Потребность

Уилсон ногой оттолкнул подвернувшееся полено и обессилено сполз по стволу дерева вниз. Тяжелый, битком набитый рюкзак он неосторожно бросил себе под ноги, и из него выпал и покатился по траве найденный недавно странный короткий посох, кое-как вырезанный из средних размеров ветки и увенчанный загадочно мерцавшим красным рубином. Уилсон и сам не помнил, зачем подобрал его. Сейчас ему было плевать. Уилсон был раздражен. Раздражение копилось в нем давно, кажется, уже около месяца или двух, и проявлялось оно практически во всем, начиная с издевательств Максвелла и заканчивая шумом птиц. К слову, прямо сейчас над головой молодого ученого неожиданно громко закаркала большая ворона, и Хиггсбери перевел на нее тяжелый взгляд. Ворона, будто почувствовав на себе два горящих недобрым огнем уголька зрачков, зашелестела крыльями, вспорхнув с дерева, и унеслась восвояси. Уилсон вздохнул. Уставшее тело ныло, сегодняшнее путешествие по округе тупой тяжелой болью пульсировало в костях и суставах, организму нужно было хоть как-то расслабиться, и сон уже давно перестал помогать. Мужчина прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями, и откинул голову, чувствуя сквозь опущенные веки едва заметное тепло красного, заходящего солнца. "Все равно на меня тут некому смотреть," - подумал он в очередной раз и медленно потянулся к брюкам, расстегивая их и приспуская вниз. Брови предательски дрогнули - не пристало ученому джентльмену заниматься подобным непотребством, да еще и в окружении дикой природы, но даже с блестящим умом Уилсона тот так и не смог придумать альтернативы получше. Левая рука привычно обхватила пока еще мягкий член, медленно проводя по всей длине и оттягивая двумя пальцами крайнюю плоть. Плечи сразу обмякли, от паха вверх по венам полилось приятное тепло, с каждым мгновением все больше напоминавшее жар. Черная ткань перчаток приятно терлась о чувствительные места. Уилсон закусил нижнюю губу, зуб, чуть сколотый после недавнего поедания мяса с костями, царапнул по нежной коже, но Персиваль не обратил на это никакого внимания - не до того было. Пальцы правой руки скользнули по мошонке, чуть сжав ее, и устремились дальше, раздвигая ягодицы и дразня напряженное кольцо мышц. Хиггсбери тихо охнул и весь подобрался, ускоряя движение - тело требовало немедленной разрядки, сгорая от похоти. Однако разрядка все не наступала. Уилсон уже толкнулся двумя пальцами внутрь, раздвигая непослушную плоть, сжимал себя едва ли не до боли, а от резких движений перед глазами изредка рассыпались искры - этого было мало. Персиваль раздосадованно чертыхнулся и открыл глаза, осматриваясь. Взгляд тут же зацепился за искрившийся в лучах заката посох. Уилсон потянулся за ним и поднес к глазам, изучающе рассматривая. К его удивлению, едва оказавшись в руках, посох немного нагрелся, а рубин засиял ярче, будто внутри него полыхало маленькое пламя. Другой, обломанный конец был слегка обтесан по краям - очевидно, для более удобного ношения - да и само дерево выглядело так, будто его долго и упорно полировали до блеска. Ни заноз, ни рубцов, лишь небольшая трещина на конце. "К черту все, это должно подойти," - Персиваль стянул брюки еще ниже и раздвинул ноги, приподнимаясь и медленно насаживаясь на теплый деревянный обломок. По нервам электрическим током выстрелила боль, но Уилсону довелось испытывать ощущения и похуже, чтобы сейчас он мог беспрепятственно продолжать. Едва лишь древко дошло до половины, Хиггсбери остановился и начал медленно вытаскивать его обратно, пока левая ладонь вновь занялась истекавшим смазкой членом. Почти вытащив из себя посох, Уилсон снова резко втолкнул его обратно - и громко застонал, поджимая пальцы на ногах от острого удовольствия. Заигравшись с новообретенной странной штуковиной, Хиггсбери и не заметил, как его подвела обычно чуткая интуиция - кусты сзади еле слышно зашуршали, но ученый был слишком поглощен собственными ощущениями, чтобы обратить на это внимание. Лишь когда холодная тень, чем-то напоминающая огромную когтистую руку, схватила его за туловище и подняла над землей, Уилсон дернулся и попытался обернуться, но уже было слишком поздно. Его грубо швырнуло на лежавший неподалеку спальный мешок и придавило сверху, мешая не то, что двигаться, но даже дышать. Страх сковал мышцы, унижение от своей частичной наготы и позы - посох все еще торчал у него из задницы - затопило рассудок. Уилсон шмыгнул носом - в падении он больно ударился лицом. Одна из теней поменьше и попроворнее