Мы заперты здесь...

      У Тони перед глазами цветные пятна. Он не может и не хочет поверить в то, что его любимой Веры больше нет. Он отчётливо помнит жжение в теле, ощущение, будто воздух выбило из лёгких, а затем вязкая, тягучая тьма. Когда сознание возвращается мужчина не сразу понимает, что случилось. А потом вспоминает. Словно наяву… Злополучное письмо, поездку, всю эту чертовщину… Открыть глаза трудно как-никогда. Он держался ради Веры. А сейчас паника тугим комком подкатывает к горлу.       Услышав шорох Тони резко распахивает глаза. Рядом с лицом мужские ботинки. Идеально блестящие, из чёрной кожи. Словно с витрины магазина. Бросишь взгляд выше и видишь, что этот чёртов ублюдок, этот призрак, весь такой. Идеальный. Ботинки блестят, стрелки на брюках идеально выглаженные, на рубашке ни единой складки, из причёски не выбивается ни единого волоска. Словно и не его Тони убил не так давно… Должен был убить. Но Эван жив настолько, насколько это вообще возможно. Стоит, поглаживая своего чёртового пса по холке и щурится, чуть улыбается. Хитро, всезнающе.       Тони хочется сесть, но пёс рычит и внутри всё стягивает от мысли, что сейчас челюсть этой псины в слишком опасной близости, а он не может ничего. Совершенно бессилен. А этот демон в человеческой шкуре смотрит на него и молчит, улыбаясь буквально уголками губ. Словно что-то задумал. Тишина помещения нарушается лишь слабым потрескиванием от какого-то прибора в углу. Эван нарушает тишину как хозяин положения.       - Ты убил их. Всех. Даже мою любовь. – В разрез словам на губах брюнета усмешка. Словно эта ситуация веселит его. А Тони молчит, потому что такого не помнит совершенно. Не помнит смерти этой отвратительной женщины. В ответ на тишину дух смеётся и говорит спокойно и легко. Практически весело.       - А я в ответ убил твою Веру. – Тони совсем не до смеха. Потому что его жена лежит сейчас не так далеко с глазами мертвеца и диким ужасом, застывшим на лице. Ублюдок убил не только её. Он убил веру в то, что всё закончится. Что он… Они справятся и вернутся домой. И больше не будет никаких авантюр. Будет домик в родном городе, работа, вскоре ребёнок… Не будет этого ни чего. Уже не будет.       Псина рычит и скалится, когда Эван хватает его за волосы и тянет резко вверх, заставляя зашипеть от боли и зло смотреть. Потому что больше он не может ничего… Пальцы у духа на удивление тёплые. Мозолистые… Только пальцы. Сами ладони напоминают прикосновение к надгробному камню и от этого ощущения могильного холода начинает тошнить.       - Мы заперты здесь. Ты и я. Это наш ад. Наши райские кущи. – Шепчет демон ветром словно не на ухо, а прямо в голову. Сразу куда-то в глубь, в сознание… И тело дрожит само от нескончаемого бессилия, от ярости и злости. Тони твёрдо встаёт на ноги, рычит не хуже этой адской псины и хочет размазать ублюдка, да только… Дважды не умирают? Или трижды уже?       Эвану плевать. Ему на удивление весело впервые за последние годы. Он любил свою жену, разумеется… Когда-то он любил её. Но Елена слишком назойлива, слишком упряма и импульсивна. Чего стоит только её выходка, когда за неосторожную фразу этого отчаянного упрямца она высекла его жену. Но Эван не лгал ни секунды, когда говорил, что они с Еленой идеальная пара.       Под насмешливым взглядом Тони ощущает себя жалкой псиной, которую оценивает опытный собаковод. Сколько было таких? Неудачников, приехавших сюда? Возможно, медовый месяц Тони и Веры был ещё не самым ужасным и коротким в истории этого места. Возможно, разумеется, только возможно. Но этот взгляд опытного охотника говорит сам за себя. И на секунду Тони ощущает гордость. Он жив сейчас. Он убил эту женщину. Убил всех здесь, чего другие сделать не смогли. Но тут же в голову ударяет и отчаянье. Он справлялся… Он ведь почти… Почти спас свою любовь. Оступился, когда зашёл уже так далеко. И от этого осознания сковывает всё тело, а на спине выступает холодный пот.       