Друзья Вовек

      Поле битвы, вокруг лишь трупы, кровь, стоны умирающих, мародеры, запах гниющих тел и стаи насекомых, прилетевших поживиться плотью, тронутой тленом. Помимо них, на пир смерти уже сбежались звери, которые ждали исхода боя не меньше людей, которые пали во время оного.       Но один выжил. Он стоял на холме, облокотившись на свой огромный, во весь его рост, клинок. Стоял, молча глядя в небо единственным глазом. Алый рассвет полыхал за горизонтом, кроваво-алыми всполохами разливаясь на границе земли и небес. А воин в черной броне все стоял и смотрел в небо…       Битва завершилась пиром Костлявой: выживших не было. Себя же Гатс за живого уже давно не считал, ведь Ритуал, свершенный над ним сделал из него существо, которое не здесь и не там, а между Живыми и Мертвыми. И везде, куда бы он ни явился, за ним по пятам шли Смерть, Хаос и Боль. Всегда, без исключения. Выживших практически не оставалось. Только он, застрявший меж Бытием и Небытием. И его Зверь, скалящийся от ощущения прошедшего пиршества. Садистский Восторг.       А одинокий воин в черном продолжал смотреть в Небеса.       — Ты все-таки пришел ко мне, Гатс? — услышал он мягкий и низкий голос. Такой знакомый и такой…       Клеймо начало гореть.       Он попытался поднять клинок, чтобы вызвать Его на поединок, но сил не было.       — Не нужно страданий боле, — продолжил пришелец свою речь, — Все кончилось. Я здесь.       Человек, сияющий чистотой и непорочностью; нет не человек — Ангел, прошел мимо гниющих тел и, убрав пряди белых как снег волос с лица, посмотрел Гатсу в глаза.       Для Гатса этот Сияющий муж был Ангелом Смерти и Бед. И никак иначе.       — Это наша последняя встреча, Гриффит! — прорычал он в ответ.       Юноша лишь улыбнулся ему в ответ и подошел ближе.       Боль была невыносима, и Черный Воин чуть не упал на колени, но Светлый Юноша подхватил его. Его ладони коснулись шеи, а затем щек Гатса. Боль потихоньку начала стихать.       — Я исцелю тебя, друг мой, — с таинственной улыбкой медленно протянул Гриффит, — Ты познаешь Рай.       — Тем, кто вышел из Ада дорога есть лишь туда…       Лишь смех был ему ответом. Гриффит так смеялся лишь однажды, когда они, шутки ради обливали друг друга водой, стоя у фонтана.       Взгляд. Лицо Гриффита почти вплотную приблизилось к лицу Гатса.       — Я покажу тебе Рай, друг мой, — низким, переходящим в шепот голосом, сказал будущий Спаситель, — доверься мне…       Неожиданно, Гриффит весьма грубо обхватил голову своего друга и подарил ему страстный поцелуй. И как бы Гатс не пытался сопротивляться — не выходило: язык Гриффита всегда ускользал от его клыков, жаля того в его собственный язык. Это было похоже на фехтование.       Гатс резко оттолкнул своего бывшего друга. В глазах читались ярость и другие чувства, которые вызвали у Гриффита удовлетворение.       — Давай же, друг мой! Отбросим все! Здесь, средь пепелища и тел, испускающих трупную вонь, в самом сердце отгремевшего сражения, да родятся новые чувства! — Глубоким и громким голосом призвал Гриффит своего брата по оружию.       Ответом ему была ладонь, пальцы которой сжались на его щеках. До боли и слез. Это была приятная боль, а слезы были сладки как никогда ранее.       Гатс резко повалил его на землю, срывая с него и с себя доспехи.       — Да… — выдохнул Гриффит, — Давай!       Но его товарищ не отвечал, а лишь резко и грубо развернул его к себе спиной и повалил на землю, не давая вырваться. Но Гриффит и не вырывался.       Гатс очнулся…       Мгновенья и они оба нагие: Гатс в своей грубой и необузданной силе, подобной звериной, и Гриффит в своей утонченной, почти женственной грации. Он выкрутился из объятий товарища, чтобы вновь взглянуть ему в лицо.       — Давай же продолжим! — он коснулся ладонью лезвия Убийцы Драконов и провел ее вдоль, потом отнял руку от меча и занес над лицом Гатса.       Кровь, красная как рубины, напала ему на лицо, обжигала и остужала одновременно. Гриффит коснулся окровавленной ладонью лица своего партнера, провел до рта, потом отвел руку, заставляя Гатса ловить капли алой крови языком. Ему нравилось это зрелище: будто подчинял себе непослушного и строптивого зверя, привыкшего к вкусу крови и предсмертным крикам его жертв.       Гриффит поднялся на ноги, не убирая своей руки от лица Гатса, сделал шаг до его меча, и сел на лезвие. Легкое покалывание и тепло разлились по меж ягодиц, а Гатс, тем временем, зубами впился в его ладонь. Боли не было. Гриффит лишь улыбался ей. Он ждал этого момента очень долго. Ждал дня, когда они смогут объединиться вновь, как в старые времена.       Он аккуратно продвигается ближе, грубо, но с нежностью отталкивает Гатса, чтобы увидеть его запасной клинок, которым Гриффит хотел заняться вплотную. Окровавленной ладонью он обхватил член Гатса, который можно было сравнить со стволом дуба или рукоятью цвайхандера и начал ласкать его. Спустя несколько мгновений он чувствует, что ладонь начинает легче скользить по члену и издавать хлюпающие звуки. Он чувствует его запах.       Гатс, рыча, обхватывает его голову и плечи и загибает вниз, ближе к своему билу, боль между ягодиц разливается дальше, таз горит от боли, удовольствия и предвкушения того, что в нем скоро будет еще одно лезвие.       Член Гатса был чуть ли не у лица…       — Сейчас я научу тебя использовать рот… — Гриффит обхватил губами головку члена своего партнера и всосал его. Потом ослабил «напор» и снова повторил. Гатс инстинктивно двинул тазом вперед, вгоняя свой член глубже в рот Гриффита. В ответ же он просто открыл глотку поглубже и опустил голову до самого основания члена своего друга. Еще одно произвольное движение тазом, харкающий звук, и Гатс, грубо обхватив голову Гриффита, начинает править этим танцем. Он буквально врезается пальцами своих крепких мускулистых и загорелых рук в белокурые волосы партнера и двигает его головой, будто желает ее оторвать. Раз за разом. Снова и снова. Вплоть до кульминации, когда он, придавив голову Гриффита к своему лобку, разрядил свое орудие ему в глотку, залив семенем горло, гортань и пищевод. Все было настолько сильно, что у Белого Ангела сперма полилась из носа.       А потом еще толчок и еще, удары начали отзываться в затылке.       И, наконец, когда поток прекратился, Гатс отпустил голову своего партнера, позволив ему вздохнуть полной грудью.       — Не сдерживайся! — Гриффит все-таки слез с огромного меча и начал разворачиваться, стоя на коленях, — Сделай как тогда, когда ты одержал победу в поединке! Как тогда!       Тембр его голоса, его интонация, поза и девичья грация манили, призывали сделать с ним все, что душе угодно…       Черные ладони обхватывают его шею и душат его, поворачивают спиной и придавливают к полу. Он чувствует, как между ягодиц трется черный мужской корень, как он пробивается сквозь сжатые мышцы его задницы и долбит его. Прерывистое горячее дыхание, ладони, которые давят на спину, жирное брюхо, лежащее на пояснице…       Его продал этому черному наемнику. Продал тот, кого он считал отцом…       Ярость…       Гнев…       Жажда мести.       Гриффит еще не успел развернуться, как его шею сжали тиски и во мгновенье его повалили на землю, придавив к ней, не давая выкрутиться. Он сопротивлялся, чтобы распалить своего партнера, чтобы он разошелся во всю свою дикую мощь, пробил его насквозь, насадил на кол.       — Давай, — полурыча сказал Гриффит, — ДАВАЙ!       И он почувствовал, как его зад начал рваться под напором члена Гатса. Кровь лишь слегка облегчала путь, но когда клинок Гатса касался входных врат Гриффита, где остались шрамы от Драконоубийцы, кровь приливала туда и по голове разливалось чувство, как от сквозного ранения мечом. А Гатс все напирал, одной рукой заломив ему руки за спиной, и продавив к земле и обмотав белоснежные волосы вокруг ладони второй руки.       Гриффит чувствовал горячие касания раскаленного тела Гатса, как мышцы его живота, ног и рук напрягались и расслаблялись в такт мелодии совокупления. Гатс был словно таран, пробивающий стену: с каждым разом натиск лишь усиливался, а удары его члена отдавались по всему телу Гриффита, каждый из них оседал в его висках глухим стуком, в его пояснице и в его анусе, который сейчас всецело принадлежал Гатсу. Гриффит хотел принадлежать ему целиком и сейчас стонал и метался под ним будто под огромным медведем.       Толчок, еще один, затем мощный прорыв и стены Гриффита рухнули под напором извергающего семя члена его партнера.       Раздался вопль, полный удовлетворения и восторга, второй же стонал в унисон ему.       — Это, — Гриффит выбрался из-под Гатса, - Еще, — Повернулся к нему лицом, — Не все…       — Да, не все, Гриффит, — рыкнул Гатс, потягиваясь за кинжалом, — Поиграем!       Гриффит не успел среагировать перед тем, как почувствовал, как ножны, сначала кончиком, потом дальше и дальше, до самой гарды, проникают между его ягодиц. На глазах выступили слезы, захотелось крикнуть, но Гатс не дал ему проронить и звука, придавив рот своей огромной мозолистой от большого числа тренировок с мечом, рукой, а второй продолжил водить клинком взад-вперед.       — Изменим правила, — прорычал он в ухо белокурому юноше.       Гриффит почувствовал, как его зад разрывается под напором рукояти кинжала. Сперва яблоко, следом за ним рукоять и по самую гарду. Он начал стонать от боли и удовольствия. Гатс вошел во вкус и вгонял клинок все глубже. Гриффит не мог терпеть и кончил от избытка чувств.       Наконец, клинок был отброшен в сторону, а Гриффит, нежно уложив своего партнера на землю, сел на его член сверху и начал, двигая тазом и корпусом, скакать на нем. Но Гатс не любил играть по чужим правилам и, грубо обхватив талию юнца, начал править балом сам. Это было внеземное наслаждение: Гриффит, в порыве экстаза, царапал крепкую грудь и не менее крепкий живот своего товарища, вонзая свои ногти ему под коду, от чего, объятый страстью и желанием обладания Берсерк лишь сильнее начинал подбрасывать его на своем могучем члене. Гриффит обхватил свободной от расцарапывания рукой свой член и начал удовлетворять себя. Удовольствию не было предела, ему казалось, будто он пытается обуздать непослушного скакуна, а тот, почувствовав шпоры, лишь сильнее долбит в промежность. Так и здесь: чем сильнее Гриффит вонзал ногти в тело Гатса, тем сильнее тот долбил его зад. Таз горел огнем, член разрывался от напора готового выплеснуться семени и, спустя еще пару мощных толчков они кончили вместе. Снова два голоса, полные удовлетворения, были слышны над полем битвы.       Горячее, словно кипяток, семя Гатса залило анус Гриффита, успокаивая боль и оставляя лишь удовольствие. Хотя и боль доставляла удовольствие. Гриффит же разрядился на живот и грудь своего друга. Со стороны это напоминало водопад и реки среди вековых скал.       Гриффит, тяжело дыша, опустился вниз и упал на Гатса, вцепившись руками ему в плечи. Чтобы не утонуть в пучине экстаза…       — Мы всегда были друзьями, Гатс, — тихим и спокойным голосом сказал он, — Останемся ими и поныне. Я твой, а ты мой. До конца…