но Патаки не спешила возвращаться домой. Возможно, это не было большим событием в её жизни – приходить домой после наступления темноты – и Арнольду нечему было удивляться. Но тревожно-напряженная атмосфера, повисшая в теплом воздухе, казалась совсем невыносимой после такого, казалось бы, веселого дня. А ведь веселым он стал именно благодаря Хельге, с которой он смог расслабиться и снова почувствовать себя свободным от болезненных мыслей о Лайле. Арнольд уже вообще не понимал, что происходит, но он вдруг решил, что Хельга сейчас выглядит очень симпатичной. Её напряженный и в то же время равнодушный взгляд голубых глаз словно приковывал внимание парня. Собранные в высокий хвост волосы спадали с тонких плеч, открывая вид на тонкую шею девушки. Хоть на улице и стоял май, поздним вечером все же холодало. Шотмен увидел еле заметные мурашки на плечах Хельги и почти строго спросил: - Почему ты без кофты, Хельга? На улице прохладно. - Ничего подобного, Арнольд, - ответила девушка. - Мне совсем не холодно. И если ты думаешь, что я не заметила, как ты пялишься на меня, то не думай так, потому что я заметила. "Наверняка ей сейчас очень тоскливо, - внезапно подумалось Арнольду. - А все из-за меня, из-за того, что она влюблена в меня". Рука Арнольда поднялась совершенно автоматически, он даже подумать не успел, как его длинные теплые пальцы покрыли холодную кожу Хельги, нежно обрушившись, будто истинный ангел с неба. Понемногу осознавая свои действия, парень на миг опешил, подумав, насколько это неловко, особенно для Хельги. Но, несмотря на ощущение пылающего пламени внутри себя, изрядно покрасневших щек и безумно быстрого сердцебиения (которое, казалось, было таким сильным, что даже Хельга могла почувствовать его), Арнольд не мог ее отпустить. - Ты что д-делаешь, Репоголовый! – смущенно, но резко вскрикнула Патаки, намеренно тщетно пытаясь вырваться из объятий юноши. - Я грею тебя, – Арнольд говорил уверенно, словно настоящий мачо. Неожиданно для самого себя и очень аккуратно он перешагнул, не отрываясь от худых плеч девушки, так, что теперь он был уже лицом к лицу с ней, а не у неё за спиной. И он решительно сокращал расстояние между ними, словно желая прикоснуться своими губами к губам Хельги. Для него так непривычно это было - поддаваться своим чувствам и позволять им брать над собой верх. - Теми же руками, которыми ты не так давно грел свою милую Лайлу? – Хельга оттолкнула от себя Шотмена и попятилась назад. Она смотрела на парня непередаваемым взглядом. В нем читались и горсть ужаса, и небольшая щепотка отвращения; но больше всего в этом взгляде было боли – такой сильной, как будто по изнывающему сердцу порезали острым ножом. Девушка продолжала смотреть на раскрасневшегося Арнольда, который был в замешательстве, не до конца понимая происходящее. - Какая разница, кого трогали мои руки, Хельга? – парень аккуратно начал фразу, изо всех сил стараясь не сделать Хельге еще больнее. – Ведь сейчас я обнимал тебя. - Нет, Арнольд, ты не понимаешь! – закричала Патаки. – Сейчас, до этого, все это время, когда ты прикасался ко мне, - Хельга сжала ладони на сердце, как будто держала его, чтобы оно не вырвалось в ту же минуту, - ты прикасался к ней. Арнольд, ты стоишь напротив меня, Хельги Патаки, которую ты терпеть не можешь, ты не забыл? Ты, наверное, не осознаешь этого, но глубоко в твоем подсознании все равно Лайла, а не я! – в этот момент из её глаз брызнули горячие слезы, а потом они покатились мокрой дорожкой по холодным щекам, обжигая их, словно лава. – Как сильно бы я ни любила тебя, Арнольд, как сильно бы я ни хотела тебя заполучить, в твоем сердце всегда будет только Лайла. Та рыжая веснушчатая девчонка с добрым сердцем, да? Хельга не могла перестать плакать, не могла перестать говорить – она так хотела выплеснуть все то, что накопилось в ней за все эти годы. Все то, что она никогда не решалась сказать. - Ты не хочешь на самом деле видеть сейчас именно меня, и тебе нужна только она. Я подумала всего на мгновение, на этот счастливый миг я подумала, что твое сердце готово принять меня. Но увидев твои глаза, Арнольд… Я поняла, что ты смотришь не на меня. Я не знаю, как тебе объяснить это, но ты сам, думаю, понимаешь. Ты никогда не произнесешь мое имя так же, как её. И никогда не посмотришь на меня так, как смотрел на неё. Что-то рвалось из Арнольда, какая-то сила хотела выйти наружу, но не могла, и поэтому она скручивалась и вертелась в его животе, заполняя все изнутри болезненным жаром. Хельга бросилась бежать. Неважно куда – она знала только то, что должна поскорей убежать из этого места, должна