***
- Ты представляешь, захожу в столовую и вижу: наш толстяк Масаки сгреб себе все, что продавали. Я в шоке с этого парня … Лакус облокотился о парту, дожидаясь, когда я спрячу все книжки в сумку. Он зевнул, достал яблоко из своей сумки и смачно им хрустнул. - Он как черная дыра - пожирает все, что попадается в поле зрения. Слышь, Мика, ты так и будешь молчать?! – парень начал буравить меня взглядом, стараясь вытащить хоть одно словечко. Но я, как обычно, сохранял невозмутимый вид, тем самым снова расстраивая его. Так проходил каждый день. Это какой-то бесконечный цикл: уроки-уроки-столовая-уроки-злой-учитель-уроки-Лакус-с-яблоком, пытающийся меня разговорить. Я не отталкивал его и не упрекал, но и дружбу заводить не собирался – я ни с кем не дружил. Мне не нужны друзья. Хотя, если подумать, то и Лакус не дружить хотел. Он просто изучал меня: для него и, в принципе, для всех я был чем-то недосягаемым и неопределенным. Я же тень, пустое место в этом обществе. Ни с кем не говорю, ни о чем не делюсь, не разношу сплетни. Я просто существую для них. Именно поэтому каждый вечер Лакус подходил ко мне со своим чертовом яблоком, и долго говорил о чем-то, задавал вопросы, пытаясь завести беседу. Это был бесконечный цикл. Но именно в этот день я почувствовал, что хочу из него вырваться: - Что ты там говорил про толстяка? – и я увидел, что глаза парня загорелись.***
В ту раннюю осень на улице было достаточно светло, что не могло не радовать. Тусклое солнце, вот-вот собирающееся опуститься за горизонт, придавало теплый оттенок, который гармонично подчеркивал пестрый окрас листьев. - Знаешь, это место довольно приятное… - протянул Вельд, оглядываясь по сторонам. Мы шли по парку, который, к тому времени, отстроили совсем недавно – года два назад. Это место - достопримечательность Токио: такая тихая и спокойная атмосфера, позволяющая расслабиться и просто прогуляться по свежему воздуху. Парк был отстроен на месте снесенных старых зданий. Жителей переселили в новые дома, постройку которых завершили к тому моменту. - Да, приятное, - согласился я, прикрывая глаза. О проложенную под ногами плитку стучали каблуки туфель; ветер трепал промокшую от недавнего дождя траву, которая приятно шелестела. Мы с Лакусом шли молча, наслаждаясь приятной средой. - Почему ты такой необщительный? – вдруг спросил он. - С чего ты взял, что я необщительный? - С того, что ты ни с кем не разговариваешь. Разве не таких людей называют необщительными? - Глупости. Я сейчас разговариваю с тобой, разве этого недостаточно? - А остальные? - Кто? - Одноклассники. - Они мне не интересны. - Тогда кто тебе интересен, Мика? - Хм… - я задумался, - мои друзья. - А кто они и чем занимаются? - Не знаю. Я не видел их с тех времен, как меня забрали из приюта. - И ты с ними хоть общаешься с того момента? Переписываешься в соц. сетях? Если в приютах есть интернет… - Нет. С того момента я не общался ни с кем из них. - Да ладно?! – он выглядел удивленно, - ты что, со времен детского дома вообще ни с кем не общаешься что ли? Даже просто знакомых нет? - Я же сказал. Мне никто не интересен. - А я? - А ты просто увязался за мной. Остановившись у ворот, Вельд повернулся ко мне и с минуту неотрывно смотрел в глаза, будто пытаясь что-то в них прочесть. - Я хорошо провел с тобой время, Микаэла. – твердо заявил он. - Что? - Хорошо время провел. - Мы же с тобой просто прошлись по парку, перекинувшись парой слов. - И мне этого достаточно, чтобы просто поднялось настроение! Ты так боишься людей, что удивлен тем, что можно отлично провести время, просто прогуливаясь в компании по парку? - Что за бредни, я не боюсь людей, я просто… - Знаешь, что? – перебил Лакус, поправляя сумку, висевшую у него на плече, и, подвинувшись вполоборота, укоризненно посмотрел на меня. У него всегда был такой взгляд, будто устал от жизни, вопреки своему характеру и манерам. - Ты мне интересен. Ты