Грех

Blue Foundation – As I Moved On

Церковный подвал стал огромным, просторным залом. То ли для пылающих счастьем выступлений, то ли для режущих сердце молитв. Но Шу не слышала высоких детских голосов, и органа она не слышала, и колокола. Она лишь увидела, насколько прекрасными были эти девушки в своих разноцветных платьях как у сказочных принцесс. Никогда она себя такой не чувствовала, хотя была, она была ею, только нужно шире раскрыть глаза. Готическая роза ярко освещала их белоснежную кожу, одежды и фальшивую смелость на улыбающихся лицах. Они шли так ровно, словно армия немецких гитлерюгендцев, и двигались так синхронно, что, казалось, и дышат они одинаково. Пока дышат. Шу не знала, хочет ли она, чтобы девушки подошли совсем близко. Наверное, ей это не нужно, и именно поэтому их силуэты медленно растворились в пыльном вечернем солнце. Они вынуждены уйти, и вновь из-за неё. Тихо и пусто. Девочка осмотрела высокие стены собора, всё такие же, как и до войны, но только лишь изнутри, - не тронутые японской артиллерией и служащие единственной преградой для снующей повсюду смерти. Но как только она попыталась встать и отправиться в общую спальню, воображение решило задержать её ещё на немного. Она увидела Мо, спускающуюся по главной лестнице размеренными изящными шагами. На ней было надето белое полупрозрачное платье в пол, а тёмные волнистые локоны украшал венок из свежесобранных цветов. Вокруг монастыря росло много цветов, особенно, красных пионов. Они напоминали вырванное сердце, кровоточащее болью и верой в то, что оно перестало биться не зря. Как только стройная нога Мо коснулась пола, Шу увидела, как девушка замерла, а на её талию опустились мужские руки. Шу испугалась. Ей не хотелось видеть, как старшая сестра (так она теперь называла милую Мо) мучается в объятьях грязного японского солдата. Она попыталась проморгаться, но картина никуда не уходила. Слишком высокий для японца и чересчур нежный. Ведь все они варвары, а он касается Мо так аккуратно, словно фигурки из хрусталя. Она улыбается и напевает какую-то песню на английском, Он подпевает, почти бесшумно, но их голоса сливаются и заставляют тоже начать раскрывать рот, даже не зная слов. Он одет в чёрный смокинг, на голове – чёрная шляпа. Белое и чёрное. Кто мог придумать ещё более банальное и идеальное сочетание? Они танцуют. Не спеша и даже немного опьяняюще. Его руки скользят по ткани белоснежного платья и прижимают её к себе настолько близко, будто они и впрямь две составляющие одного целого. Девочка кусает губы и заламывает пальцы. Шу чувствует, кто это, она знает его, она любит его. Тоже. Он опускает Мо на длинную скамью и позволяет своим рукам оказаться под подолом её платья. Она не сопротивляется, лишь по-доброму усмехается и, сбросив шляпу с его кофейно-каштановых волос, целует. Шу сглатывает и не осмеливается пошевелиться. Всё её тело бьёт дрожью, словно она стоит под ледяным северным ветром в открытом нескончаемом поле. Он торопливо скидывает с себя пиджак, она – спускает верх платья, но намеренно скрещивает тонкие запястья на груди. Он касается их губами и долго-долго не отстраняется. Она слегка раздвигает ноги, он целует её колени. Он что-то шепчет, она вновь смеётся. Он хочет её. Он любит её. Она хочет его. Она любит его. Любить его так приятно. Из-за высоких потолков звуки становятся вездесущими. Они заполняют весь зал, от каменного пола до полуразрушенного купола. Шу представляет себя на месте Мо. Представляет, как она обнимает его шею, выгибается и видит его красивое лицо так близко, как ещё никогда не видела. Эти тонкие губы, длинные ресницы, оливковые глаза и милые веснушки на щеках. Нет, нельзя. Всё - грех. Даже смотреть на такое грех, не то, что думать об этом. Если человек чего-то неистово жаждет, он это получает. Обычно, такими сильными желаниями разбрасываются алчные люди. Шу не была алчной. Зато ревнивой была, и его она жаждала неистово. Настолько ревнивой, что могла стать ради него кем угодно, лишь бы только понравиться. Лишь бы только.. Она больше ничего не видела со стороны. И не стояло уже худощавой девочки у алтаря. Только огонь свечей вырисовывал кривые узоры от слабого скрипучего сквозняка. Его поцелуи жгли кожу сильнее, чем раскаленный металл, приятнее, чем первая любовь и невероятней, чем самая сладкая в мире ложь. Она сидела на его ногах, несколько моментов назад, будучи ещё невинным ребёнком, и поддавалась его желанию, его воле, всему ему. Она не умела как Мо, но от этого было даже лучше. “И пока я продолжала двигаться дальше, Я думала, что сойду с ума. Я познакомилась со своим грехом, Я взглянула ему в глаза. Он испытывал меня на храбрость, Он проверял меня на бесстрашие, Но только сделал меня сильней”.