Когда душа тянется...

Кто-то когда-то сказал, что если душа потянулась к другому человеку, не надо сопротивляться, потому что она единственная точно знает, что именно нам надо. Если это в самом деле так, то душа Тацуи уже давно и прочно пришита к Шу. Они не были знакомы с самого детства, как Тацуя с Тайгой, да и лучшими друзьями назвать их было сложно. Так… Приятели. Или просто друзья, объединённые общим увлечением и общими тайнами. Наверное, у каждого из них порой возникали мысли о том, что, возможно, стоило бы перевести отношения на несколько иной уровень, обретя ещё большую близость, и иногда проскальзывало между ними… что-то такое, что недвусмысленно намекало: да, всё верно, они могли бы, но… Сделать первый шаг решимости не хватало у обоих. К тому же, вряд ли общество приняло бы их, будь они вместе. Альфа и бета! Ха! Кому вообще могла бы прийти в голову подобная чепуха? Ведь все знают — это всем известно, — что альфы могут жить лишь вместе с омегами, их истинными парами, верными спутниками по жизни. Ну, а что остаётся бетам? Встречаться с таким же бетами-одиночками, как и они сами, даже не думая, не смея мечтать о том, чтобы… Химуро не мечтал. Только всем сердцем ненавидел то, кем родился. Будь иначе, хрупкие грани их дружбы уже давным-давно разлетелись бы, уступив место чему-то очень важному и совсем не правильному. Ниджимура Шузо — Шу — был стопроцентным альфой, таким, что, наверное, у всех омег в радиусе нескольких миль крышу сносило от одного его запаха, настоящего «самца» (на этих мыслях Химуро обычно начинал немного нервно ржать, зарекаясь впредь смотреть сериалы про оборотней и прочую ересь). Придраться было не к чему, всё казалось просто идеальным, кроме той почти незначительной детали, что сам Химуро в эту картину никак не вписывался, поскольку не был ни сильным-волевым-решительным-амбициозным альфой, ни слабым-хрупким-нежным-милым омегой. Впрочем, половина его друзей «слабого пола» надавали бы ему по яйцам за такое определение и были бы в чём-то правы: в этом сумасшедшем мире уже давно многие омеги даже не вспоминают, что, по идее, должны олицетворять собой домашний уют, да и альф, забывших о своей «крутости» и тратящих время на всякую ерунду, тоже ничуть не меньше. В общем, встретить истинного альфу теперь не так уж и просто, а Тацуя вот… встретил. Идеального. По крайней мере, идеального для него. И всё было бы хорошо, даже здорово, если б только сам Тацуя был таким же идеальным омегой уже для него. Однако родился он бетой, нечувствительным к запахам, не имеющим права даже на то, чтобы мечтать об альфе, которому — наверняка — предназначен какой-нибудь омега, с которым они в будущем совершенно точно встретятся… Ну, а дальше будет как во всех этих любовных романах, которыми Алекс в молодости зачитывалась. Она же, кстати, и была первой, кто посоветовал Тацуе «забить» и найти себе какую-нибудь девчонку, прекратив парить окружающим мозги своими страданиями и сомнениями о несчастной любви. Девушки у Химуро так и не появилось, зато он понял, что делиться переживаниями о трудностях в личной жизни с Алекс — вариант еще более провальный, чем пытаться поговорить о том же с самом, например, с Тайгой. Забыть-«забить» тоже не получилось. Да и как это было бы возможно, если его личное наваждение то и дело маячит перед глазами, лишая обычного хладнокровия? Уйти, отдалиться — сил тоже не находилось. Химуро Тацуя был бетой и не мог различать все эти их запахи, не мог даже претендовать на то, чтобы однажды стать чьей-либо половинкой, потому что всем известно: альфы могут быть только с омегами, с предназначенными им самой судьбой омегами. И неважно, что ещё у одной беты будет разбитое сердце. Беты — они вообще… почти неважны для будущего этого мира. А Ниджимура ему всё равно снился — почти каждую ночь. Улыбался, смеялся или забавно хмурился, зовя за собой. Куда-то. Кругом ничего не было, кроме бескрайнего, бесконечно-тёмного неба. Давай искупаемся в этом перевёрнутом море, Тацу? — Ты про небо? Разве в небе можно плавать? — А кто нам запретит? После таких снов Химуро просыпался с улыбкой на губах и чувствовал себя неправдоподобно счастливым. Правда, ненадолго: реальность слишком быстро давала о себе знать, и вот уже они с Ниджимурой снова сидят в зелёном сквере, не имея возможности даже на минуту остаться наедине друг с другом. — Чего от меня хотят все эти девушки, — совсем не умно спросил Ниджимура, нахмурившись, и Химуро, хохотнув, легко хлопнул его по плечу. Совершенно по-дружески, даже без тени… чего-либо. Но недовольство Шу понять было несложно: с тех пор, как у Шузо