самый странный человек из всех, что я встречал. Ты кажешься таким отстраненным, что тебя даже жалко становиться, хотя это совсем не так. Знаешь, дам тебе совет: тихоней никто не любит. Хватит бояться общества и смирись с тем, что ты социальное существо. Он гордо вздернул подбородок, мысленно восхитился своей речью, и резко обернувшись, зашагал прочь, оставляя меня в одиночестве. Я сначала хмыкнул, а потом громко рассмеялся - окружающие на меня странно смотрели. «Что за бред? Всю жизнь мечтал, что ли, сказать подобное?» Я вытер выступившие от смеха слезы, принял серьезный вид и восстановил шаг. Поодаль парка был мост, который возвышался над широкой рекой. Вода в ней кристально чистая; можно разглядеть самое донышко, а ведь река достаточно глубокая. Я наслаждался открывшимся передо мной видом и, глубоко вдохнув свежий, не пропитавшийся городскими химикатами воздух, кинув прощальный взгляд на парк, отправился к станции метро.***
Входная дверь плавно закрылась, автоматически защелкивая замок. Я скинул с себя туфли и рюкзак, и направился на кухню. Тут же у меня за спиной послышались тихие шажочки; я почувствовал, как к моей ноге прижался мягкий пушистый комочек. - Ну, привет, Джей, - поздоровался я со зверьком, - сейчас налью тебе молоко, подожди секунду. Кот, послушавшись хозяина, отпустил мою ногу и позволил отойти к холодильнику. Я досадно посмотрел на содержимое железного ящика: все, что у меня осталось из покупок, это - яблоки, сок и молоко, количество которого хватило бы как раз на одного котенка. «Мда, Джей, - подумалось мне, - мы тут с тобой скоро с голоду помрем. Схожу в магазин завтра». Приняв правильное решение, я закрыл холодильник, взяв пачку молока, и налил содержимое упаковки в миску, которая теснилась в углу кухни. Джей радостно кинулся к миске, жадно упиваясь молоком. Я почесал за ушком это милое создание и отправился в свою комнату. Дом полностью не соответствовал такому человеку, как я: он был слишком большим и просторным. Когда мой приемный отец Глен покупал его, то совершенно не думал, что его сын будет проживать всю свою жизнь в полной изоляции от социальной среды (интернет не в счет). «Сын должен соответствовать статусу своего отца!» - сказал мне Глен и подарил эту громадину: два этажа, кухня и гостиная длиной в восемь метров квадратных – она была снизу; на верхнем этаже находились четыре свободных комнаты, и я был уверен – там давно уже все покрылось пылью и гостят пауки, тараканы и прочие твари, которых я на дух не переношу. В комнате на первом этаже, которая шла следом за гостиной, обитал я. Она небольшая, светлая и уютная: шкаф, задвинутый в углу комнаты, одна длинная кровать, которая занимала практически все место, и протяженный стол напротив окна. Вся комната была в каких-то серых тонах, и я украсил стену своими картинами, которые, как считал, получились наиболее удачными. Я переместился в свою обитель; снял и повесил пиджак в шкафчик, заменил белоснежную рубашку серой футболкой и изнеможенно развалился на кровати. На дорогу домой ушло довольно много времени, примерно час, поэтому солнце уже давно спряталось за горизонтом, уступив место ночному светилу. Тусклый свет мягкого синего оттенка проходил сквозь толстое стекло окна, освещая мою заставленную мебелью комнату. Я не торопился включать ночник – лунный свет дарил мне покой. Пока мои мышцы расслаблялись, я вспоминал разговор с Лакусом. Этот парень был полным пофигистом. Он плевал абсолютно на все, в том числе и на чувства других людей, но вопреки этому был очень общительный. Он красил волосы в ядовитый лиловый цвет, из-за чего к нему постоянно цеплялись учителя, даже к директору вызывали, но, что странно, из школы так и не выгнали, а вроде как должны были. У него есть лучший друг – Рене Симм, с которым он таскался каждую перемену; а в конце учебного дня подходил ко мне и мы вдвоем шли до парка в полной тишине. Не