Home

Земля не была для неё домом. Скорее — временное место жительства. Но время чересчур затянулось, не оставив надежды на возвращение. Жемчуг не отсюда. Её дом — бескрайние просторы космоса, среди плещущихся в нежном свете звёзд, пролетающих мимо комет, поющих планет и доброго солнца. Её дом в нескольких световых годах от Земли, он плывёт посреди странно горячего холода, он ждёт её. Только вряд ли дождётся, думается ей, когда она поднимает тоскливый взор к небу. Длинная ручка сама по себе взметается ввысь, пытаясь дотянуться, коснуться хоть чуть-чуть, потрогать этот родной кусочек космоса. Но то место, где навсегда похоронено её сердце — невыносимо далеко от неё. И попытка добраться, взглянуть одним глазком на то манящее к себе космическое пространство — хрустко лопается. Глупая Жемчуг. Ещё такое младое дитя, сказала бы Она. Роза часто пускала шутки по поводу того, что она так молода. Роза не скучала по своему дому. Роза была сильной. Роза была воплощением крепости духа. Роза была её Королевой. И глаза Жемчуг наливались надеждой, что она сможет стать пусть мелкой, но частичкой её силы, а та будет гордиться ею. Ведь Роза посвящает одну только Жемчуг в свои сокровенные секреты. Жемчуг помешана на цели быть полезной для Неё. Быть хоть кем-то для Неё. Жемчуг без остановки шепчет себе под нос: — Ты ничто. Жемчуг верит в это, и своя смерть кажется ей не такой пугающей. В таком ключе смерть предстаёт желанной, особенно, если она героическая, вознесённая верностью, честью и пламенем бурного сердца. Она сильнее рвалась в бой, скользила меж падших самоцветов, с открытым нараспашку сердцем сражалась за Неё. Кровавые рассветы в переливах блестящего оружия, раскиданного по земляничному полю, были её одержимостью. Расколотые в пыль воины теряли свой свет под палящим солнцем. Война гнала подальше терзающую хандру, у войны не было на это времени. И Жемчуг, такая тонкая и изящная Жемчуг, как недавно взошедший стебель дивного цветка, крохотная и ещё совсем юная — смахивает последние слёзы твёрдой рукой, натягивает железные латы на худые плечи, вдыхает полной грудью металлический воздух и упрямо ступает в непроглядный туман сражения. Она спотыкается, падает, ушибает руки и колени, режет лицо царапинами, но встаёт, каждый тысячный раз встаёт, двигаясь дальше, вламываясь напролом в эту гущу жестокой и бессмысленной войны. Жемчуг считает себя никем. Роза даёт ей почувствовать себя всем. Когда она видит Её на этом пиру хладнокровной ненависти и отвратного презрения, то чудится — это зверски неправильно, невозможный бред. Безумие. Безумие, что пухлые и крепкие руки стискивают меч; воздушная фигура заслоняет собой других, подставляя розоватую нежнейшую кожу под удары. Не Роза должна там быть. А только она. И Жемчуг не успевает опомниться, как её незначительная сущность — махонькая жемчужинка — превращается вновь в рвущегося воина. Бой — как лекарство, как мазь, фальшиво лечит сердце от тоски, но этих мимолётных минут — когда душа сплетается с клинком воедино, а в глазах вспыхивают костры — ей хватает, и она готова без перерывов подставлять себя под сверкающие мечи, готова танцевать вместе со смертью, готова отдаться ей в сокрушительные объятья. А после, когда всё утихает — закатное одеяло укутывает солнце, шепчут цикады, веет тёплый ветерок — Её руки невесомо гладят кожу, заботливо проводят по щекам, льющиеся волнами волосы шелестят и щекочут. И Жемчуг жмурится от наслаждения, порезанные губы трогает безмятежная улыбка. Вся в ссадинах и царапинах, где-то ещё виднеются кровоподтёки, а броня кусает мышцы, но Жемчуг все равно, главное — Она сейчас рядом. Та, за кого она сражалась — живёт. То, что перекрыло ей мечты о доме — здесь. Рядом. Вместе. Роза плачет, и бусины неспешно падают на раны её маленького воина. Роза плачет, тем самым по-настоящему вылечивая Жемчуг. — Моя Жемчужина. Полные, тёплые и самые мягкие губы Розы касаются виска, оставляя греющий мазок, что пахнет только-только распустившимися розами. Воин засыпает в больших и бархатных руках своей Королевы, а все печали уходят прочь. Одинокий рыцарь находит себе призрачный приют. *** Жемчуг не привыкла упускать шансов, которые дарит ей судьба. Она