Реклама автомобильного топлива в газете от 14-го сентября 1930 года.
Я замерла перед экраном. Как никогда мощное АТ поле Евангелиона начисто смело поле ангела. Синдзи придавил его к земле и впрыснул сильнодействующий паралитик. Существо ещё раз дёрнулось и затихло, теперь его жизненная активность регистрировалась только приборами. – Выведите на поверхность набор для извлечения и OCR анализатор, – я взяла себя в руки, чтобы спокойно продолжить. – Синдзи, не торопись. Ты ввёл большую дозу, этого должно хватить. Просто сделай всё точно и аккуратно. – Хорошо, Мисато-сан. В руке робота сверкнул электроскальпель. Только им можно было пробить плотные костяные наросты, защищающие кожу ангела. "Не торопись, главное не торопись. От тебя зависит будущее мира. Мы или сможем извлечь железу и обеспечить себя ресурсами на многие столетия вперёд, или сгорим в огне войны. Второй мировой нам не пережить". Медленными точными движениями Синдзи вскрывал ангела. Дойдя до нижней части тела, он отложил инструмент и взялся за расширитель. Аккуратно раздвинул края разреза, открывая давно знакомую всем картину. Я оперлась на спинку стула, ругая предательскую слабость в ногах. Всегда завидовала Рицко, которая могла с безразличным видом наблюдать за операцией, засунув руки в карманы халата. – Отлично, Синдзи, теперь последний этап. Теперь всё зависело от результатов показаний прибора. Всё было сделано правильно: Синдзи не наносил ангелу тяжёлых повреждений и быстро обездвижил его, железа не должна быть повреждена. Первая, вторая… Синдзи немного помешкал, прежде чем вонзить третью иглу. Всё было готово, осталось только щёлкнуть выключателем анализатора. Маленький тумблер поддался со второго раза. Зал наполнился гудением прибора, сделавшим невозможной голосовую связь. Все взгляды были устремлены на громадный цветной кинескоп, уникальный в своём роде, на котором мы наблюдали происходящее снаружи во время каждой охоты. Это была именно охота – мы приманивали и убивали их. Существа, которых мы называли ангелами, жили на Земле задолго до нас и эволюционировали совершенно по-другому. Этим объяснялся их странный внешний вид и отличающееся строение органов. Во время исследования тканей Рицко обнаружила, что у этих существ ДНК очень похожа на человеческую, так что, скорее всего они являлись другой формой «людей», которые могли заселять планету вместо нас. А катастрофа 1924 года разбудила их, но ещё пятнадцать лет они бездействовали. Прибор продолжал гудеть и теперь начал пощёлкивать – анализ близился к концу. Я заметила, как напряглась Рицко, Майя даже не старалась подавить волнение – карандаш так и мелькал у неё в пальцах. Мужчины вели себя сдержаннее, но по лицам было видно – они тоже нервничают, и только лицо командующего было скрыто скрещенными ладонями, а блики на стеклах очков не давал рассмотреть его глаза. Гудение машины перешло в громкий хлопок сгорания LCL в последней стадии проверки. Шум стих. Секунды до отправки результата протянулись вечностью. Медленно. Вязко. Блузка прилипла к телу, а по лицу начали пробегать бусинки капель пота. Со щелчком сменилось изображение на одном из экранов контрольной панели. Пять пар глаз жадно пожирали ещё тусклые от непрогревшегося кинескопа цифры. Дрожащими руками Рицко вырвала у меня микрофон: – Синдзи, зачитай показания прибора. – Э-э-э, сейчас… – он сбивчиво повторил уже виденные нами цифры. На мгновение упала оглушительная тишина, которая сразу же была разорвана криками ликования – показания превышали зарегистрированный во время прошлой охоты уровень на сто тридцать четыре процента. Железа была в полном порядке, и её можно было извлечь. Майя рыдала на плече у Рицко, я хлопнула Аобу по спине и радостно вскрикнула, вскинув кулак. Это было началом нового мира. Мира без войн за ресурсы, мира обеспеченного всем. Счастливого мира. Я обернулась, чтобы доложить командующему: – Командующий Икари… – слова застряли в горле. Икари Гендо сидел, сняв очки и откинувшись на спинку стула. Он улыбался. – Вы все заслужили отдых, – довольно произнёс он. Ноги, выдержавшие даже разделку туши ангела, подкосились. Я с силой сжала плечо Макото, чтобы удержаться. Остальные пребывали в таком же ступоре. Для нас подобное поведение командующего было в новинку. Он не удостаивал подчинённых даже взглядом, не то, что похвалой. Икари встал с кресла: – Переключите управление на автопилот. По окончанию транспортировки все свободны. Он направился к лифту, извечно сопровождаемый профессором Фуюцки. – Пятнадцать лет ожидания стоили того. Поздравляю, Гендо. Жаль, что Юй этого не видит, – глаза старика светились радостью. – Без Юй у нас не было бы ничего. Лифт унёс их в недра института. Экран с громким “шу-у-ух” погас. Извлечение железы не было тем зрелищем, на которое хочется смотреть. Кабина пилота в этот момент затемнялась, а робот действовал самостоятельно по записанной на перфоленте программе. Сам процесс представлял собой обычное для хирургов извлечение органа – очень осторожно отсекаются все сосуды, протоки, а затем он сам быстро отделяется от внутренних стенок. После этого железу необходимо поместить в контейнер для транспортировки, заполненный специальным составом на основе LCL, замедляющим клеточную активность, и как можно быстрее доставить в геофронт. Потом железу просто помещали в среду, полностью идентичную среде организма ангела, где она продолжала вырабатывать LCL. Во время экспериментов с железами первых двух ангелов, удалось узнать, что различия в составе биологических жидкостей разных особей незначительны, но губительны для клеток. Хорошей новостью было то, что эти различия можно было достаточно быстро обратить в нужную сторону. Часть полученной жидкости отправлялась на переработку, часть проходила процедуру кристаллизации, где из неё делали твёрдое топливо, а часть уходила на внутренние нужды института, то есть на обслуживание Евангелиона и поддержание жизнедеятельности своего источника. Мне