Модель

– Мне холодно, – шепчет Макс, скользя лопатками по блестящей глади, и каждый волос, каждый сантиметр её в усилии поднятого тела отражается там. – Мне страшно. Пожалуйста, мистер Джефферсон, Хлоя… – Тише, Макс, – укладывает он её обратно, и она пытается увернуться, спрятаться от его крепких рук и стучащих по шприцу пальцев. Страх и холод сковывают её тело, смешиваясь с препаратами. Что это? Морфин? Животный транквилизатор? Или наркотики? – Всё в этом мире уже наркотик, – смотрит он на её голые плечи, голые руки, на задёрнутую майку, открывающую живот, что быстро поднимается и опускается. Так что, Макс, ты так волнуешься? Нет ничего страшного в шприцах и взрослых мужчинах. И в мистере Джефферсоне, который вводит раствор в твоё тело, нет тоже ничего страшного. Ты мне веришь? Нет? Макс, ты такая умная девочка. – Тебе не идут припадки, – убирает волосы он с её влажных щёк. – Но ты очень красиво плачешь. Тебе раньше не говорили? – Мистер Джефферсон, – шепчет она, и в горле пересыхает, и звуки вылетают оттуда, царапая изнутри, словно когти ведут по стенам, и Макс кашляет, безумно смотря в потолок. Фотоаппарат щёлкает. – Ты хороший фотограф, Макс, – говорит Джефферсон. – И хорошая модель тоже. Он находит красоту в её разбросанных по мертвенно-бледному лицу вразнобой веснушках, в синяках под глазами, трясущихся губах, слабых прикосновениях. Макс дрожит, и он смотрит, как её живот поднимается, выдавая её частое дыхание и нервы. А что, если у неё будет отторжение? Столько страхов у Макс сейчас в голове, но это ненадолго. Скоро страхи станут совсем реальными. Насовсем. Это жуткое место, где повсюду штативы, таблетки, наркотики и чужие фото. И никто не спасёт. Не вызволит. Не достанет. Макс одна, и вместе – наедине с Джефферсоном. А ещё с миллионом шприцов, которые он втыкает, растворяя в ней этот мусор. – Мне холодно, – шепчет Макс. – Я знаю, – отвечает ей Джефферсон и поднимает её безвольно опущенную руку к своему лицу. – Мне страшно, – говорит она, и буквы вылетают рваными звуками из её больного горла. – Я помогу тебе, – царапает он щетиной её ладони, но это почти не чувствуется, а затем выдыхает облако пара на её заледеневшие пальцы. И Макс мёрзнет, боится и позирует для него. И Марк Джефферсон греет, пугает и снимает её на камеру. У талантливой Макс Колфилд горят и чешутся больно вены. Мистер Джефферсон трогает объективом её вздымающийся живот и достаёт, вырвав грудную клетку, пальцами её сердце. Оно бьётся, лежа на его ладони, и Макс понимает. Морфин-наркотик-транквилизатор действует. Марк Джефферсон открывает новую фотосессию.