шустро обвила голову, наползая на глаза и чуть лохматя его невозможную прическу. Персиваль вновь оказался с закрытыми глазами, но в этот раз он не мог даже хоть чуть-чуть разлепить веки, что порядком его пугало. Из оцепенения его вывел до боли знакомый голос, голос, который он меньше всего хотел сейчас услышать. - Послушай, приятель... Уилсон забился в теневых силках, словно пойманный в его же ловушку кролик. - ... ты неважно выглядишь, - судя по звуку, Максвелл хмыкнул и перекатил языком сигару из одного угла рта в другой. - Помочь? - Пошел... ты... - просипел Хиггсбери, чувствуя, что еще чуть-чуть - и под давлением темной руки у него треснут ребра. - Спешу заметить, что ты ведешь себя совершенно неподобающе для ученого джентльмена. Ну что за слова? - Максвелл поцокал языком, и - судя по тому, как прогнулся по бокам набитый соломой спальник - навис над ним, запуская неестественно длинные руки под его тело, с нечеловеческой легкостью приподнимая и нетерпеливо расстегивая пуговицы на жилете и рубашке. Раздался тихий треск - одна из и так державшихся некрепко пуговиц не выдержала под таким напором и повисла на одной черной нитке. Хиггсбери почувствовал горячее дыхание на затылке, пока его неожиданно бережно освобождали от одежды. Максвелл на миг застыл, с удовлетворением осматривая открывшийся перед собой вид на подтянутую задницу, поясницу и худые плечи. Руки Уилсона дрожали, и демон перевел взгляд на них, остановившись на длинных перчатках. - Знаешь, Хиггсбери, - Максвелл властно провел ладонью по его боку. - А тебе чертовски идет. Персиваль вспыхнул, изо всех сил заставляя себя не представлять, как он сейчас выглядит - с оттопыренной задницей с зажатым в ней посохом, с голыми плечами и при этом все еще в этих проклятых перчатках, делающих его похожим на какую-нибудь... черт! - Ну и жарко же тут у тебя. Максвелл поднялся, лениво стягивая с себя пальто. Уилсон почувствовал легкую щекотку на пояснице от скользнувшего по ней пояса, и задрожал всем телом - отсутствие зрения усиливало все остальные чувства раз в сто, если не больше. Демон явно это заметил, потому что в следующий миг по выступающему под бледной кожей позвоночнику прошлись длинные тонкие пальцы, заставляя мужчину под ними часто задышать и сжать челюсти в тщетной попытке не выдать вновь накатывавшее возбуждение. Мозг опять начинал отказывать, пасуя перед первобытными животными инстинктами. Максвелл ухмыльнулся. - И что мне с тобой делать, приятель? - в фальшивой задумчивости произнес он, и, схватившись за поблескивавший камень, вытащил посох из тут же сжавшегося отверстия и осторожно отложил в сторону. - Ну как же так, Хиггсбери. А ведь это, между прочим, ценный артефакт! - с этими словами, будто наслаждаясь его беззащитностью, Максвелл резко вогнал в податливое тело два пальца, царапая стенки острыми ногтями. Уилсон всхлипнул и прогнулся в спине, насколько это позволяла сдерживавшая его рука. На тело вновь волнами накатывал жар, на этот раз вкупе со стыдом и еще чем-то необычным, еще более невыносимым и обжигающим. Персиваль сжался, насколько это было возможно, но это лишь усилило ощущения внутри. Максвелл пару раз развел пальцы в стороны и вытащил их, вырвав из Уилсона недовольный, выдавший его с головой стон, на что бывший фокусник лишь хохотнул. - Из тебя никудышный актер, приятель. Потерпи немного - старику Максвеллу тоже нужно прийти в форму... Раздался шорох, и спальный мешок прогнулся теперь в непосредственной близости от лица Уилсона. Послышалось тихое шипение - Максвелл потушил сигару. - ... и ты поможешь мне в этом. Цепкие пальцы притянули его за подбородок, тыкаясь в губы чем-то мягким и горячим. Хиггсбери стиснул зубы, пытаясь отвернуться, но темная рука предупредительно вдавила его в жесткую ткань. От неожиданности тот выдохнул, и его рот моментально был заткнут постепенно твердеющим членом Максвелла. Уилсон чуть не подавился, но так и не решился прикусить чужую плоть, разумно решив, что за это можно было дорого поплатиться. Происходящее вызывало в нем в разы меньше ожидаемого отвращения, и ученому это не нравилось. "Скорее всего, это из-за того, что я уже долгое время пробыл в одиночестве," - попытался успокоить себя он. - Хороший мальчик, - голос Максвелла становился все более хриплым, пока Персиваль входил в раж, экспериментируя с движениями губ и языка и совершенно позабывшись. - Ты не перестаешь меня удивлять. Тем временем Уилсон загорелся определенным исследовательским интересом, пробуя на вкус кожу в