Его спящая красавица

      Когда она спала, она была прекрасна. Фарфоровая кожа, густые ресницы, чуть розоватые щеки, крохотные веснушки, рассыпанные по носу, нежные губы… Он часто смотрел на нее, любовался расслабленным лицом — таким спокойным и одухотворенным. Она была прекрасна, как сказочная принцесса. Ради нее он мог бы достать даже звезду с неба. Их отношения, которые начались и строились на бессмыслице, почти никто не принимал всерьез — многие считали Гермиону и Седрика слишком романтичными, иногда слабохарактерными и даже глупыми. Он просто не обращал внимание. Он всегда считал, что их отношения были тем идеалом, о котором мечтают романтические девушки, когда перед сном прячут под подушку романы об истинной любви. Когда Седрик впервые задумался об их отношениях, он понял, что что полюбил ее задолго до того, как он начал это сознавать… Все началось в тот день, когда он получил свой шрам. Кроваво-красная линия, пересекающая лицо от правого глаза до подбородка, теперь побледнела. Шрам обезображивал лицо, но Седрик не жаловался, ведь если бы он тогда не споткнулся, и не рассек скулу об одно из каменных надгробий, кто знает, где бы он был сейчас… Смог бы выжить? Иногда Седрику сложно было поверить, что тогда, в четвертый раз, Гарри Поттер смог справиться с самым темным волшебником из всех, о которых когда—либо писали в книгах по истории. Он часто чувствовал себя бесполезным, плывущим по течению. Ему было позволено все. Возможно из-за этого он принял участие в дурацком турнире — чтобы доказать всем, и в первую очередь себе, что у него есть не только красивое лицо… Седрик всегда был истинным представителем своего факультета — он никогда не сдавался. Окружающим казалось, что проще заставить Аваду изменить траекторию полета, чем сбить с его с намеченного пути. Он падал вниз, но как и каждый пуффендуец, вставал и поднимался. Турнир Трех Волшебников был самым ужасным и одновременно лучшим делом, которое он когда-либо совершал. Ужасен — из-за того, что он видел, из-за кошмаров, которые мучили его с той роковой ночи на кладбище, того, что все это значило для других. И в то же время не было для него вещи прекрасней, ведь турнир позволил ему доказать всем, что он сам чего—то стоит. Седрик едва ли мог вспомнить, что было после того, как он получил свой шрам. Все было туманно, подернуто дымкой, словно мираж мутных цветов, слабых голосов и ослепляющей боли. Но все то, что он все-таки смог вспомнить ужасало. Он не понимал, как Гарри смог спастись, да еще и спасти его — это осталось для Диггори загадкой. Он всегда знал, что гриффиндорцы бесстрашны и безрассудны и прекрасно понимал, что не смог бы повторить подвиг Поттера. Если Седрик был истинным пуффендуйцем, то Гарри Поттер — миниатюрным подобием Годрика Гриффиндора. Когда они вернулись на стадион, все завертелось как снежный ком… Кто-то превратил кубок в порт-ключ. Кто? Он не знал, но все время пытался собрать этот пазл, пытался решить головоломку, которая не давала ему покоя… Седрик понимал, что тот, кто это сделал, должен был находиться в постоянном страхе, играть идеально, постоянно бояться разоблачения. И потом он с ужасом понял, недостающие части с громким звуком встали по местам. Профессор Грюм должен был отнести Кубок на постамент в с центре лабиринта, превратить в смертельную ловушку. Седрик отлично понимал, кто был целью сумасшедшего. Это было слишком очевидно. Он осознал, что должен как можно скорее все рассказать Дамблдору. Седрик бежал по темному коридору Хогвартса с одной мыслью — успеть, не дать случиться непоправимому, он был так озабочен своей неожиданной догадкой, что не заметил направленной на него палочки Грюма. И тогда она в первый раз его удивила безрассудно—храбрая