помню, когда это началось, да и мне было все равно. Даже если Лакусу и получилось бы узнать меня поближе, и, как он сказал, быть более общительным, ничего бы не поменялось в нашей обыденной жизни. Он также хрустел бы своим яблоком, спрашивая меня о новых рисунках, и мы бы все так же вместе шли до парка. Ничего не изменится - так я подумал. Я бросил взгляд на украшенный картинами кусочек стены и тяжко вздохнул – нужно рисовать. Кровать скрипнула под моим весом и ноги коснулись пола. Я потер затекшую шею и покинул спальное место. В темноте мало что разглядишь, поэтому пришлось включить дополнительный свет; луна, конечно, красива, но ее было недостаточно. Я с тоской глянул на лунный диск, включил настольную лампу и нажал на серую, незаметную кнопку, которая покоилась над краем стола. Через секунду за окном с механическим звуком начала растягиваться темная полоса, которая полностью поглотила проникающий сквозь стекло синий оттенок. Когда единственным источником света осталась лампа, я кинул взгляд на свое рабочее место. На нем творился полный хаос: повсюду были разбросаны наброски рисунков - законченные и незавершенные – и совсем чистые листы. На многих из них подогнулись края, и повредилась поверхность, должно быть, они уже когда-то использовались, но были потревожены излишним использованием стеркой. Я потер переносицу и сгреб ненужную кучу на пол; потом открыл верхний настольный ящик – в нем хранилось самое ценное: цветные и простые карандаши разной мягкости, кисти, краски и пастель. Я немного поразмыслил и достал кисти с красками – больше всего любил рисовать в цвете. Затем выдвинул ящик ниже - в нем хранились холсты. Я облегченно выдохнул: уже и забыл, что загрунтовал все заранее – сэкономлю больше времени. Вытащив холст и закрыв ящик, я сгреб лишние листы под кровать и отправился в ванную, чтобы набрать воды в баночку. Когда все необходимые материалы для рисования были готовы, я смочил кисточку водой и вознес ее над палитрой с уже заготовленными красками, немного задумавшись, какого цвета будет первый штрих. Краем уха я услышал какой-то шорох, а затем глухой стук, который раздался справа. Я искоса посмотрел в сторону и увидел, как черное и пушистое создание передвигается по столу. Джей медленно миновал половину предмета и остановился, заинтересованно глядя на холст, который возвышался перед его мордашкой. Он наклонил голову вбок, будто что-то изучая, забрался на препятствие и хозяйственно на нем разлегся, чем вызвал у меня веселый смех. - Что, Джей, удобно? – все еще смеясь, погладил мягкую шерстку, пробуждая у кота довольное урчание. Меня прервал звонок, который раздавался где-то в районе кухни. Глухо застонав от раздражения, я положил кисть на грязную, всю просочившуюся красками тряпочку, и отправился за телефоном. Глен? Я еще раз внимательно всмотрелся в имя вызывавшего и настороженно ответил на звонок: - Да? - Мика, привет! – ответил мне низкий, кажется слегка запыхавшийся голос. – Прости, что не звонил тебе несколько недель! - Месяцев. - Что? - Ты не звонил мне несколько месяцев. Семнадцать, если уточнить. - Оу… - кажется, он был озадачен, чему я почему-то не удивился. Забота о детях была совсем не в духе Глена, но я все списывал на усталость и тяжелую работу, иначе, зачем он вообще детей усыновлял? Этот вопрос никогда не давал мне покоя.