Хен по соседству

Ким Джонгхён был готов отдать жизнь за одну лишь его улыбку. Лишь за то, чтобы эти небольшие, но жутко красивые губы расползлись в солнечной улыбке и вновь одарили своим светом улицу. Ким Джонгхён был готов петь сонаты под его окном, просто ради этой улыбки. Ким Джонгхён умирал, когда он проходил мимо, оставляя после себя чуть уловимый аромат клубники. Ким Джонгхён ненавидел находиться рядом с ним. Он был слишком невозможным. Невозможный Ким Кибом. Он его сосед. Совсем недавно Кибом с его семьёй перебрались в Сеул из Тэгу, поселившись рядом с семьёй Джонгхёна. Они виделись не часто. Родители притащили Джонгхёна и его сестру на новоселье, там они и познакомились. Там-то он в первый раз и улыбнулся. Так чисто и светло, что Ким сразу забыл обо всех своих неприятностях. Улыбка этого ребёнка просто озарила всю комнату, где собрались гости с окрестных домов. Семья Кибома была невероятно приветливая, что, видимо, по наследству досталось их детям. Завидев Джонгхёна, Кибом сразу же поклонился так, как он умеет, на все 90 градусов и, пожав его руку, со слегка смущённой улыбкой на губах, произнес: - Добро пожаловать в наш дом, хён. Именно в этот момент Джонгхён понял, что, кажется, его только что околдовали. Околдовали, пленив в свои цепкие сети. Они виделись редко. Иногда пересекались по дороге до университета. Кибом приветливо кланялся, и, снова улыбаясь своей противозаконной (по мнению Джонгхёна) улыбкой, говорил это слащавое: - Доброе утро, Джонг-хён. Ким Кибому девятнадцать лет и он студент первого курса Дизайнерского факультета. Ким Джонгхёну двадцать один год, и он уже на третьем. Он не дизайнер, он экономист. Хотя всю жизнь мечтал петь, но, к сожалению, возможность петь в университетском хоре была единственная, против которой не возражал его отец. О попытках пойти на кастинг и речи быть не могло. Джонгхён хотел дарить миру свою музыку, что лилась у него из души. Джонгхён хотел петь те ужасно грустные песни о любви, что сочинял практически каждый вечер. Песни, обращенные к пустоте. Без пола, без имен. Но какая-то часть Джонгхёна понимала, кому предназначены все эти тексты. Они виделись на редких парах, вроде истории или литературы, которые, по такому случайному совпадению, оказывались у них в расписаниях. Ким-старший был на седьмом небе от счастья, и, сидя на галёрке, откуда виднелась вся аудитория, рисовал на полях блокнота его дикие, кошачьи глаза. Маленький, уютный мир Ким Джонгхёна треснул пополам, когда он увидел, как столь любимые губы целуют кого-то другого. Эта девочка была на голову ниже Кибома и, чтобы поцеловать её, младшему по-кошачьему нужно было изогнуть свою спину. Он обнимал её, одной рукой прижимая к своей груди. Девочка была поистине миниатюрной. Джонгхён знал её. И это его бесило больше всего. Глава студ. совета Ким Тэён. Внутри Джонгхёна всё разрывалось от ненависти к этой персоне. Он не первый год в этом здании и не первый год знаком с этой лисицей. Она, словно вампир, высасывающий жизненную энергию из своих жертв, она изводила сотни новичков, доводя их потом до нервного срыва. А те, кто после неё «выживал» просто задавливались наманикюренным ногтем президента студенческого совета. Она. И Кибомми. Нельзя сказать, что Кибом особо дружил с Джонгхёном, нельзя сказать, что он особо рвался к этой дружбе. Он просто был учтиво мил и приветлив со старшим, что живёт по соседству. Он просто не хотел дружить с Ким Джонгхёном. Он хотел восхищаться им издалека. Просто однажды, по ошибке попав в зал для распевки и приоткрыв дверь, младший не мог поверить тому, что он услышал. Чистый, словно звон колокольчика, голос его хёна. Проникновенная песня о неразделённой любви и о том, как юноша мечтает заполучить хотя бы улыбку той. Единственной. То, как Джонгхён ускользал от него и, судя по очень робкому поведению старшего, даже здороваться-то не особо спешил, просто добивало Кибома. Раз за разом он поджидал время начала всех кружков. Раз за разом он приходил к двери и слушал пение старшего. Раз за разом его душа разбивалась. Пока однажды он не наткнулся на неё: - Тебе нравится, как поёт наш Джонгхённи-оппа? - Д-да, – неуверенно промямлил первокурсник и протянул свою руку незнакомке. – Я - Ким Кибом. - Я знаю. С первого дизайнерского. Ты не в моём крыле, но моя подруга, Хан Тиффани, твой куратор. Я Ким Тэён, куратор этого крыла и президент студенческого совета, – девушка протянула ручку и приветливо улыбнулась новичку. – Ах, как же повезло девушке Джонга-оппы. - У хёна есть девушка? – Душа Кибома снова трещит по швам. Только в этот раз отнюдь не от пения его хёна по соседству. - Да, конечно. Пошли, Кибомми, я тебе всё