Намёки

Если в наше время детей так легко подкупить, куда катится этот мир? Бен порой любит рассуждать на такие темы. Они ни к чему не ведут, словно залитый соком проигрышный билет, но приятно съедают время. Ему нравится заниматься этим: рассуждать о таком простом, таком глупом и несерьёзном, когда знаешь, что это важно для одного тебя. Это не отвлекает. И, когда они проникают в комнату Марго Рот Шпигельман, он лишь зачарованного выдыхает: – Охренеть можно… – и Квентин одёргивает его через плечо. – Тут же дети! Хотя Квентину сейчас совсем-совсем не до этого и пластинка его занимает куда больше, он пытается сохранять спокойствие. Бен кидает извинения, оглядываясь на стоящую в проёме девочку, и она закатывает глаза, складывая на груди руки. Он почти не сомневается: это сестра Марго (хоть ему и сказали это уже раз триста), слишком похожи внешностью и повадками. Руфи малость устала от этих посещений, хоть и лишних карманных денег никогда не бывает много. Она устало плетётся на кухню, предлагая им лимонад, и все, кроме Бена, от которого разит пивом, отказываются. Так что либо он мазохист, либо никогда не вставал с похмелья. – Спасибо, – бормочет он, отпивая из наполненного стакана, и Руфи довольно наблюдает за его незамедлительной реакцией. Лицо Бена вытягивается, так смешно и глупо, щёки впадают, лоб морщится. Она еле сдерживает рвущийся наружу смех и заворожено смотрит, как он пытается выпить всё, ведь не зря же она делала всё это. Эта странная черта бросается при знакомстве с ним не сразу, но Бен очень ценит чужие усилия, потому что знает, как это тяжело, чем бы «это» ни было. – Друг, – говорит он, когда они выходят из их дома, – если ты пойдёшь на выпускной со Шпигельман старшей, как думаешь, может мне… – Бен! – хмурится, смотря на него, Квентин и закатывает глаза. – Сначала моя мама, теперь сестра Марго… Хоть бы определился! – Очень сложно решить, – задумчиво поднимает взгляд в небо, шаркая подошвой о выметенный асфальт, он, – побежишь ты за поездом или дождёшься следующего. Кью задумчиво смотрит на него, а когда Бен поворачивает к нему голову, выдаёт: – Это худшая из метафор в моей жизни. И пока все смеются, Бен задумчиво идёт вперёд, размышляя о том, как должны расти быстро дети. Что в свои годы он часто смотрел на девчонок старше и мечтать не смел проводить их на выпускной, хотя ему было интересно, как это всё там. Ему не хочется, улыбается он, сам не зная, почему, чтобы эта девчонка запомнила его подростком, от которого пахло пивом и которого бил сушняк от того, что он перебрал на первой вечеринке. Руфи встречает их у дверей с подносом, улыбаясь и прищуривая глаза, а затем предлагает: – Лимонад? И когда все отказываются, они сидят на кухне с Беном, и она наблюдает, как он пытается выпить третий стакан подряд, а стаканы в их доме высокие и очень неудобные. И смеяться хочется: от его напряжённого лица, от того, как он мученически возводит глаза к небу. – Я люблю лимонад, – достаёт она, стараясь не показать ухмылки, графин из-под стола и подливает себе в чашку. – Очень. – Вижу, карманные ты только на лимоны тратила, – бухтит непонятно Бен, и она улыбается, сидя на барном стуле и болтая ногами, тапки с которых вот-вот слетят. – Ага. Вкус на языке кислый, и она протягивает ему сахарницу, хитро смотря, и Бен, не задумываясь, высыпает горсть сразу в рот. Ноги Руфи касаются его собственных, качаясь, и Бен, может, ошибается, но раньше так показывали намёки. И Руфи, немного, но капельку намекает.