убежать от Арнольда, от его мыслей о Лайле и от всего, что приносило ей боль. Но куда бежать? Домой – смысла нет, родители своими криками и руганью сделают только хуже. Они ведь не могут понять, как ей сейчас тяжело. Кто её сейчас успокоит и приведет в чувство? Это так сложно – быть с тем, кто тебя не любит и до сих пор умирает по кому-то другому. Все варианты исчерпались. Единственное, что оставалось Хельге – это отдаться самой себе на попечение. Как всегда, ничего нового. Арнольд продолжал стоять в ступоре, старательно анализируя то, что только что случилось. Слова Хельги отдавались громким эхом в его голове и все не хотели ее покидать. «Она все поняла», – пронеслась мысль в голове парня.- "Завтра я обязан буду её найти и все объяснить..если сам смогу разобраться". Сейчас даже сам Арнольд – причина всех бед – не мог понять, определить, не мог самостоятельно рассудить и взвесить. Что-то вертелось у него в голове. Кто же на самом деле живет в его сердце? Хельга Патаки шлялась по голым улицам Хиллвуда без какого-либо определенного маршрута. Слезы не переставали литься из глаз, опустошая их до конца. Совсем недавно теплый и приветливый май сейчас стал ледяным и жестоким. Холодный ветер обдувал и морозил мокрое лицо Хельги. Девушка завернула за ближайший угол и нашла какое-то странное подобие кафе, которое до сих пор работало. И Хельга не нашла лучшего варианта – она зашла в заведение. На удивление самой Хельги, кафешка оказалась, впрочем, довольно милой. Небольшое здание изнутри выглядело еще меньше, это создавало ощущение уюта. Стены были поклеены каким-то странным материалом бежевого цвета с темно-коричневыми зигзагами. Столиков было предельно мало, Хельга насчитала всего три. «Видимо, нечасто сюда кто-то приходит». – Подумала она. За прилавком никого не оказалось, хотя свет был включен. Но Хельга категорически не хотела думать и рассуждать об этом, поэтому она просто плюхнулась за стол возле окна, который находился дальше всех от прилавка. Там была еще одна дверь, которая вела, вероятно, в кухню. Оттуда послышался хриплый голос, сказавший: «Девочка, мы закрыты». Но говоривший не показался. - Мне некуда идти, так что я останусь здесь, – ответила Патаки. Примерно с минуту голос молчал, и Хельга уже не ждала ответ, в котором она, впрочем, и не нуждалась. Сказала, что осталась, значит, осталась. Голос так ничего и не сказал, что означало только то, что девушку никто не выгоняет. Этого было достаточно. Вообще, сейчас ей всего было предостаточно. Хельга просто легла на стол, отвернув голову в сторону окна. На подоконнике стоял пышный и благоухающий букет распустившейся сирени в большой вазе. Хельге захотелось завыть, но вместо этого она издала приглушенный всхлип – на большее сил не было. «Опять эти чертовы цветы!» - сказала она вслух. Слишком много теперь грустных воспоминаний связано с ними. И даже если Хельга не хотела снова думать об этом, в ее голове все равно всплывали очертания прежних событий, словно нож в спину – такие непредсказуемые. Вскоре в мыслях стало совсем пусто – не хотелось ни думать об Арнольде, ни размышлять о причинах его поступков; все это было до того сложно, что, казалось, звезды с неба могли сорваться и ударить всей своей тяжестью. А что, впрочем, было сложно? Все ясно как день – Арнольд до сих пор любит Лайлу, да это и не было новостью, так, печальная нота незнакомой песни. Внезапно Хельга услышала звук, который издается, когда кто-то ставит фарфоровую чашку на стол, такой «бзынь». Повеял нежный аромат, напоминавший смешение разных вкусов: и фруктового, и черного, и того чая с чабрецом, который сутками рекламируют по всем каналам телевизора. Потом послышались отдаляющиеся приглушенные шаги. Хельга развернулась, подняла голову со стола и потянулась. Перед ней стояла милая чашка ароматного красного чая. Слезы снова хлынули из глаз – чай просто так, потому что она сидит здесь одна и плачет. Она долго растягивала чай, несмотря на то, что он уже успел остыть и потерять свой терпкий вкус, она думала о том, что же будет завтра. Завтра Хельга получит по ушам от своих родителей если они, конечно, вспомнят о том, что у них есть дочь; Арнольд скорее всего придет к ней с никому не нужными извинениями и только лишний раз намозолит Хельге глаза своим присутствием; возможно, с неба упадет метеорит и попадет прямо в это самое кафе, название и местоположение которого никто не знает, и этот метеорит сотрет с лица Земли бедную, грозную, словно буря, печальную Хельгу Патаки. А может, оно, это "завтра" вообще уже никогда не настанет. Но пусть это все будет завтра, а сейчас – пора спать.