здесь делать больше было нечего. Рицко и Майя просматривали на экране отчёты по составу LCL и внутренней среды ангела. Шигеру и Макото переводили системы в режим ожидания. Вполне возможно, что они нам больше не понадобятся и можно просто всё отключить. Вдруг сердце что-то кольнуло: «Я вижу командный центр в последний раз». Как будто расстаюсь с близким другом, который уезжает куда-то очень далеко, и мы знаем, что судьба вряд ли снова сведёт нас вместе. Я погладила спинку вытертого кресла. Я буду скучать… Стряхнув оцепенение, я направилась к подъёмнику. – Мисато, – меня догнала Рицко. – Ты сейчас куда? – Сниму с себя эту мерзость, – я потянула блузку за воротник, – а потом подожду Синдзи. – Хорошо, надеюсь, вечером мы увидимся? Наверно у меня был удивлённый вид, потому что Рицко рассмеялась: – Сегодня вечером в мьюзик-холле будет торжество. Все там будут, и захвати с собой Синдзи, он же у нас герой. – На попойку? Рицко нахмурилась: – На культурное празднование. – То же самое, – я вздохнула. – Ладно, до вечера.***
Тёплые тугие струи ласкают тело. Фыркаю и отплёвываюсь. Чувствую себя так, будто просидела несколько часов в ледяной воде. У меня есть около часа, пока закончится извлечение, пока Синдзи выберется из Евангелиона и примет душ. Я покрутилась под душем и подавила укол совести – многие в мире не могли позволить себе такой роскоши. Последний ангел убит, мы выжили и даже смогли извлечь железу. Рицко говорила, что сможет отделить часть и вырастить из неё полноценную новую. Остаётся только пожелать ей удачи. Тактический отдел больше не нужен, скорее всего, мне придётся уйти. А ведь больше я ничего не умею. Может, стоит открыть частное охранное или детективное агентство? Я рассмеялась – эти глупые мысли помогли снять напряжение и подняли настроение. Всё было намного серьёзнее. Из-за нехватки ресурсов грозила разгореться Вторая мировая война. В случае нашего провала, если бы мы не смогли справиться с ангелом, армии всех стран двинулись бы друг на друга. Правительство каждой страны создавало чрезвычайный запас, на случай перебоев в поставках, такой как была сейчас, и за эти запасы могла развернуться кровопролитная борьба. Теперь этой угрозы больше не было. Буквально через несколько часов должны были отправиться первые партии новой LCL по всему миру. Я отбросила назад мокрые волосы, и взгляд остановился на пересекающих грудь шрамах. Они останутся вечным напоминанием о моей борьбе, и вечным напоминанием об этом месте. История Нерв началась в 1912 году, когда Амундсен опередил Скотта в их гонке к Южному полюсу. Скотт выбрал другой маршрут и сделал не менее ценное открытие, но поплатился за это жизнью. В его дневнике отрывисто сообщалось о подземных пещерах и чудесном веществе, горящем ярче магния и дающем просто колоссальное количество тепла при сгорании. Достаточно долго никто не обращал внимания на записи. Экспедицию за философским камнем просто не профинансировали. Потом началась Первая мировая война и стало не до шуток. В 1924 к берегам Антарктиды отправилась экспедиция моего отца, мне было всего 14 лет, но он взял меня с собой. О том, что произошло дальше, сейчас знает каждый ребёнок: на цепеллине мы обследовали маршрут Скотта и во второй раз открыли LCL. А потом я выиграла джек-пот – на третий день нашего пребывания недалеко от лагеря рухнул метеорит. По теории вероятности, это практически невозможное событие. Я смутно помню происходившее в тот момент, но из всей экспедиции выжила только я одна. Меня подобрал отвозивший LCL самолёт. Полный провал. Единственное, что мы успели, так это отправить несколько больших емкостей заполненных новым топливом. Падение метеорита и его взаимодействие с LCL стали причиной странного явления – почти все ископаемые топливные ресурсы стали непригодными. Также падение вызвало таяние льдов и повышение уровня моря. Исчезли времена года – наступило вечное лето. Сразу же по всему миру вспыхнули тысячи вооружённых конфликтов, а опомнились мы только к 1925, когда большая часть населения Земли была перебита. Ужасное время. В 1926 Амундсен и Нобиле на цепеллине "Norge" совершили последний полёт на Южный полюс. Больше там людям делать нечего. Из отправленной группой отца партии Наоко Акаги удалось синтезировать искусственный аналог LCL, который был намного хуже оригинала и хуже земного топлива. Возможно, если бы она продолжила исследования, то смогла бы улучшить его, но трагическая случайность прервала её работу. И теперь выбирать было не из чего, мир должен был довольствоваться тем, что есть, если хотел выжить. Nerv мог только увеличить объёмы производства, чтобы компенсировать низкое качество. К 1930 вся мировая промышленность полностью зависела от Nerv и от поставок LCL. На ней работали электростанции, двигатели машин. В топках пылали кристаллизованные брикеты. В каждой квартире на плите горел зеленоватый огонёк LCL. LCL стала нефтью, газом и углём одновременно. Мир снова жил. Жил так, будто ничего не случилось. Nerv обладал безграничной властью, мог управлять миром, диктовать любые условия, но не делал этого. А потом мы обнаружили первого ангела. Я долго не могла понять, почему их называют ангелами. Это была мудрёная игра слов с длинным ассоциативным рядом, и когда ты полностью в ней разбирался, было уже не интересно. Тогда я была в звании капитана и занимала пост главы тактического отдела. Первая охота стала боевым крещением, но всё чуть не пошло насмарку из-за водителя, который должен был доставить Синдзи в геофронт. В итоге забирать его пришлось мне, а за это время существо успело основательно пройтись по городу. Но всё закончилось хорошо, никто не пострадал, а Nerv получил в своё распоряжение плохонький источник LCL. По крайней мере это было уже что-то. Эксперименты, исследования, следующая охота – из этого состояла наша жизнь. Мы приманивали ангелов, убивали их и извлекали железы. Иногда лучше, иногда хуже. Некоторые не производили LCL, но жидкость можно