разных местах, проводя языком по ложбинке на головке, слизывая горчащую соленую смазку. Его собственный член неприятно терся о спальник, но даже не собирался обмякать, наоборот - дернувшись, он налился кровью еще сильнее, когда мужчина почувствовал прикосновение чего-то шелковистого и прохладного к чувствительной коже на плечах. Это "что-то" медленно прошлось вдоль лопатки, пощекотало позвоночник, заставляя Уилсона дрожать уже не переставая, а затем опустилось ниже - Максвелл при этом немного приподнялся - и легко шлепнуло его по ягодице. "Цветок," - где-то на задворках сознания догадался Хиггсбери. "Он достал из петлицы свой цветок!" От неожиданной ласки Уилсон сильно сжал губы и Максвелл, рыча, словно сорвался с катушек, начав вбиваться в его рот с такой силой, что у ученого затряслась голова. Не сдерживаясь, он бросил цветок на спину - тот скатился и упал на спальник рядом с плечом - и резко схватился за жесткие густые волосы Персиваля, дергая на себя. Его член скользнул слишком глубоко в горло, и Уилсон начал брыкаться, пытаясь откашляться, так что Максвеллу пришлось его отпустить. По подбородку Хиггсбери стекла небольшая капля слюны, оставляя тонкий блестящий след, но тот не смог даже вытереть ее - тени прижимали его руки по бокам, заставляя пластом лежать на животе и ждать дальнейшей участи. Тем временем Максвелл вновь переместился назад и теперь деловито пытался снять обтягивающие брюки, однако, поняв всю тщетность своей затеи в такой позе, просто стянул их, насколько мог, и одним рывком вошел во вскрикнувшего от такого обращения с собой Уилсона почти на всю длину. По ощущениям член Максвелла был несколько тоньше посоха, но зато гораздо длиннее, и при грубых, резких и рваных движениях выбивал из Хиггсбери все мысли и дух, заставляя стонать в голос без остановки. - Ты слишком громкий, - на выдохе рыкнул демон, и Уилсон почувствовал, как очередная тень сжала его горло, несильно, но ощутимо, едва оставляя способность дышать, но полностью перекрывая голосу возможность вырваться наружу. Теперь Персиваль лишь хрипел, пока непрерывно посылаемые мозгу импульсы становились все ярче от недостатка кислорода и все движения и прикосновения смазывались в одну брызжущую вспышками картину. Тени метались по коже - скорее всего, Максвелл и сам понемногу терял контроль как над ними, так и над собой. Хватка ослабла, и Уилсон с усилием все же смог стряхнуть с лица импровизированную "повязку" и повернуть голову, встречаясь взглядом со своим насильником. Глаза Максвелла хищно сверкали, и он сильно отличался от прежнего себя - обычно самовлюбленный и безупречный, сейчас он походил на дикого зверя, демона, каковым, по сути, и являлся. Уилсон замер с приоткрытым ртом, словно загипнотизированный этим зрелищем. - Макс... велл... Тот схватил Хиггсбери за ногу, другой рукой резко поднимая за шею, и начал вдалбливаться со всей оставшейся силой, заставляя ученого повиснуть безвольной куклой, прижатой к длинному худому телу. Уилсон чувствовал, что близок к обмороку - особенно, когда Максвелл впился зубами в его плечо и, обхватив его член, начал грубо и безжалостно дрочить в такт своим движениям. В этот момент внутри лопнула все это время раскалявшаяся напряженная струна - и Уилсон кончил с неестественно высоким криком, чувствуя, как он снова падает на спальный мешок и как задний проход тягуче, рывками наполняется горячей жидкостью. В следующий миг сознание покинуло его, а перед глазами расплылся мрак. Уилсон проснулся на следующий день, укрытый знакомой шубой. Память возвращалась неохотно, но, когда воспоминания выстроились в цельную картину, он вскочил, схватившись за поясницу и чувствуя, как к щекам прилила краска. Из кармана пальто выпала записка. Хиггсбери с интересом развернул ее и стал разбирать крючковатый почерк. "Знаешь, приятель, пожалуй, удовлетворением одной из потребностей я, все же, смогу тебя обеспечить. Просто позови меня, когда понадоблюсь, а не начинай снова все эти надругательства над деревяшками. Или ты серьезно думал, что я не замечу твои игры?" Щеки заалели пуще прежнего. Уилсон смял записку и выкинул в еще тлевший костер - очевидно, Максвелл решил не отдавать его на корм Чарли этой ночью. Болела поясница и немного - спина. Но во всем теле чувствовалась удивительная легкость, да и настроение явно находилось на отметке повыше, чем вчера. Чертовы демоновы надругательства каким-то образом сотворили с ним чудо, позволив расслабиться хоть ненадолго. Только вот почему губы были такие припухшие?