Черный нарцисс

Да дай же ты мне дышать, я сейчас... Я прошу тебя... Ну хоть один глоток воздуха... Я стою на коленях посреди одной из зал собственного дома с удавкой на шее и слезы удушья катятся по моему лицу. Лучи слабого осеннего солнца пробираются сквозь окно, задернутое молочно-белой портьерой, и черты лица моей мучительницы кажутся резче в их мутном свете, а линия сжатых губ - жестче. Она, как всегда, слишком увлекается игрой и выпускает ремень из рук только тогда, когда я начинаю хрипеть. Получив желанный воздух, я шумно глотаю его. Перед глазами снова все плывет, и видя это Белла помогает мне прийти в себя, отвешивая звонкую пощечину. Хочется попросить пощады, сказать "хватит", но вместо слов из груди вырывается сильный, надсадный кашель, и он доставляет Беллатрикс едва ли не больше удовольствия, чем сам процесс удушения. Я хватаю ртом воздух и забываю обо всем, кроме вдохов и выдохов. Белла полу-безумно улыбается, делает пару шагов в сторону и исчезает из поля зрения. Что она делает там я не знаю, но явственно представляю, как ее благородное, со следами красоты и вырождения лицо покрывается пятнами лихорадочного румянца, а губы растягивает оскал.  Она ведь знает, что прелюдия окончена, и теперь можно приступать к делу. Беллатрикс низко наклоняется надо мной, сгорбив худые плечи, и делается похожей на ворону. Побитую, старую ворону. Затем ласково убирает с моего лица влажную от пота белую прядь, и легко, почти не касаясь, проводит пальцами по рассеченной губе. В ее руках - весь холод Азкабана. И этот холод скользит от губ к горлу, касается ссадин и засосов, покрывающих кожу, и двигается к груди. Я хочу, чтобы она вырвала мое сердце и, сожрав его, наконец насытилась. Унижение и страх, глухая ярость, за которую старшая сестра беспощадно наказывает меня, и боль, килотонны боли - вот вся моя жизнь. Сначала было не так, потому что Люциус был рядом. Он защищал меня от произвола демонов, вышедших из Азкабана, и они вели себя довольно смирно. Пока он был дома, масляный и похотливый взгляд Долохова, припадки Беллатрикс и пошлые шутки Лестрейнждей в адрес нашего сына были всего лишь неприятной мелочью. Но когда моего мужа заперли в тюрьме, они воплотились в жизнь. Наши "гости" растерзали меня, мою жизнь и моего ребенка. Драко заперли в темнице, у меня отняли палочку и сказали, что если я в чем-либо ослушаюсь их - мой сын умрет. Первым делом мне запретили носить одежду. Беглецы из Азкабана не видели женского тела пятнадцать лет, так что даже приказ Темного Лорда не причинять мне вреда не остановил их. Я почти теряю сознание от удара в затылок, и тут же ощущаю, как сзади на меня наваливается тело. Пришлось упереться руками в холодный пол, чтобы не упасть на него лицом. Рука Беллы с остервенением вцепляется мне в волосы, и глаза начинают слезиться от боли, но у меня уже нет сил сопротивляться. И я покорно сгибаю руки в локтях, предоставляя ей полный доступ к телу, на котором давно не осталось живого места. Сначала когтистые пальцы скользят по спине, вскрывая старые царапины и оставляя новые, затем спускаются на бедра, с силой сминая покрытую гематомами кожу. За этой неторопливой лаской следует ощутимый шлепок, и я непроизвольно напрягаюсь, потому что знаю по опыту: за одним ударом всегда идет другой. Но вместо боли я ощущаю, как внутрь меня медленно погружаются ледяные пальцы. Сначала один, затем два, а после они начинают двигаться. В такие моменты я представляю, будто все это происходит не здесь и не со мной, и тогда становится немного легче пережить еще одно изнасилование. Вчера Антонин заставил меня выпить Зелье Похоти, и на несколько часов я превратилась жалкую течную суку, готовую отдаться любому, лишь бы удовлетворить нечеловеческую жажду секса. О, это шоу понравилось всем. Даже сам Темный Лорд пришел посмотреть, как Нарцисса Малфой ползает на коленях перед Долоховым и умоляет трахнуть ее. Тем временем Беллатрикс, наигравшись, снова наваливается на меня сзади всем весом, и шепчет на ухо, обжигая жаром своего дыхания: а теперь будь хорошей девочкой и сделай мне приятно. Она хохочет, как гиена, а я покорно поворачиваюсь к ней лицом и задираю черную мантию до самого живота. Она позволяет мне сделать это, в затем опускается на пол, тихо повизгивая от предвкушения. Когда я наклоняюсь между разведенных в стороны бедер, сестра издает хриплый, протяжный стон. Я облизываю складки кожи, покрытые жесткой черной щетиной, и ощущаю солоноватый вкус смазки, от которого мне хочется блевать или ругаться или впасть в бешенство, но сил попросту нет, и поэтому я послушно принимаюсь за работу, вяло вычерчивая на горячей от возбуждения плоти алфавит. Время от времени касаюсь клитора кончиком языка, ласкаю немного и обхватываю его губами, слегка посасываю, и снова возвращаюсь к механическим движениям. -Поработай руками, - задыхаясь шепчет мне Беллатрикс, и стонет - О Мерлин, Нарси... Не останавливайся. Я вхожу в нее сразу двумя пальцами и подстраиваю их движение под пляску своего языка. Люциус как-то рассказывал, что начальник тюрьмы за деньги пускал в камеру Беллы всех желающих предварительно связав ее покрепче. И весь аврорат, служащие Азкабана, и даже заключенные трахали ее и издевались над ней. Беллатрикс насиловали на протяжении всех лет заключения, и она привыкла к этому. Может и я привыкну? Когда мышцы вокруг моих пальцев начинают конвульсивно сокращаться, а стоны учащаются, я делаю несколько последних движений и отстраняюсь. Белла лежит на полу, тяжело дыша и закатив глаза. Мне нужно исчезнуть раньше, чем она придет в себя. Я подымаюсь на ноги и быстрым шагом направляюсь в свою спальню, чтобы помыться и принять ранозаживляющее зелье.