было использовать в медицине. У некоторых LCL разъедала всё, у некоторых слишком быстро испарялась. Пары оказались очень лёгкими и были не настолько пожароопасны как водород. Они всё ещё уступали гелию, но стоили намного дешевле. Начался новый этап в истории дирижаблестроения. За время охот у нас были периоды неудач. Предыдущие два ангела обладали сверхъестественными способностями, и мы были вынуждены их убить. Во время схватки с первым из них погибла Рей. Второй оставил Аску в глубокой депрессии, из которой она сейчас медленно выбиралась. Я выключила воду и сняла с крючка полотенце. Воды, которую я сейчас потратила, хватило бы на трёх-четырёх человек. Количеством LCL, затраченным на доставку и подогрев воды, можно было топить небольшую квартирку несколько дней. Привилегия служащего Nerv. Через несколько лет это сможет позволить себе каждый. Я вытерлась и переоделась в чистую одежду. Захватив сумочку, перед выходом глянула на себя в зеркало. На меня смотрело бледное и уставшее, с пролёгшими под глазами тенями, лицо майора Мисато Кацураги.***
Лифт с лязгом спустился вниз. – Хорошего дня, мисс Кацураги, – попрощался со мной лифтёр. Nerv не был военизированной организацией – звания остались только у служащих отдела безопасности и у персонала тактического отдела. Я прошла через огромный мраморный холл, сопровождаемая гулким эхом. – Он уже ушёл, наверно ждёт вас у машины, – сообщил мне местонахождение Синдзи охранник на входе. Стоянка была разделена на две половины тенью небольшого дирижабля, причалившего к небоскрёбу Nerv. Снизу были видны выведенные на боку оболочки готическим шрифтом буквы: "Граф Цепеллин II". Мальчик нежился на солнце у моего маленького Паккарда. – У нас получилось! Получилось! – радостно закричал он, заметив меня. – Рицко-сан сказала, что это идеальная железа, лучше и быть не может. – Ну если Рицко сказала, значит так и есть. Ну что, домой? Или сначала заедем поесть? Некоторое время он колебался. – Я хочу навестить Аску. Прямо сейчас. Меня немного удивило его решение. – Хорошо, я отвезу тебя к ней. Ты точно не хочешь поесть? – Нет, – он как будто что-то хотел добавить. – Синдзи? – Мисато-сан, а мы можем сначала заехать на ту обзорную площадку, куда вы меня возили в первый день? – выпалил он. – Отец сказал, сейчас это будет незабываемо. А ещё он хочет забрать меня к себе. Мы говорили с ним в холле. – Это же хорошие новости. Наконец-то вы сможете нормально поговорить, я думаю тем накопилось море. А я снова останусь одна со своим пингвином... По дороге он рассказал про разговор с отцом. Командующего будто подменили. Начисто игнорировавший сына, он вдруг озаботился его судьбой и собирался переселить к себе. Возможно, только игнорируя, он мог эффективно работать, но тогда ему нужно было просто всё объяснить и не доставлять Синдзи такие страдания. Мы подъехали к площадке. Внизу под нами раскинулся город. Здания сейчас были убраны под землю и пустые улицы выглядели уныло. На поверхности оставались только небольшие магазинчики, кафе и старые облезлые дома. За жилым районом ощетинились трубы заводов, замерших в ожидании. А ещё дальше за цехами пронзала небо башенка Nerv, с рыщущим по небу прожектором и причалившим дирижаблем. Низкие тяжёлые тучи, появившиеся из-за сжигания искусственного LCL, только усугубляли впечатление. Пронзительно завыла сирена, и залязгали створки шахт. С грохотом и скрипом стальные тысячетонные монстры выползали из-под земли. Синдзи заворожено наблюдал за открывающимся зрелищем, хотя видел его не в первый раз. Оглушительно захлопнулись запоры. Вой сирены слился в монотонный гул с гудками заводов – рабочим можно было заступать на смену. Финальные аккорды технической симфонии. Триумфа человечества. Оды Синдзи. Синдзи был немного озадачен, вроде бы всё было, как и в прошлый раз. Он вопросительно посмотрел на меня. – Подожди-подожди, я кажется знаю, что имел в виду твой отец. Пыхнули трубы заводов, но моё внимание было приковано к электростанции. Наконец из огромных труб повалил дым. И тут началась второе действие. Линии электропередач на холмах загудели – в город подавалось электричество. Тучи достаточно скрывали солнце, чтобы дать насладиться зрелищем. Первыми загорелись и замигали тысячами лампочек вывески. Сразу за ними зажглась иллюминация небоскрёбов, превратив их в сверкающие колонны. Последними включились десятки прожекторов, установленных на улицах и на крышах. Длинные пальцы света коснулись неба и заставили его светиться изнутри, скрашивая пасмурную хмурость. В окнах появлялись огоньки лампочек. Улицы наполнились людьми. Они выходили из домов и убежищ, вслушиваясь в сообщение, передаваемое во всех репродукторах: "Последний ангел уничтожен. Мы обеспечили себя и весь остальной мир топливом. Мы предотвратили войну!" Весь город сиял миллионами огней, весь город миллионами "свечей" праздновал рождение героя. – Синдзи, не хочешь послушать радио? Сейчас все только о тебе и говорят. – Наверно нет. Я высадила Синдзи у входа в городскую больницу, куда перевели Аску, и поехала домой – привести себя в порядок перед выходом в свет. Я решила проехать по кольцевой. Обычно это занимало чуть больше времени, но сейчас получилось бы быстрее, потому что улицы были забиты. С каждого плаката установленного вдоль дороги, на меня смотрела улыбающаяся и счастливая тройка пилотов. Странная замкнутая девочка Рей, пожертвовавшая собой. Вздорная и взрывная Аска, потерявшая способность пилотировать Евангелион. И наш сегодняшний герой Синдзи. На фотографии они вечно живы и вечно счастливы. Если командующий заберёт Синдзи, как я буду коротать время до возвращения Кадзи? Я покрутила ручку радиоприёмника и поймала "Over the rainbow", сопливую и жутко приевшуюся. На другой станции нашёлся Гленн Миллер, и под эти чудесные звуки я направилась домой.***