туго успевает схватиться за хвост мнительного счастья, и в груди вновь что-то воспаряет. Она может увидеть его. Свой дом. Показать Ему. Тот, в чьих глазах трепещет вся её жизнь. Она будто не слышит никого. Ни останавливающего Грега, ни даже Стивена. Нестерпимое чувство движет ею, берёт штурвал и тянет прямо наверх, к звёздам, к дому. Её ослепляет соблазн, ослепляет пустая мечта, и Жемчуг теряется во тьме своих желаний. Лишь на момент. Стивен ласково обхватывает своими шершавыми и пожухлыми руками её острое лицо, притягивая к себе почти вплотную; он отводит её глаза от этих дурманящих звёзд, встречается взглядом с ней. Её захлестывает непонятное, гибкое, неравномерно текущее по телу, дёргая каждую клетку этой оболочки. Она слепо искала то, что всегда было с ней. В его глазах сверкают мириады таких нужных ей звёзд, тянется розовой пеной млечный путь. В его глазах зацветают розы, созревает сладкая земляника на поле боя. В его глазах она видит своё спасение. Своё исцеление. Роза не покидала её, она всегда была рядом. Но сейчас она сжимает в объятьях не её, а Стивена. И так, верит Жемчуг, лучше. — Знаешь, уж лучше я буду здесь, на Земле. — Со мной! — Да. С тобой. *** Пугливые недры её души обожают догонялки. Она сбегает от других, но чаще от себя. Эгоистичной себя, завистливой себя, настоящей себя. Какой она является на самом деле. И эта правда перекрывает кислород, принуждая вновь и вновь убегать, как самое трусливое существо на свете. Не такой она должна быть для него. Не такой она должна быть для неё. Она громко закрывает за собой дверь, продвигаясь в свою комнату с мчащимися колоннами водопадов. Жемчуг кружится, сжимая в кулаках оружие, и танец выходит надломленным, словно кости кто-то сжал вдвое; ноги-спички податливо не сгибаются, острыми кончиками сухожилий рассекая конечности. Жемчуг обессиленно падает на толщи воды, закрывается ладонями, а из её камня бессознательно и будто на автомате проектируется Она. Бледно-голубоватый свет принимает её простые и грациозные черты, возвышаясь над малюсенькой для самой себя Жемчуг. Та, с крапинами слёз в глазах, тянет, дрожа, к ней руку, к её волнистым волосам, и пальцы проходят сквозь прозрачной фигуры. Одобрительные слова Розы рассеиваются невидимым дымком, тяжелой ношей ложась на хрупкие плечи Жемчуг. Принцип догонялок прост. Кто-то все равно догонит её, иначе игра попросту не закончится. Её игра длится уже долгие столетия. Жемчуг убеждена — её никто не поймает, никто не найдёт, никто не увидит настоящую-беспомощную её. Хоть и на теле она не ощущает брони, оно болит всё также, отзываясь родной болью в костях. Она крепко жмёт к себе меч и ножны Розы, думая — те обогреют Её теплом. Но они веют лишь ледяным прошлым. Жемчуг сбегает опять, уверенная в том, что и сейчас её никто не разыщет. Но её планы ломаются по наклонной, когда за ней бежит он. Стивен. Прошлое в его глазах такое реальное, убивающее, отгоняющее её всё дальше к пропасти. Оно оплетает локти, оттягивает назад, хватает принудительно за подбородок, распахивает веки по сторонам, приказывая вглядываться в него, быть его узником. И он приближается, не давая проходу. Он подходит ближе и застаёт её врасплох. Он говорит, как она. Он поступает, как она. Он глядит на неё, как она. Но он не Роза. Стивен молчит, когда она разговаривает с проекцией его матери, преклонив перед ней голову. — Ты прекрасна. Роза вновь рассыпается под её морозными пальцами сотней мигающих кристаллов, будто и не было никогда. И если Она сейчас видит её такой — это ужасно, это предательство, Жемчуг стыдно и невыносимо больно. Когда Стивен обхватывает её дрожащую фигурку, именно он, никто другой больше, Жемчуг понимает. Она всё понимает, что нельзя было смотреть на него, как на Неё; думать о нём, как о Ней; смотреть в его глаза и искать там Её. Жемчуг горько ревёт, чувствуя на себе ожоги от его рук — приятные, разогревающие, целительные. Слёзы, выливаясь из глаз, летят скоплением жемчужин на шелковистую траву. Он лечит её. Не как Она. Лечит её по-своему. И Жемчуг принимает это в себе и любит его не за то, что он так похож на Неё, а за то, что он просто есть. Пряный аромат земляники нёс в себе нечто совершенно новое.