здесь покажу, – пропищала Тэён и, схватив младшего за рукав кофты, потащила подальше от сектора Хорового пения. - Спасибо Вам, Тэён-нуна. – Правда. Спасибо. Кто бы знал, сколько ещё Кибом мучал себя в туманных надеждах, что хоть одна из этих песен действительно посвящена незнакомцу из соседнего окна? - Для тебя просто Тэён, дорогуша. Кибом даже не заметил, как закрутились их отношения. Он был будто опьянён этой барышней. А мать Кима лишь радостно причитала, что сын не успел поступить в ВУЗ, а уже встречается с такой милой, обаятельной и ответственной девушкой, как Тэён. Мама Кибома просто грезила мечтами поскорее познакомиться с будущей невесткой. В то время как её сыну всё ещё снился соседский хён. Её сын продолжал каждый день приходить к классу пения, пока его не выдернет оттуда его же девушка, сварливо что-то проворчав про то, что на этого несносного Джонга не стоит тратить и ни секунды своего времени. Но Кибом продолжал это делать. Ему нравилось просто сидеть и слушать. Класс хорового пения никогда не пустовал, как и кабинет для распевки. Всю свою боль Джонгхён выкладывал в эти строки, всю ненависть и горе. Ким Джонгхёна можно было назвать даже мазохистом, в какой-то мере. Ведь всё это давало почву для творчества. Ким-старший одновременно обожал и ненавидел это состояние. И всё бы как всегда. Занятие вокалом допоздна, а по прибытию домой отцу соврать, что опять задержался в шахматном клубе. Если бы глаз Джонгхёна не упал на чуть открытую дверь и не заметил, как в полумраке университетских коридоров мелькнули эти кошачьи глаза. - Кто здесь? – Единственное, что вырвалось из груди Джонга. Он просто не хотел верить в то, что это именно те глаза. «Это твой шанс, Ким Кибом» - пронеслось в голове у младшего и он не медля зашёл в класс, сразу же поклонился так, как умел. Носом в пол, проще говоря. Сердце в груди Ким Джонгхёна на момент остановилось, а потом забилось с ещё большей скоростью. - М..мне очень жаль, хён, - начал младший, стыдливо глядя в пол. – Я… я услышал, как ты поёшь и… приходил сюда и слушал. Мне-мне очень нравится твой голос, хён, – на щеках старшего заиграл стыдливый румянец. – Но когда моя нуна сказала, что у тебя есть девушка я поспешил прекратить всё это, ибо посчитал, что это как-то неправильно. Но я… - Подожди…минутку…Кибом-я… Твоя нуна? Девушка? У меня? Ты… ты о чём вообще? – Джонгхён в жизни мог понять практически всё. Но сейчас он правда чего-то не понимал. У него не было девушки уже года три, если, конечно, случайных партнёрш нельзя считать полноценными дамами сердца. - Ну… Тэён-нуна. Она мне сказала, что у тебя есть девушка. А потом говорила, что ты очень не любишь, когда младшие лезут к тебе во время распевки, но я… - У меня нет девушки, Кибом-я – огорченно вздохнул Джонгхён. – Тэён-нуна, говоришь? Я знаю, у вас отношения и ты любишь её, но… не верь всему, чему она говорит, Кибомми. Ты не первый, кто попадается на её «чары». Ты будешь жалеть. - Я не люблю её, хён, но я… Кибомми. Он правда сказал "Кибомми"? Младший сделал несколько уверенных шагов по направлению к своей цели и приземлился рядом с Джонгхёном на парту. В старшего в ту же минуту ударил аромат клубники, переменный с чем-то терпким. Табаком? Да, скорее даже, табачным дымом. «Этот наглец ещё и курит. Мало того, что Тэён целует, так ещё этими же губами сигарету держит. Сколько ему? Девятнадцать? Почему же привычка тянуть в рот всякую гадость до сих пор осталась и глубоко засела в этих детских мозгах?» - ругался про себя хён, а мысленно все равно уже зарывался носом в эти тёмные, пропахшие дымом, волосы. Всё равно вдыхал этот аромат. Целовал его, дрожащими губами прикасаясь к этой молочной коже, проводил языком по выступающим ключицам. Джонгхён был одержим им. Он нервно сглатывает, наблюдая за тем, как рука младшего пробирается в светлые, мягкие волосы и тот целует своего хёна в лоб, а затем облизывает свои губы от чуть солоноватого привкуса на них. Свои чёртовы губы. - Но я понял, что не смогу больше без твоего пения, хён. Пой только для меня, пожалуйста. – Джонг, по-дурацки улыбаясь, прижимается лбом к плечу своего донсэна, шепча лишь тихое: «Почему я полюбил тебя? Ты какой-то Люцифер», чем вызывает у младшего очередной приступ паники, смешанный с эйфорией. И чувствует, как длинные, быстрые пальчики продолжают перебирать его сероватого цвета пряди одну за другой. Джонгхён не думает о том, что на них из-за дверного проёма пялится разъярённая Тэён, думая, как бы испортить им жизнь, да побыстрее. А Кибом уже не думает о том, что скажет мать, когда узнает, что президенту студенческого совета её сын предпочел соседского хёна. Который так изумительно поёт.