Я бегу по лестницам вверх. Двери распахиваются передо мной и я бегу, бегу... Никто не сможет меня остановить. Хорошие новости сделали меня легче воздуха, я должен сообщить их Аске. Ей точно станет лучше, как только я ей всё расскажу. Лестница? Какая лестница? Я взлетаю на неё одним прыжком. У меня есть крылья! Запыхавшийся и с болью в боку я подбегаю к двери, вот она. Стоит только повернуть ручку. Распахивается последняя дверь... Я замираю в оцепенении. Крик рвётся наружу. Нет! Этого не может быть! Только не сейчас! Но то, что я вижу реально. На кровати лежит голова куклы. От потолка тянется шнур с петлёй на конце. В петле висит тело. Волосы закрывают лицо, но я знаю кто это. В петле висит тело Сорью Аски Лэнгли.***
– … как я уже говорил, мы не можем позволить одному человеку обладать такой властью. С вариантами развития событий я вас ознакомил. Сейчас нам нужно принять решение. – Ваши варианты решения проблемы не кажутся вам слишком радикальными? Икари Гендо никогда не делал попыток навязать или диктовать свои условия. Возможно, нам не стоит первыми проявлять агрессию? – А что вы предлагаете? У нас нет гарантий, что он не сделает этого через год, два, три. Институт может стать марионеткой в руках Японии, через которую они будут добиваться своего. А если его будет контролировать Германия? Это не невозможно, и это просто вопрос времени. Сделав всё сейчас, мы избавим себя от неприятной необходимости в будущем и, возможно, от больших потерь. Я предлагаю решить всё большинством голосов. Голосующие "за", поднимите руки. В воздух поднялось одиннадцать рук. – Германия? – Я останусь при своей точке зрения. Всё равно она ничего не решает. – Хорошо. Напомню, войска должны выдвинуться к Токио-3 ночью и к 8 утра занять боевые позиции. Начало операции запланировано на 10 часов утра. Убедитесь, что командиры подразделений знают свою задачу. Далее, подготовьте выступления на радио и телевидении. Всё должно выглядеть, как единственное верное решение. Не бойтесь добавить грязи, люди это поймут. Пилоты должны быть убиты. Потери среди гражданского населения допустимы. – Мы можем гарантировать, что пилот Сорью не доставит проблем и будет незамедлительно возвращена в Германию. И потом, персонал института обычные учёные, как они могут представлять угрозу? – Потери допустимы. Представитель Германии встал со стула и демонстративно вышел. По залу прокатился шёпот недовольства. – Если Рейх выступит против нас, то мы обречены. – Они не сделают этого. Объявление войны будет означать их конец, и не только как лидера по запасам LCL. – Сомневаюсь, даже если мы все объединимся против Германии, у нас не хватит ресурсов и средств. – Глупости, фюрер прекрасно понимает, что не сможет вести войну на несколько фронтов. У него просто нет шансов. Председатель покачал головой: – И они ещё смеют рассуждать об агрессии. Совещание продолжилось. Обсуждались тонкости операции и дальнейшая судьба института. Итальянец слушал в пол-уха. Он уже знал, на чьей он стороне.***
Синдзи сказал, что доберётся домой сам, так что можно будет выпить. Может, стоило подняться вместе с ним и навестить Аску? Зайду как-нибудь потом, он же не в последний раз к ней приехал. Я припарковала машину и едва успела выйти, как меня с громким "блымс" ослепила лампочка вспышки. Репортёры обступили автомобиль и лишь немного потеснились, чтобы я закрыла дверь. – Как вы считаете, действительно ли ангелы высшие существа, как утверждают некоторые? – один из них протиснулся вперёд и открыл блокнот. – Высшие существа не нуждаются в агрессии. Хищный монстр не может быть венцом эволюции. – Тогда, что вы скажете про убийство ангелов, мы тоже хищные монстры? – бешено строча продолжил он. По толпе журналистов прокатился смешок. – У пилотов есть приказ, не вступать в бой первыми, только отвечать на нападение. Мы не нападаем, мы защищаемся. Так нам, например, пришлось отпустить одного из ангелов. – А ещё один угробил вам пилота. Я стиснула зубы. Аска допустила грубейшую ошибку, но уже с лихвой отплатила. – Знаете, кажется, я вижу машину доктора Акаги, она точно ответит на все ваши вопросы. – Можно ещё фото напоследок? – До этого вы не спрашивали, – я улыбнулась и немного попозировали им, прежде чем они стаей ринулись к выходящей из машины Рицко. Я поправила закрытое платье, поддерживающее слухи о моей исключительной скромности, и направилась к лестнице. Кадзи как-то сказал, что видя мои манеры и стиль, люди считают, что ты представительница одной из сохранившихся старых семей или, по крайней мере, один из далёких отпрысков. Кто знает, как оно есть на самом деле. Большой просторный зал, забитый людьми. Сегодня здесь должен был собраться весь высший свет общества. Всего в здании несколько больших залов и в каждом гостям будут предлагать то или иное развлечение. Я знала, что мне надо и не собиралась выходить за рамки этой программы. Недалеко от сцены приютилась небольшая барная стойка. Саксофонист выводил мягкие рулады под аккомпанемент тихих ударных. Подошёл вечно протирающий стаканы бармен, похоже, они ничем другим в свободное время не занимаются. – Что угодно, только не водку, – бросила я, садясь на стул. Он кивнул и через полминуты вернулся со стаканом. Я немного отхлебнула – пожалуй, этого хватит надолго. Постепенно подтягивался народ. Зал наполнился гулом разговоров и смехом. Через полчаса подошла злая Рицко. – Спасибо, удружила. – Да ладно, все знают, что я гожусь только на красивые фото. – В таком случае, рассказывая им про ангела, ты превысила лимит умных слов, – она развернулась, чтобы уйти. – У лисы тоже красивый мех. И ещё, следи за тем, с кем говоришь и что говоришь, здесь вполне могут быть наши инвесторы. Снова одна у стойки. Пройтись по залу и попытаться с кем-то поговорить? Я же тут чтобы отдыхать, веселиться. Вот только мне хватает общества стакана, бармена и бэнда на сцене. Взгляд остановился на кольце на пальце. Кадзи, что ты забыл в Германии? Или ты хотя бы не мог подождать, пока вернёшься? Ты ведь знал, как я буду скучать… Я не могу серьёзно разговаривать с этими напыщенными