Утро

      Широко распахнув глаза, гляжу в серый, ветхий потолок. Штукатурка давно уже отжила свое и теперь напоминает обтрепанную шкуру раненого зверя. Где-то за окошком, чуть левее меня, трепетно поет соловей, аккуратно, нежно выводя правильные ноты и выдерживая короткие паузы между трелями. Солнце еще не взошло.       Под окном в полную силу цветет сирень. Еще вчера это был обыкновенный куст, ничем не отличающийся от, например, растущего поодаль жасмина, а сегодня пенная волна благоухания и приятных глазу оттенков захлестнула тоненькие веточки, едва успевшие опушиться весенней зеленью. В этом году она расцвела чуть раньше обычного.       Ветер еще спал. Наверняка дремал где-то вдалеке, под склонами алтайских гор или устроил себе стоянку подле холодных северных морей. Деревья тоже пока что дремали, и никакая сила пожалуй не смогла бы различить, сон это или все же явь. А если и сон, то чей? Одного из этих стройных тополей, или, может, вот той рябины? На худой конец, это все могло присниться даже мне, но навряд ли мое сознание сумело бы создать и поддерживать такую блистательную, и в то же время скромную картину целых пять минут. Ночью не было грозы, но в воздухе ощутимо витал аромат озона. Перемешиваясь с сотней других запахов, он приятно щекотал ноздри. Нет, это точно не мой сон.       Звуки тоже еще спали. Даже то самое соловьиное пение звучало сонно, словно неохотно, хотя и привычно звонко. Некоторым звукам приходится звучать против своей воли — если бы не они, то утро и вовсе бы не настало. Ну скажите, какой же день захочет начаться, если с самых первых минут его не разбудит тихий птичий свист, такой нежный и по-матерински снисходительный?       Мир дремал, и дремать бы ему еще до самого жаркого полудня, как вдруг покой мироздания нарушил неожиданный гость. Он без спроса ворвался в зеленый, весенний мир, заинтересованно улыбаясь всему, что встречалось на его пути. Аккуратно дотронулся до тонких пальцев ив, потрепал по макушке низкий, молодой клён. Невесомым, пружинистым шагом прошел мимо цветущей сирени и на миг замер. Такого он в своей жизни еще не видел и не ощущал. Удивленно и немного по-щенячьи склонив голову на бок он дотронулся кончиком указательного пальца до пятилистного цветка, который с легкостью мог поместиться у него на подушечке мизинца. Гость еще более удивленно склонился над кремовым соцветием и шумно вдохнул аромат, мигом заполнивший его легкие. И не только легкие: аромат будто бы вспенился вместе с его кровью, понесся по венам, разнося сладкие нотки в каждый уголок сознания и в каждую жилку. Гость отпрянул от неожиданности, но затем снова, теперь уже с восхищением и нежностью склонился к веточкам. Кончик его носа нечаянно тронул прохладный лепесток, и звонкий смех рассыпался крупными жемчужинами с разорванной нити ожерелья над предрассветным миром. Ветер восхищенно вскинулся ввысь, падая подле куста, крепко обнял стебель чудесного дерева. Этот благоуханный запах наполнил каждую его клеточку, осел на каждой пылинке, которую от переносил с континента на континент, и теперь, только теперь он был по-настоящему, искренне счастлив. Он смеялся и смеялся, подпрыгивая от радости и хлопая в ладоши; обнимал деревья, пальцами перебирая звонкую, молодую листву; срывал с места бабочек, жуков и невесомые, серебряные паутинки. Задевая пальцами ног пушистые и солнечные одуванчики, он то и дело падал ниц, счастливо катаясь в траве и задорно присвистывая. Гулкий шелест громом раскатывался под небом; пунцовое солнце улыбалось, глядя на радость, которой так чистосердечно и искренне делился с миром хмельной от счастья ветер. Синеглазые васильки, переплетаясь в причудливые соцветия с цикорием, качали головами, здороваясь друг с другом и с утренней зарей. Где-то вдали громко залаяла собака, и тут же к симфонии звуков присоединились еще сотни голосов: мычали коровы, блеяли козы и овечки, ржали лошади и мяукали коты. Резкий собачий лай смехом оповещал всех об этом чудесном начале — начале весеннего дня.       А ветер, все еще счастливо смеясь, торопливо нарвал букет из душистых, кремовых цветов сирени и вскинулся под самое небо, широко раскинув изящные руки. За горизонтом белела гряда облаков, и уже из-за нее, из-за этих тяжелых, но добродушных гигантов, до проснувшегося мира донесся зычный голос: «С добрым утром!».