Эван смеётся, видя чужую реакцию. Смеётся не так, как смеются нормальные люди. А как-то… С безумным весельем. С сумасшествием, застывшим в глубине тихого, глухого смеха. У Тони перед глазами всё плывёт и дышать, кажется, невозможно… Чужие тёплые пальцы сжимают горло мощной хваткой. Наверняка, такой же хваткой, как у этого адского пса. Тони не жалеет себя. Он жалеет, что не справился. Не прошёл чёртово испытание… В ушах звенит чужой тихий как шелест смех.       Сознание к Тони возвращается легче, чем ранее. Он сразу же понимает, что в лаборатории. Прикован к столу тугими ремнями из новой, явно дорогой кожи. Всё по вкусу этого демонического франта. Эван рядом. Смотрит на него сверху вниз и улыбается даже с ноткой тепла.       - Ты интересный. Первый, кто зашёл так далеко. – Тони сам не понимает, почему чужие слова льстят ему и, одновременно с этим, бьют по самолюбию. И он не может не ответить. Потому что прошла первая волна паники, истерики, прошло чувство бессилия. Пришло смирение.       - У тебя слишком широкая улыбка для того, чью любовь я убил. – Демон в человеческой идеальной шкуре улыбается ещё шире и касается ссадины на щеке Тони, надавливая, чуть царапая. Тони думает, что, возможно, если однажды он выберется из пансионата «Широкая улыбка», то больше никогда не поедет в горы. И не заведёт собаки, о которой мечтал ещё с мальчишеского возраста. И обязательно заберёт тело Веры. Даже если это его убьёт.       - Ты заперт здесь. Как и я. – Упрямо шепчет Эван, расцарапывая рану. И наклоняется, слизывая кровь с таким садистским наслаждением, что появляются сомнения не вампир ли он. Внутри неприятно ухает что-то… Идеальных псих сейчас кажется по-настоящему близким и от этого ещё более жутким. Демон вылизывает рану подобно псу и это кажется чем-то нереальным. Слишком животным для того, кто выглядит, как сбежавший с важного приёма эмпат. Эван спускается ниже, вылизывает чужую шею, а затем кусает, больно, до крови. Останется шрам от этой церберовской хватки. Тони шипит и дёргается, но тело привязано крепко, ремни больно давят, мешая дышать. Эван хищником смотрит на Тони и кусает за подбородок, заставляя брюнета буквально застыть от этого взгляда.       Эван смотрит заинтересованно, опасно, похотливо… Касается пальцами чужих бёдер, поглаживая, а затем расстёгивает ширинку дешёвых джинсов и стаскивает штаны с бельём… Тони дёргается, обещает убить ублюдка, если тот тронет его ТАК и отчаянно скрипит зубами, пока над головой не клацает собачья челюсть. Тони затихает от шока и испуга, не замечая, что позволяет, тем самым, окончательно избавить его от штанов… Ладонь у Эвана холодная-холодная и Тони мелко дрожит всем телом и дышит тяжело и напряжённо… Член твердеет против его желания, а развратная усмешка на чужих губах окончательно убивает гордость. Эван смазывает его левой рукой какой-то отвратно пахнущей дрянью из старой склянки, а правой дрочит ему сильно и быстро, и этот контраст горящего собственного тела, холодной ладони, удовольствия и жгучей боли внутри просто сводит брюнета с ума.       Эван резко вытаскивает пальцы, Тони шипит, пытается пнуть ублюдка ногами, которые те освободил для удобства, но брюнет резко разводит ему ноги и входит. Тони матерится так, как никогда за свою жизнь не матерился. Не сдерживает болезненных, отчаянных слёз, дышит нервно и часто и кусает губы до крови… Демону всё равно. Демон очарован чужими эмоциями, чужим отчаяньем и болью. Демон берёт своё по праву. Тони не справился. Тони теперь заперт здесь. С ним. Он принадлежит ему полностью и даже чуть больше, а желание к жене, ныне окончательно покойной, давно остыло.       