пустомелями. Они не имеют ни малейшего представления о цене своего благополучия. О выкашливающих лёгкие из-за добавок в LCL рабочих. О детях, вынужденных вместо школы идти работать, чтобы семья хоть как-то могла сводить концы с концами. Они не могли подумать о бедняках, выбрасываемых из домов из-за того, что домовладельцы постоянно задирают цены, а зарплаты остаются мизерными. Они не знали об умирающих стариках, у которых попросту не оставалось денег на лекарства. Но почему это должно волновать меня? У меня есть машина, квартира, престижная должность. Потому что я ценю, то, что имею, и знаю, какой ценой оно достаётся, в отличие от них. Они сорят деньгами и поощряют все свои капризы, а кто-то не может позволить себе даже нормальный обед. Высшие существа? Высшие существа не нуждаются в агрессии, но что сейчас происходит? Из-за того, что люди не могут найти работу, они начинают грабить и убивать. Пройти по неосвещённой улице вечером так же опасно, как и засовывать голову в пасть акуле. И это венец творения? Сколько ещё должно пройти лет, прежде чем всё уляжется? Среди толпы мелькнули Макото и Майя. Этим двоим явно тут нравилось. Для нерешительной и застенчивой Майя надела слишком открытое платье. Они заметили меня и подошли. – Ну как, похоже, вам тут нравится? – спросила я. – Да, здесь столько людей, это так интересно, – Майя раскраснелась. – И у каждого есть, что рассказать. – А почему вы не со всеми и сидите здесь одна? – поинтересовался Макото. – Устала за последние дни. – Бережёте сердце для любимого? – хихикнула Майя. – И это тоже. Они ушли дальше заводить новые знакомства и слушать пустые истории. Люди прибывали бесконечным потоком, в зале стало душно. Соседи за стойкой долго не задерживались и часто менялись. Кое-кто выпил уже достаточно, чтобы набраться храбрости и, зная кто я такая, приглашать меня потанцевать. Я вежливо отказывалась. Через некоторое время к стойке пробился Аоба в безупречном смокинге. У него был такой вид, будто он хочет кого-нибудь убить. – Омерзительно, – буркнул он. Заметив меня, он извинился. – Простите, мисс, не ожидал вас тут увидеть. – Я не могу придти на такое мероприятие? – Вы просто не подходите для них, – он рыскал глазами по толпе. – И чем же? – спросила я. – Давайте я сначала выпью. Что у вас? – Бурбон. – Отлично, – он обратился к подошедшему бармену. – То же самое. – Боже, – он зыркнул исподлобья на толпу и отхлебнул немного. – Как они могут трепаться о такой ерунде? Такое ощущение, что наступи конец света, они бы этого и не заметили. Пока что самый шик, это толстосум, рассказывавший, что приобрёл наш цветной кинескоп и его уже снимают, чтобы отвезти к нему. Когда я сказал, что это маловероятно, он чуть не лопнул от злости. В итоге пришлось сказать, что я работаю в Nerv и ещё сегодня никто экран не откручивал, – он усмехнулся и отхлебнул из стакана. – Разорался и пообещал, что меня выпрут. – Да уж. Но знаешь, даже если и выпрут, я имею право нанимать людей к себе в отдел. Без работы не останешься. – Спасибо. Мимо нас прошли Макото с Майей. Аоба проводил их неодобрительным взглядом. – Вот уж кому тут точно нравится, – в голосе послышалось отвращение. – Что они в этом находят? Я обернулась. Они уже оживлённо болтали о чём-то с ещё одной парой. – Не знаю. У меня это всё вызывает только скуку. Так чем же я не подхожу этому обществу? Аоба залпом допил бурбон. – Пусть вы и вхожи в это общество, но вы не одна из них. Они слишком ограниченны, не видят ничего дальше своего носа. Вы видели жизнь с другой стороны и не сможете это забыть. Вы всегда будете оглядываться назад, и видеть это. А они даже не представляют, что нечто подобное существует. Они не могут представить другой жизни. Поэтому вы не можете спокойно находиться среди этих людей, они вызывают отвращение и кажутся действительно примитивными существами. – Пожалуй, я не смогла бы сказать лучше. – Смогли бы. На самом деле вы не такая легкомысленная, как кажетесь, – он покрутил пустой стакан. – И после этого вы возьмёте меня в свой отдел? – После этого я хочу взять тебя в свой отдел. Вот только надобности в нём уже нет. Скорее всего, нас расформируют. – Придумали, чем будете заниматься? – Не знаю, может, открою охранное агентство. – Ясно. Я откланяюсь. Он направился через толпу. – Подожди, уже уходишь? – Да. – Можешь оказать небольшую услугу? Когда я буду уходить, я уже буду не в состоянии вести машину. Можешь отогнать её к моему дому? Ты же знаешь, где я живу. – Может быть мне лучше отвезти вас? – Нет-нет, я ещё слишком трезвая. – Хорошо. Я приплатила бармену, чтобы он придержал место, и вышла на свежий воздух. Отдав Аобе ключи, я вытащила из бардачка смит и вессон десятой модели и убрала его в сумочку, мгновенно потяжелевшую раза в четыре. На вопросительный взгляд ответила: – Я же собираюсь вечером возвращаться одна. – Вы уверены, что вас не подвезти? Я засмеялась. – Пока. – Хорошего вечера, майор. Я вернулась в душный зал. Моё место было занято коротковолосой блондинкой, в которой я узнала Рицко. Тут как раз какой-то жирдяй сполз с соседнего стула и нетвёрдо пошёл освежиться. Рицко перескочила на его место. – Что, надоело? – На научных конференциях и то интереснее, хоть есть о чём поговорить, – устало ответила Рицко. – Можешь поговорить со мной. – Голова уже не думает, слишком душно, – она попросила у бармена воды со льдом. – Придумала, чем будешь заниматься? В смысле, после роспуска отдела. – Ты уже вторая, кто об этом спрашивает. – Правда? А кто был первым? Идея, казавшаяся мне глупой, после нескольких стаканов выглядела уже более привлекательно. – Первым был Аоба, – я пожала плечами. – Открою охранное агентство, сейчас его услуги будут пользоваться спросом. – А насчёт второго отдела не думала? Он остаётся, и им всегда нужны квалифицированные кадры. Об этом я как-то не подумала. – Не люблю, когда мной командуют. – Смотри, твоё дело. – А что будет с Nerv? Рицко вытащила серебряный портсигар и