появился его индивидуальный «запах», окружающие девчонки (да и парни, в общем-то, тоже) буквально вешались на недовольного японца. Тацуя, наверное, тоже вешался бы, если бы мог чувствовать то же, что чувствовали все они, но… Его чувства были иными. Неправильными. К сожалению, слишком далёкими от дружеских. — Просто они полагают, что с тобой им… ммм… — Химуро запнулся, подбирая слова, но быстро нашёлся, лучезарно улыбнувшись, — может быть весело. — Думаешь? — Ниджимура посмотрел на него с неприкрытым недоверием, и Химуро на миг показалось, что от этого взгляда — там близко — сердце пропустило пару ударов. А затем забилось чересчур часто. — Ну, они же не знают, какой ты на самом деле угрюмый и занудный! Так почему бы и нет? — Эй! — возмущённо начал было Шузо, но Тацуя его перебил всё той же сияющей улыбкой. — Зато красивый. — Признать это оказалось даже слишком легко, а вот повисшее после сказанных слов напряжённое молчание нервировало. Немного. Шузо молчал и смотрел на друга как-то очень уж странно. Тацуя не помнил, чтобы хотя бы раз встречал раньше этот его взгляд: задумчивый, непривычно — неприлично — серьёзный, без доли шутки на дне тёмных глаз; Ниджимура не отводил взгляд, будто бы не смотреть друг на друга сейчас было бы гораздо страшнее уже прозвучавших слов. А пространство между ними, жалкие несколько дюймов, кажется, сгорали, полыхая ослепительно-яркими и обжигающе-смертельными молниями. — Эм… — наконец сказал Шузо, и Тацуя замер от звучания его голоса. Слишком неровный, натужный, словно все слова давались ему с большим трудом, через силу. — Это ты сейчас флиртуешь так, что ли? Ха-ха! Смех вышел таким же натянутым, искусственным, но это обнадёживало, давало надежду на что-то, о чём раньше Тацуя и подумать не мог, боялся. Химуро вспомнил прошедшие со дня их знакомства годы, вспомнил, как постоянно смотрел в эту удаляющуюся спину и, завидуя чужой уверенности и решительности, сам чувствовал себя ужасно неуверенно. Он мечтал дотянуться до этой спины, кричать так громко, чтобы его точно услышали, однако… Все эти годы он просто стоял на месте, не двигаясь, не делая ни шагу. Открывал рот, чтобы сказать нечто очень — самое — важное, и закрывал, не в силах что-либо сказать. Сейчас он не мог даже точно вспомнить, когда влюбился в Шузо. Это чувство было настолько естественным, очевидным и само собой разумеющимся, что, казалось, возникло с первой встречи, стоило только им — тогда ещё двум обыкновенным подросткам — впервые взглянуть друг на друга и не посметь отвести взгляд в сторону. Просто жили раньше — как-то — что-то делали, с кем-то дружили, чего-то всей душой желали и к чему-то стремились, а потом встретились в один удушающе-жаркий солнечный день — и вместе пропали для всего остального мира. Словно иначе и быть не могло. Видимо, теперь настало время приблизиться хотя бы на шаг, дотронуться наконец до этой каменной спины, почувствовать хотя бы толику уверенности Шузо. — Шу, — Выдох сквозь сжатые зубы. Рвано. Судорожно. — Я пытаюсь флиртовать с тобой уже больше года. Но спасибо, что заметил. — Н-да… — Шузо поскрёб затылок и невесело усмехнулся. — Флирт — это всё же не твоё. Ниджимура хотел было что-то сказать, но, отвлёкшись на какую-то постороннюю мысль, спросил: — Интересно, как же видят мир беты? «А как видят мир альфы? А омеги? Никогда раньше об этом не задумывался, Шу?» — Наверное, так же, как и все обычные люди. Это вы у нас, альфы с омегами, особенные… Запахи там разные, истинные пары и всё такое. Химуро раньше часто думал об этих «истинных парах» и прочей ерунде, думал о том, что у каждого альфы рано или поздно появляется омега, и Ниджимура тут не будет исключением — обязательно встретит однажды эту свою «половинку», с которой их сама судьба повяжет. И он, Тацуя, здесь будет уже точно ни при чём. И всё же… Всё-таки… — Ты и об этом знаешь? — удивился Ниджимура, кажется, до этого абсолютно уверенный, что никто другой знать не знает всей подоплёки отношений между альфами и омегами. — Я много читаю. — Да, любовные романы Алекс. Я в курсе. — И не только их. — Угу, ещё медицинские справочники. — А что? Медицина — вещь хорошая. — Серьёзно, не представляю тебя врачом, Тацуя. — Я себя пока тоже. Но поживём и увидим. Всё верно. Поживут — увидят. А вообще, оба они — зануды угрюмые и редкостные. Кто-то в один прекрасный день сказал, что если душа потянулась к другому человеку, не надо сопротивляться, потому что она единственная точно знает, что именно нам надо. Если это в самом деле так, то душа Тацуи уже давно и прочно пришита к Шу. И… Чёрт её знает, изменится ли это когда-нибудь.