гриффиндорка подскочила к нему, оттолкнула с пути заклинания. Она спасла его от проклятья, даже толком его не зная. Они были едва знакомы, не были друзьями или семьей. И все же она пожертвовала собой, спасая его. Никто не знал, что за проклятие в нее попало. Она просто упала и осталась лежать, только грудь мерно вздымалась. Целители Мунго были в недоумении. Это было похоже на магическую кому. Все попытки изменить ее состояние провалились. Гермиона не просыпалась. Дни превратились в недели, недели в месяцы, но никаких изменений не было. Он не мог успокоить свою совесть. Он, он, а не она, должен был лежать неподвижно. Он должен был быть на ее месте. В конце концов месяцы превратились в года. Он закончил Хогвартс, работал в Министерстве и продолжал жить — по крайней мере пытался это делать. Было трудно, вина съедала его изнутри, он чувствовал какую-то странную тягу, огромное желание помочь ей. Чо была рядом, поддерживала, пыталась успокоить его вину, просила жить настоящим. Но он не смог отпустить Гермиону даже через пять лет. Он посещал ее каждый месяц, приносил свежий букетом ромашек и сидел у ее постели. Иногда он читал ей, иногда рассказывал о том, что происходит в мире, а иногда просто сидел и смотрел на нее. Целители знали его по имени, так же, как знали ее родителей. Грейнджеры были замечательными людьми. Они позволяли ему приходить, когда никого не было, не задавали вопросов о том, почему он посещал их дочь, не обвиняли его в ее коме. Они просто разрешили ему быть с ней. Но Чо все надоело. После стольких лет ожидания, она устала. Они начали встречаться незадолго до происшествия на турнире — ведь так было правильно. Он понимал, что нужно было делать на следующем этапе, но не мог заставить себя назначить дату свадьбы. Он откладывал ее, пока Чо не надоело терпеть. Седрик до сих пор помнит те слова, которые она ему сказала:  — В отношениях, Сед, должно быть два человека, не три… — ее голос дрогнул, в глазах стояли слезы. Он не знал, что сказать ей. Седрику было противно выяснять отношения здесь, возле больничной койки.  — О чем ты? — глупый, бессмысленный вопрос, ответ на который давно известен.  — Именно об этом я и говорю! Я знаю, ты думаешь, что затевать ссору рядом с ее постелью отвратительно, но ведь ты заботишься о ней больше, чем обо мне! Седрик, она никогда не проснется. Это уже не важно. Он удивленно взглянул на нее. Она правда считала, что Гермиона никогда не проснется? Она должна была! Иначе как бы он извинился за все то время, которое она пропустила по его вине? Она должна была проснуться.  — Ты приходишь сюда каждый месяц, Мерлин знает по какой причине! Даже ее друзья появляются реже! Ты не должен винить себя. Она сделала свой выбор, дала нам шанс быть вместе, и я благодарна ей за это. Но мы не вместе, Сед?  — Что?  — Как мы можем быть вместе, если ты почти все время проводишь здесь с ней?  — Чо, я не с ней, я не могу быть с ней. Чо, она в коме.  — Точно, она в коме! И вряд ли когда-то проснется. Ты знаешь, как это трудно — пытаться конкурировать с мечтой?! Для тебя она идеал, ты тоскуешь по ней. Я не могу быть ей, Седрик. Ты любишь мечту, а не меня.  — Нет, — он покачал головой. — Нет, Чо, это неправда!  — Но так оно есть. Я больше так не могу. Я не могу больше сражаться за твое внимание. Да это даже не сражение… Именно она всегда была твоей. Это был тяжелый урок. Все это было правдой, но он был слишком слеп, чтобы увидеть. Несмотря на расставание, они остались друзьями. Теперь Чо была замужем, и выглядела счастливо. Он был рад за нее. Только теперь Седрик понял, что он всегда будет любить ее, но никогда не был по настоящему влюблен. Им было комфортно вместе. Не было никаких страстных фейерверков, между ними не пробегали электрические разряды — им просто было удобно. Отец Гермионы первый провел аналогию. Она действительно была Спящей красавицей. Сперва Седрик не понимал, что это значит. Но потом миссис Грейнджер дала ему книгу… Какая ирония — это была любимая сказка Гермионы, она всегда читала ее на ночь. Глупая маггловская сказка обернулась страшной явью. Ему было двадцать шесть, когда это все-таки случилось. В тот день он опоздал на работу, все валилось из рук. Шел дождь, он был весь мокрый и нес в руке привычный букет ромашек. Зайдя в холл больницы, он увидел родителей Гермионы… В слезах… Сердце сжалось от дурного предчувствия. Она же не могла умереть? Даже думать об этом было невыносимо. Войдя в палату, он увидел ее. Девять лет, он сидел возле ее постели и ждал момента, когда она откроет глаза. Он знал, что она красива, но сейчас — она сияла. Гермиона улыбалась, ее большие медовые глаза с интересом смотрели вокруг. Она сидела в инвалидной коляске — она ведь не пользовалась ни одной своей мышцей на протяжении девяти лет! Ее глаза продолжали удерживать его на месте — уставшие, но любопытные. Она даже не слушала, что говорил целитель. Седрик был в замешательстве — он не знал, что сказать. Он так долго ждал этого, что сейчас совершенно растерялся. Гермиона Грейнджер очнулась, и смотрела на него. Ему казалось, что она знает, как он сидел возле ее кровати на протяжении долгих лет.  — Вы ведь Седрик Диггори? — она сказала свои первые слова. Он не смог говорить, только кивнул. — Мне сказали, что вы часто приходили ко мне. Мы с вами знакомы? Эти слова положили начало их дружбе. Возвращение в мир живых для нее было очень тяжелым. Некоторых вещей она просто не понимала, не могла понять. Ее друзья были женаты: Гарри на Джинни Уизли, Рон на Лаванде Браун. У них уже были дети. Гермиона пыталась быть веселой, улыбаться в присутствии своих лучших друзей, но Седрик видел, как ей тяжело. Она была несчастна. Он обнимал ее, пока она плакала, захлебывалась слезами. В ней было столько неуверенности, столько смешанных эмоций. Разве она не должна была радоваться, что война закончилась, что ее друзья живы и счастливы? Она так много пропустила, так много не понимала… Она чувствовала себя лишней в этом мире. Седрик не позволил ей поверить в это. Через несколько месяцев они начали встречаться. Он так долго ждал ее пробуждения, но не хотел торопить. Она же просто смеялась и целовала его. Спустя три года они поженились. Скромная, тихая церемония — только родители и самые близкие друзья. Он предпочел этот путь, да и она тоже. Он до сих пор помнил, да и вряд ли смог бы забыть, как она спускалась по ступенькам под руку с отцом. Красивая как богиня, в скромном, но красивом подвенечном платье. Вечно непослушные кудри, уложенные в роскошную прическу, теплые карие глаза. Она была подобна солнышку. Сияющая и красивая — и только его. И вот он снова наблюдал, как она спит. Следил за легкой полуулыбкой блуждающей по ее лицу. Иногда он оставался, только чтобы увидеть, как она проснется и солнечно улыбнется ему. Он смотрел, чтобы убедиться. Он до сих пор помнил ее неподвижное лицо и закрытые глаза и должен был быть уверен, что они откроются утром. Она свернулась в гамаке, неподалеку от их крыльца. Левая рука лежала на округлом животе, а правая прижимала к себе пятилетнего сына. Он был так близко, обнимая ее ручками за шею, что Седрик не знал, где ее волосы, а где его. Майкл был настоящим сыном своей матери. У них были одинаковые веснушки, одинаковые глаза и любовь к книгам. Седрик призвал одеяло из спальни и лег рядом, накрывая свою семью. Он был благодарен за сына и за жену, и за их будущего ребенка. Он понимал, что не сможет и дня прожить без них.