закурила. – Скорее всего, разделится на исследовательский институт и компанию-поставщика. Гендо, насколько мне известно, уже давно не занимается научной работой, так что возможно я займу место директора института, а он возглавит компанию. Вот только нас ждёт сложное время. До этого, пока существовала угроза ангелов, нас не трогали. А теперь будет сложно доказать, что мы не собираемся вмешиваться в политику. LCL слишком мощный инструмент, который даёт неограниченные возможности. Любое действие можно будет трактовать двояко. Поэтому Гендо планирует в ближайшие несколько дней собрать совещание мировых лидеров, чтобы решить этот вопрос. Если бы он ещё не объявлял всегда всё в последний момент... Она посмотрела на часы. – Я пойду. К сожалению, я не могу устроить себе завтра выходной, разве что только опоздать. Рицко встала и пошла к выходу. Мне надоело ждать, и я налегла на выпивку. Саксофонист подошёл к микрофону сделать небольшое объявление: – Ни для кого из присутствующих не секрет, что сегодня мы отмечаем. Мы отмечаем рождение нового мира! Но мы не можем забыть о тех, кто нам его подарил. Nerv. И эта композиция для них – Everybody want this, everybody need this, – объявил он название. Зал затих. Беря резкий высокий старт, звук постепенно смягчался и затихал. Пианист негромко перебирал клавиши. Спокойный тихий ритм, чувственные звуки сакса – я никогда не думала, что он может быть таким ласковым и нежным. Пианино вышло на передний план, наигрывая свою успокаивающую мелодию. Её подхватил и продлил саксофон. Вдруг он взорвался бешеным визгом и ускорил темп. Теперь к нему присоединились бас и ударные. Кружась и падая в бешеном ритме, он заставил всех замереть и потерять дар речи. Музыка создавала образы, возвращала их из прошлого и вновь наделяла жизнью. Снова можно было увидеть прекрасный бой Аски и Синдзи в паре. Снова Евангелион отступал вместе с волной звука и с ней же набрасывался на врага. На высокой ноте музыка оборвалась на несколько секунд, чтобы продолжиться в ещё более медленном темпе, чем в начале. Теперь звуки затрагивали невидимые струнки души, о существовании которых ты даже не догадывался, вызывая лёгкую тоску и грусть – это была память о Рей. Холодные, но при этом не оставляющие равнодушными ноты. Эта часть была посвящена ей. И вот музыка перешла в часть Аски – такая же огненная, взрывная и переменчивая. Синдзи был медленным, неуверенным и колеблющимся, перескакивающим с одной ноты на другую – именно таким, каким он и был в жизни. Снова перейдя в спокойный умиротворяющий ритм, она затихла. Зал взорвался аплодисментами. Я услышала шёпот: «Это Колтрейн, и он сам это сочинил…» Я всегда считала саксофон грубоватым и резким, и именно за это он мне нравился. Но никогда я не слышала чего-то подобного. Этот Колтрейн действительно гений, раз сочинил и исполнил такое. Выпив последний стакан и решив, что "Sing, sing, sing" будет идеальным аккомпанементом моему ещё ровному уходу, я вышла на улицу. По дороге меня должна была нагнать последняя порция, и я вряд ли удержалась бы на каблуках, так что я сняла туфли и просто понесла их в руках. Ну что? Насколько мне повезёт? По дороге не так уж много фонарей, и их количество старательно сокращают. Пройду спокойно или с приключениями? Приключения нашли меня почти одновременно с последней порцией. В голове помутилось, и я прислонилась к фонарному столбу. Отвратительное состояние. Кажется, перебрала. Мысли натолкнулись на невидимую стену и замерли. Я медленно сползла и села на землю. И сейчас со мной не было Кадзи, который отнёс бы меня домой. Фу-у-у. Нехорошо получается. В дальнем конце улицы раздались голоса – шла компания. Проходя мимо меня, они остановились. Трое. – Ты смотри, какая цыпочка. Я тихо попыталась ответить, но ничего не получилось. – Ага, и пьяная вдрызг. Сегодня ж у этих уродов какая-то гулянка. – Эй, они же обеспечивают нас LCL, мы должны быть благодарны им. – Какой нам от него прок, если мы не можем его себе позволить? Пусть лучше плату рабочим подымут. И почему бы нам тоже не устроить себе праздник? – он пожирал меня взглядом. – Она даже похожа на ту сучку из Nerv. Вот её бы я оприходовал. – Не, та получше будет. Но и эта ничего. Один из них присел возле меня. – Ээй, дамочка вам помочь? – Помоги себе – уйди, – сознание медленно возвращалось. Он захохотал. – Да она ничего и не вспомнит. И сопротивляться не будет. Он полез ко мне. От него разило потом и дешёвым пойлом. Я дёрнулась, но второй щёлкнул кнопарём: – Не рыпайся. Сумочка была у меня за спиной, между асфальтом и столбом. Я незаметно сунула в неё руку и нащупала рукоятку. Он пододвинулся ещё ближе, расстёгивая штаны. Я приставила дуло ему к подбородку и нажала на спуск. Звук близкого выстрела оглушил меня, но полностью вернул контроль. Спихнула тело. Перевела ствол на того что с ножом. Выстрелила ещё раз. Третий струхнул и бросился наутёк. Раздался свисток – сюда нёсся полицейский. – Что тут... Чёрт! Картина была не самой приятной. Большинство патрульных ничего страшнее разбитых в драке лиц не видят. Здесь у одного была разворочена голова, а второй корчился в луже крови. Мне стало плохо и меня вырвало. – Это вы их? Я показала удостоверение Nerv: – Да, по-попытка..., – я подавила рвотный позыв. – Я понял. Это самооборона, не волнуйтесь. Идите домой и проспитесь, завтра явитесь в центральный участок для дачи показаний. – Спасибо. – Подождите, – он вытащил бланк. – Можно ваш автограф? Меня чуть снова не вырвало.***
Кадзи стоит ко мне спиной. Я зову его, но он не оборачивается. Я кричу громче и иду к нему. Я рада его видеть. Я всё ещё не могу понять почему, сделав предложение, он уехал в Германию. Но он оборачивается и стреляет в меня.***