Движения у демона быстрые, резкие и размашистые. Тони больно до искр перед глазами. Внутри влажно и отвратительно сколько. До ужаса холодно от чужого, могильного тела. Тони пытается дышать через нос и это даже немного сбавляет боль… Эван, заметив, что мужчина уже не сжимает так отчаянно челюсть входит резко, неосторожно, делая больно и довольно щурится, получая от чужих страданий высшее удовольствие. А затем наклоняется и кусает чужие губы. Тони кусается в ответ, захлёбываясь своей кровью… И чужой, кажется тоже. Призрак ли это? Или демон? Есть ли у призраков, демонов кровь?       А с каждым толчком ощущения меняются. Это не прекрасное, нежное наслаждение, которое было с Верой и даже банальным удовольствием сложно назвать то, что испытывает брюнет. Но внутри на удивление не так болит и становится легче… Внутри трёт даже как-то приятно и хочется подмахнуть бёдрами в ответ… И тёплые пальцы, грубо ласкающие его, по сравнению с общим холодом чужого тела вызывают совершенно странные ощущения. Эван кончает неожиданно для потерявшегося в ощущениях Тони. Сжимает бёдра до синяков, изливаясь в чужое тело, прикрывает глаза… И даже секс не испортил чужой идеальности, только несколько прядок выбилось из причёски… И хочется врезать по этому аристократическому лицу с новой силой, хочется удавить, удушить… Он не заперт здесь. Бред всё это. Если это райские кущи и ад в одном флаконе, то Тони предпочитает наслаждение и муки одиночества. Эван не доводит до оргазма его и лёгкое возбуждение заставляет ёрзать на месте. Демон уходит, прихватив с собой адского пса…       У Тони во рту пустыня, в голове полнейшая неразбериха. И страшно до жути, больно, горько, обидно… Тони дёргается, пытаясь освободится, сдвинуться… И через полчаса возни у него получается. Брюнет натягивает штаны и направляется к воротом, стараясь не касаться кровоточащих стен, стараясь идти быстрее, но внутри всё горит и сжимает от боли… У ворот он видит Веру.       Красавица жена смотрит на него с ноткой тоски, но в этом взгляде, как и всегда, безграничные любовь и доверие… Тони кажется, что он сошёл с ума. У него галлюцинации… Но после всего пережитого он просто не может не протянуть к возлюбленной руки, чтобы ощутить пустоту и лёгкий, могильный холодок… Ощущение, как от прикосновений тела ублюдка, разрушившего его счастливую жизнь. Марево развеялось за мгновение.       - Мы заперты здесь. Ты и я… Это… - Услышав чужой голос Тони оборачивается, глядя на мужчину в идеальном костюме. И договаривает, понимая, чего тот хочет. Принимая невысказанные условия, негласные правила нового существования. Те, от которых он бы не смог отказаться, даже если бы захотел.       - Это наш ад, наши райские кущи… - Эван улыбается даже как-то заботливо. С почти что отеческой заботой, готовый наставлять, учить, беречь. И протягивает свою ледяную ладонь, призывая пойти за ним. Тони не медлит и протягивает руку в ответ, сжимая чужую ладонь. Впервые в жизни, пожалуй, он делает что-то не из уверенности, а лишь потому, что абсолютно не думал в этот момент. Потому что выбора у него больше и нет. Словно это судьба, ожидавшая его, как только они с женой раскрыли злополучный конверт.       Они заперты здесь. Навсегда. В их персональном аду, райских кущах. Тони не замечает того, что его тело такое же мертвецки холодное. Веру он хоронит за зданием и этим же вечером пишет письмо своему другу с работы, который не так давно обручился… Это место живёт, пока умирают любящие.

«Не хотели бы вы провести свой медовый месяц в пансионате «Широкая улыбка»?»