– Не страшно, не помрешь. Мика, у меня к тебе одна маленькая просьба. - Я слушаю. - Ты сейчас очень уставший? - А мне придется куда-то идти? - Ну, есть там одно дело… - Говори уже! - Короче, - послышался вздох, - тебе нужно будет сходить в метро и забрать кое-кого. Забрать? - Не понял… - А-а-а, не важно, не спрашивай, это будет сюрприз. Мое сердце замерло в страхе. Сюрпризы от Глена – плохие сюрпризы. -Ты это… - продолжил он, - иди на станцию, где обычно ожидаешь поезд, который отвозит в школу. Там увидишь человека, он тебя сразу узнает, я думаю. - Твою мать, кто узнает, глупый Глен?! – я уже закипал. - Увидишь, Мика! Все, у меня дела, пока! - с этими словами он бросил трубку, оставив меня стоять в ступоре. Сделав глубокий вдох и выдох, успокаиваясь, я решил не нагружать свой и так уже вскипевший мозг пустыми вопросами и просто узнать, кто же там ожидает. Все же, не хочу утруждать человека, да и сам порядком устал, а мне еще предстояло всю ночь медитировать над холстом. Может, просто знакомый отца, которому нужно указать дорогу в отель? Шинья, например? Наскоро накинул на себя кожаную куртку – все же, на улице вечер, а значит, достаточно холодно, – натянул на ноги кеды и поспешно выбежал из квартиры, направляясь к станции. Чем быстрее сделаю – тем скорее закончу, подумалось мне.***
В Токио редко можно было встретить тихую, безлюдную ночь. Наверное, существовали некоторые районы, где тишина и спокойствие – обыденное дело, но не в моем случае. Той ночью город кишел народом и проезжающими мимо машинами. Из высоток, которые до сих пор возводились в этом месте, раздавались громкие ноты электронной музыки; в закоулке, меж двумя барами, воздух пропах алкоголем и сигаретным дымом. Я закрыл низ лица воротником куртки, чтобы не вдыхать едкий запах. Выйдя на перекресток Сибуя, я оттянул кожанку и вдохнул чистый воздух. Ну как чистый… Он все так же пах бензином и химикатами, но эти запахи были привычны и от них не слезились глаза, как в том переулке. «Люди, люди, много людей, - я прислонился к стенке какого-то здания и часто задышал. Мир сделал сальто, и я почувствовал, как тело слабеет. Контуры прохожих расплывались, я терялся в пространстве, - я… должен дойти… нужно…» Я пытался отдышаться и прийти в норму. Опираясь руками о стену, медленно встал и сделал попытку восстановить шаг, но ноги все еще дрожали. Головокружение потихоньку отходило и я, дождавшись зеленого огонька светофора, без остановок пошел дальше, прямиков в метро. Оно находилось недалеко от перекрестка. Внутри было просторно и менее людно, чем снаружи, поэтому я чувствовал себя свободно, и меня не атаковали новые приступы. Глухие удары громких шагов прохожих эхом отталкивались от мраморных стен и раздавались по всему громадному залу, в унисон со скрежетом проезжающих мимо поездов. Я миновал несколько залов в поисках нужной мне станции. Когда я пришел в точку назначения, то увидел, что о столб, стоящий посреди зала, облокотился человек примерно моего роста, можешь, чуть пониже. Он был одет в ветровку и джинсы; на голове покоилась кепка - я не мог рассмотреть его лица. Я настороженно подошел к нему и позвал: - Извините, вы ждете кого-то? Он откликнулся на мой голос и в упор посмотрел на меня. На его изумрудные глаза спадала прижатая головным убором темная челка, которую так и хотелось убрать с лица, чтобы не мешалась. Я долго всматривался в лицо, медленно осознавая, кто передо мной стоит. - Эм… Братец Мика? – удивленно прозвучал робкий голос. - Юи?.. Глаза парня расширились, и я сразу узнал в нем своего названного брата, с которым не виделся несколько лет. У меня было какое-то чувство радости, смешанное с непониманием. А еще сильно вспотели ладони, и бешено колотилось сердце – я решил, что это от волнения. - И-и-и… как это понимать? – я метнул головой, указывая на его багаж. - Ну, в общем… - Юичиро неловко почесал и шею, и посмотрел мне прямо в глаза, криво улыбаясь; у Юи выступили испарины пота, а значит, он так же не понимал всю ситуацию и старался сохранять спокойствие. А потом он глубоко вобрал воздух и заявил: - Короче, Глен сказал, что теперь я живу с тобой. Поток сильного ветра от проезжавшего поезда растрепал мои длинные волосы, и они запутались еще сильнее, чем раньше. Некоторые пряди забрались в мой открытый от удивления рот; я все так же продолжал изумленно смотреть на Юичиро, который все с той же улыбкой переминался с ноги на ногу. - Че? – все, что я смог из себя выдавить.