Я просыпаюсь. Голову плющит паровым молотом, глаза полны песка, а ощущения как после армейской полосы препятствий. Обычно, кошмары снились Кадзи, а не мне. Голова раскалывается: "Бум-бум-бум" всё громче и громче. Сейчас на следующем ударе она просто разорвётся. Перед глазами в такт пульсируют пятна. Бум! Разум просто парит, но разваливающееся и ноющее тело его не пускает. Я пытаюсь что-то вспомнить, но даже сам позыв для мысли вызывает нестерпимую вспышку боли. Так, нужно переждать пока станет чуть лучше. Но мысли уже лезут сами. Что-то, что было вчера. Что? Бум! Новый удар сотрясает весь мир. Вчера... Вчера я убила человека. Бум! Раздаётся звук, заставляющий скрипящее и рассыпающееся тело само соскользнуть с кровати и упасть на пол. Звук ломающейся двери. – Думаешь, она ещё здесь? – Это одиннадцатый этаж, пожарной лестницы нет, а вчера она выпила, как хороший мужик. Валяется с похмельем или ещё спит, – каждое слово произнесённое шёпотом гулко отдавалось в голове. – И мы просто так убьём её и этого щенка? – голоса стали громче. – Все остальные уже мертвы, а если кто не справился, мы подчистим. Они платят столько, что за эти деньги можно грохнуть кого угодно. Револьвер, казалось, весил несколько тонн. С трудом я оторвала его от пола. Рука постоянно дрожала и грозила выпустить оружие на пол. – Тихо, здесь, – они были уже у двери в комнату. Щёлкнули затворы. Я поддержала пришедший в относительное спокойствие револьвер второй рукой. Вот будет умора, если уроню. Последняя. Бах. Дверь в комнату распахивается, и я начинаю стрелять первой. В голове разрывается яркая вспышка, я ничего не соображаю от боли. Когда немного прояснилось, я поняла, что щёлкаю пустым револьвером. В воздухе плавали перья из разорванной подушки, создавая ощущение чего-то нереального. Я осторожно выглянула – два тела в проходе. Даже с бодуна промахнуться было практически невозможно. Я подняла ещё чистый дробовик. Меня трясло. Эти двое знали, где я живу и где была вчера. И они хотели меня убить! «Все остальные…» Накатил новый приступ тошноты и, добежав до унитаза, я согнулась над ним. В голове немного прояснилось. Проще всего проверить, заехав к Рицко, она живёт недалеко. Возможно, они ещё не успели. – Синдзи! – никто не ответил. – Синдзи, можешь выходить, все в порядке! Снова нет ответа. Значит Синдзи остался у Аски в больнице, он делал так иногда. Я выглянула в окно, под окнами стоял мой паккард. Отлично, не придётся бегать пешком по улицам. Я набросила кобуру прямо на платье, изрядно потерявшее вид со вчерашнего вечера, подхватила дробовик и проскользнула к машине. Резко затормозив у дома Рицко, взбежала по лестнице. Дверь была открыта. Тихо. Я вошла внутрь. Всё вокруг было выпотрошено и перевёрнуто. Вещи раскиданы по полу в беспорядке. Ящики вывернуты и сброшены в угол. Вошла в комнату. На полу лежит тело. Только маленькая дырочка на одежде, говорила о том, что произошло. На лице Рицко застыло удивление. Я присела и прощупала артерию – бесполезно, но убедиться надо – пульса нет, тело ещё тёплое. Я опоздала совсем немного. Что же творится? Я уже собралась встать, когда сзади раздался щелчок. – Не трогай ружьё, медленно встань и повернись, – скомандовал грубый голос. Я подчинилась и повернулась. На меня смотрело дуло винчестера двенадцатого калибра. На лице Аобы, а это был именно он, отразилось удивление. – Майор? Слезы в глазах избавили меня от необходимости отвечать. Он опустил оружие. – Что происходит? – с трудом сглотнув комок, спросила я. – Кто-то убирает верхушку Nerv, у Макото и Майи то же самое. Профессор Фуюцки и командующий исчезли. – Нужно забрать Синдзи, он, скорее всего, в больнице у Аски. – Вероятнее, что его там уже нет. – Нужно, по крайней мере, проверить. Мы сбежали вниз и понеслись к центру города. Что-то происходило. В небе кружили самолёты. Кое-где по улицам пробирались танки. Вдалеке раздавался постоянный гул. Аоба прислушался. – Это что, дальнобойная артиллерия? В подтверждение его слов на холмах оглушительно разорвалось несколько снарядов. Один за другим они падали, выворачивая землю. – Они стреляют по шахтам, – прокричал он. – Чтобы мы не смогли вывести Евангелион. Последний снаряд вырвал с корнем деревья, но гул вдалеке не стихал. – Господи, они же пожгут стволы... На западе из-за облаков вынырнули два летающих авианосца. С них стайкой вспорхнули самолёты и направились к тем, что уже кружили над городом. Раздались одиночные выстрелы, и сразу же небо забурлило и наполнилось треском авиационных пушек. Это люфтваффе, но почему они вступили в бой? Что происходит? Город был практически пуст. Утром люди отправились на рабочие места и уже оттуда всех эвакуировали. Хоть это радует. Нам удалось проскочить без приключений, и через десять минут я уже заглядывала в коридор третьего этажа больницы. Как раз вовремя, потому что трое хмырей окружили уставившегося в пустоту и не замечающего их Синдзи. У одного дробовик, у остальных пистолеты. Я разорвала разрез сбоку на платье. «Что вы собираетесь делать?» – тихо прошептал Аоба. – Ничего личного, парень, – произнёс один, приставляя ствол к голове мальчика. Это подстегнуло меня. Бах! Приставивший дуло сам падает с простреленной головой. Несколько прыжков. К левой стене. Пригнуться. Оставшиеся двое среагировали быстро. Дробь отколола штукатурку надо мной, а пуля больно оцарапала предплечье. Следующий выстрел. Второй заваливается назад. Несусь прямо на последнего. Он опешил, не успел передёрнуть затвор дробовика. Перехватываю ствол и увожу в сторону. Спуск в пол. Фонтан цемента. Всё-таки успел. Рукояткой по зубам, ещё раз по печени. – Ничего личного. Я добиваю его. 45-й калибр начисто разносит череп. Стоявший до этого у поворота с лестницы Аоба подошёл ближе. – Это было самоубийство. Синдзи продолжал смотреть в стену, и казалось, не заметил происходящего. – Синдзи, – он не двигался. – Синдзи! – повторила я настойчивее. На лестнице раздались шаги, и в коридор повернул офицер в немецкой форме. Два ствола взметнулись ему навстречу. Он тут же поднял руки: – Nicht! Nicht schiessen! Я посмотрела на Аобу. Он тоже не знал, что нам делать. Немец понял. – Не стреляйте. Я говорю по-японски. – Тогда объясни, что