Касабланка

On that you can rely,        No matter what the future brings As time goes by

      Из всех, кто пожертвовал собой ради Винчестеров, Генри, несомненно, самый для них незначительный. Иного объяснения новой встрече с Абаддон он найти не может.       Оказавшись в одной из темниц Ада, Генри даже не задумался о том, почему попал именно сюда. Лишь однажды к нему после изощрённой пытки является сам Кроули и снисходительно улыбается ему сверху вниз - в залитое кровью, искажённое болью лицо:       - Ничего личного, Генри, просто я не мог пропустить душу горячо обожаемого дедули Винчестеров в Рай.       В этот миг Генри жалеет, что верной всё же была христианская концепция мироустройства, а не, к примеру, теория эзотериков о способности человеческой души рождаться в новых реинкарнациях. Он был бы рад, даже если бы стал в другой жизни одержимым нацистом или (того хуже) охотником, лишь бы ему не пришлось каждый день выносить зверские мучения палачей Ада. Впрочем, у Генри есть ещё один повод для сожаления - он так и не сумел должным образом объяснить внукам, насколько опасна Абаддон и каковы последствия сшивания её сосуда по кусочкам заново.       - Ты скучал по мне, милый? - нараспев произносит она пошлейшую фразу, растягивая в омерзительной улыбке кроваво-красные губы Джози. - Я знала, что Кроули о тебе позаботится. Или нет? Прошло уже столько времени, а ты всё ещё не потерял человечность, не захотел сам стать палачом и думаешь о той дурочке Джози, глядя сейчас на меня?       Генри понятия не имеет, о чём он думает, но в следующую секунду его грудь пронзает чудовищная боль. Абаддон с любопытством смотрит в его глаза, продолжая на ощупь пробираться к его сердцу.       - Нет, милый, так не пойдёт, - она наигранно хмурит брови Джози. - Ты надеешься, что я тебя убью. Прости, но после того случая с пулей такой роскоши ты от меня не дождёшься, - она с нечеловеческой силой отрывает его от земли и швыряет через всю темницу. Пол, кажется, уже весь в его крови, а она только усмехается на прощание. - Всё не могу понять, в кого это Сэм и Дин такие сильные духом? Мне было бы стыдно иметь бесполезного деда - книжного червя, умеющего только девицам глазки строить.       За ней оглушительно лязгает дверь. Генри пытается хотя бы сесть, но не может. Он не чувствует биения собственного сердца, и от вечного холода у него снова начинают отказывать ноги. Стуча зубами, Генри заставляет себя принять сидячее положение, почти одновременно с этим издавая сотый по счёту протяжный стон. Эхом до него доносятся крики других несчастных, страдающих от пыток в застенках Ада.       Забавно, что он был знаком со своими внуками всего несколько жалких дней, но это обрекло его на вечные муки. Осознание недооценённости жертвы совсем не причиняет Генри той боли, какую должно бы. Просто Дин и Сэм считают себя способными совершить невозможное, и не их вина в том, что Абаддон вырвалась из-под контроля и сразу же наведалась к их непутёвому деду, совершившему (всё же невозможный) неуместный и никого не спасший прыжок во времени.       В Аду холодно до того, что у Генри окончательно немеют руки и ноги. Запрокидывая голову и выдыхая одно за другим - всё меньше и незаметнее - облачка пара, он разглядывает невзрачный унылый потолок и мечтает о самых приземлённых вещах: увидеть бы ещё разок солнечный свет, провести ладонью по шершавой коре дерева, постучать пальцами по нагретой клавиатуре до нелепости маленького компьютера, какой был у внуков. Постоянно возвращаясь к мыслям о тепле, Генри вдруг вспоминает донельзя странное, непривычно мелодично звучащее слово - Касабланка - и сосредотачивается на нём, представляя себе палящее марокканское солнце и беспощадный сухой ветер.       До тех пор, пока в его памяти не всплывает следом за Касабланкой умиротворяющая раньше песня. Мотив взрывает его воспалённое сознание, сотни раз пронзённое болевыми вспышками, не оставляя шансов забыть человека, который когда-то был так дорог Генри; единственного человека, мысли о котором причиняют страдания, не сравнимые с ухищрениями адовых палачей; человека, которого он, чёрт возьми, больше никогда не увидит и которому больше не поставит на повтор песню из совсем недавно (полвека назад) купленной шкатулки.       В Аду начинает твориться хаос больший, чем обычно. Из случайных слухов Генри узнаёт, что его мучители затеяли своеобразную гражданскую войну. И Кроули, и Абаддон настолько захватывает идея правления Адом, что палачей к нему направляют всё реже и реже. Спустя неделю затишья Генри находит в себе силы встать на негнущиеся ноги, однако это ему не помогает.       Определённо, Генри Винчестер отдал бы всё на свете, чтобы навсегда забыть о так похожем на него мальчике, которого он вечность назад оставил одного в детской с повисшим в воздухе дежурным пожеланием доброй ночи. Но это, наверное, было бы слишком легко - так же, как в ожидании, наконец, развязки произнести ободряющие (кого угодно, кроме него самого) слова.       Мы - Винчестеры, до тех пор, пока мы живы, всегда есть надежда.       В действительности же Генри отчаянно перебирает пыточные инструменты со специально щедро заваленного ими стола и раз за разом причиняет себе боль, ломает кости, кромсает собственную кожу, дикими криками пытаясь заглушить чёртову мелодию в своём мозгу, разбавленную тихим голоском сына.       Из всех, пожертвовавших собой ради спасения Винчестеров, Генри, несомненно, единственный, кто с готовностью отправился бы на смерть ещё и не раз.       Вернее, он сделал бы это, если бы не знал, что смерть - это только начало.