тут происходит. – Совет решил, что нельзя доверять такую власть одному человеку. Они начали интервенцию, – спокойно пояснил он. – Это открытое объявление войны. – Германия тоже входит в совет! – Уже нет, – я вспомнила немецкие самолёты в небе. – Мы умеем ценить добро и не станем стрелять в спину, фрау Кацураги. Nerv больше нет, а нам нужны такие люди, как вы. – Тогда что вам тут нужно? – я проигнорировала призыв. – Забрать пилота. В Германии она будет в безопасности. Герр Юнг заинтересован её случаем, с его помощью она поправится намного быстрее. Я опустила оружие, и Аоба последовал моему примеру. Немец прошёл к двери палаты. – Её больше нет, – глухо произнёс Синдзи. Немец распахнул дверь. – Её больше нет, – повторил Синдзи. Немец некоторое время смотрел на тело. – Mein Gott, – прошептал он. Я не могла в это поверить. Аска, всегда рвущаяся в бой и бьющаяся до конца, была мертва. Она сама выбрала смерть, что же должно было произойти? И тут до моего ещё полностью не оправившегося мозга дошло, что её могли убить, представив как самоубийство. Немец отсалютовал ей и развернулся к выходу. У себя на родине Аска была национальным героем. – Вы сможете выбраться из города? Мой самолёт не поднимет двоих, но мы можем подобрать вас за городской чертой. – Да, – ответил Аоба. – Через технические тоннели можно попасть на станцию, а оттуда на эвакуационном составе до выхода. Он в пяти километрах отсюда. – Gott mit dir. Немец вышел. – Это правда? – Да, но только часть. С поверхности я знаю всего два входа, через которые можно попасть на станцию. – Нам хватит.***
Я изучала карту, нашедшуюся в бардачке вместе с невесть когда потерявшейся пластинкой ускорителя перезарядки. Аоба вёл машину к спуску на станцию. Синдзи мы вдвоём запихнули на заднее сиденье и сейчас, после нескольких оплеух, он уже подавал признаки жизни. По крайней мере, уже не тупо пялился в одну точку. Значит большая власть? Очередное промедление Гендо обернулось катастрофой. Вполне возможно, что он и сам уже был убит. В сердцах я ударила по приборной панели. – Не волнуйтесь – выберемся, – Аоба не терял самообладания, уж он умел держать себя в руках. – Как ты вообще выбрался? – меня кольнуло подозрение. – То есть? – Ты пришёл в квартиру Рицко уже с оружием. – А, это... После того как отвёз вашу машину, задержался по дороге. На всю ночь. Когда вернулся, обнаружил, что дверь нараспашку, а эти идиоты разбрелись по всей квартире и за дверью не следят, – он кивнул на лежащий на коленях дробовик, – там только два патрона. – Понятно. Аоба затормозил на перекрёстке. Прямо за углом был спуск на станцию. Перебежал дорогу и выглянул из-за угла. Направился обратно к машине. – Без шансов, там человек шесть. – Ты говорил, что есть второй вход. – Да, но если они так охраняют пассажирский лифт, то, что должно быть у грузового, – мне показалось, что на долю секунды он потерял контроль над собой и поддался панике. – Не увидишь – не узнаешь. Люфтваффе уже полностью контролировало небо, и теперь с авианосцев взлетали бомбардировщики. Артиллерия ухала в другой стороне, более звонко. Это были немецкие орудия, и огонь вёлся по дальнобойной батарее Совета. Эхо доносило далёкие разрывы из-за холмов. Второй вход был всего в нескольких кварталах. Въезд в тоннель ведущий к грузовому лифту был больше похож на фабричный или складской тупик, оканчивающийся воротами для разгрузки. С двух сторон его закрывали закопченные кирпичные стены. Кроме этого рукава к воротам вела ещё одна прямая дорога. Аоба остановил машину, не доезжая до поворота, и вышел оценить ситуацию. Вернувшись, он принёс хорошие новости: – Только трое, но у них томми и бар, нас изрешетят ещё на подходе. – Трое это не шестеро. Не страшно. Там ещё старые ворота? – Да, а что? Я вытряхнула гильзы из барабана и вставила найденные патроны. – Неет, второй раз вам такого не пережить, – до него дошло. Я вышла из машины и склонилась у дверцы. – У тебя есть идея получше? Выезды из города перекрыты, на всех автобусных станциях и аэропортах уже есть наши описания и фотографии. Мы, конечно, можем подождать, пока немцы полностью разберутся с Советом, но если они не справятся? Что тогда? А они и не справятся. Так что это единственный верный выход. А теперь слушай внимательно. Объедь этот квартал, чтобы взять нужный разгон. Как только услышишь выстрелы, жми что есть мочи, а главное, ни за что не останавливайся, жива я буду, ранена или мертва - не останавливайся. Понял? – Это глупо, – упрямо повторил он. – Это приказ. – Есть. Я взяла дробовик Аобы и выщелкнула один патрон. – Мисато-сан, – Синдзи как-то не по-детски смотрел на меня. – Вы погибнете. – Глупый, я просто догоню вас позже, – я поцеловала его на прощание. – Я хоть и ребёнок, но понимаю. – Ничего ты не понимаешь, – я в сердцах хлопнула дверью и постучала по крыше, давая Аобе знак трогаться. Он сдал назад и развернулся, чтобы объехать квартал. Подошла к углу и выждала несколько минут. Один – не проблема, второй тоже. Если сделать всё быстро и уложить двоих с томми, то третий не успеет поднять бар. Или успеет? В голове стучало, что второй раз мне не повезёт. Два раза подряд не везёт никогда. Нужно знать, когда остановиться. Проверив, смогу ли я быстро выхватить револьвер из кобуры, я вынырнула из-за угла. «Кадзи, я ведь всё сделала правильно?»1-е сентября 1939 года.
– Синдзи, ты слушаешь? – Да. Человек убавил звук приёмника, в котором играла Pennsylvania 6-5000. – Повтори, что я только что говорил. – The quick brown fox jumps over the lazy dog. Мне нужно использовать эту фразу для проверки телеграфа. – А на немецком? – Э-э-э… – Zwölf große Boxkämpfer jagen Viktor quer über den Sylter Deich. Ироху можешь забыть. – Ясно. – Эти фразы будут твоим хлебом ближайшие несколько лет. Их не так сложно запомнить. Ты знаешь, что будет, если вести с фронта не дойдут из-за тебя? Синдзи рассеянно кивнул. Этой ночью ему снова снилась женщина. Женщина, которой он был обязан жизнью.