Тишина

— Тс-с-с... — прошипел он, убирая руку от ее рта. — Мал... — Я сказал: "Тс-с-с", Грейнджер... — он погладил неуклюжим пальцем ее щеку, затем спустился к плечу, поразившись, какой гладкой была ее кожа. Гермиона дрожала, и он улыбнулся, зная, что дрожит она вовсе не от страха, а от желания. — Не говори ничего, любимая. Слова не важны. Мои прикосновения скажут больше. Его влажные теплые губы нашли ее, и она резко вдохнула, чувствуя, как тает под его прикосновениями. Гермиона любила чувствовать горячую кожу его спины под своими пальцами и то, как он целует ее - напористо, страстно. Грейнджер хотелось сказать ему, что ей это очень нравится, что она любит его. Но Малфой был прав: слова все испортят. Лучше заниматься любовью в тишине, нежели наговорить кучу обещаний, которые не будут выполнены, или чувства, которые, без сомнения, лишь вызывают ноющую боль в области сердца. Да, когда между ними была такая страсть, слова не являлись необходимостью. Она провела ногтями вниз по напряженной спине Малфоя и обхватила руками его ягодицы, еще сильнее прижимая к себе. Гермиона принялась ласкать его анус круговыми движениями большого пальца. Затем протиснула его внутрь тугого кольца и начала им двигать, что заставило его стонать почти в голос. Ее язык, сплетаясь с его языком, двигался так правильно, что у Малфоя закружилась голова. Он готов был целовать ее весь день и трахать всю ночь. Ее палец двигался медленно, заставляя Драко сходить с ума от желания. Он хотел бросить Гермиону прямо на пол и иметь до тех пор, пока Грейнджер не прокричит, что она - только его навсегда. Малфой знал, что Гермиона сказала бы это, но он не воспринял бы ее слова всерьез: люди на пике наслаждения могут сказать все, что угодно, но далеко не всегда это правда. Лучше пусть Грейнджер вообще ничего не говорит... Малфой знал, что если бы дал Грейнджер произнести хоть слово, то та бы начала говорить о разрушенных обещаниях, чувстве вины и сожалениях, что в конечном итоге привело бы и без того хлипкие отношения к ссоре. Гораздо приятнее ничего не обсуждать, оставляя слова невысказанными. Малфой углубил поцелуй, в то же время подталкивая Грейнджер к кровати. Аккуратно уложив Гермиону на мягкие шелковые простыни, Драко лег сверху. Он чувствовал тепло, исходящее от пленительного тела Гермионы, и все внутри сгорало в пламени неимоверного, тягучего желания. Внезапно она почувствовала его губы на своей шее и откинула голову, в наслаждении покусывая губы и закрывая глаза. Малфой языком выводил узоры на нежной коже, посасывал ее, и Гермиона постанывала от удовольствия. Поцелуями он спустился к груди и начал слегка покусывать соски - так, как она это любила. Каждый раз, когда его возбужденный член случайно касался ее влажной промежности, Грейнджер прикусывала язык, чтобы не застонать: не хотелось нарушать тишину. Она просунула руку между их телами и взяла его член, медленно поглаживая. По его учащенному дыханию, Грейнджер могла бы с уверенностью сказать, что он вот-вот потеряет контроль. Она любила, когда он был груб, когда ставил ее на колени, заставляя сосать его член, делая из нее маленькую грязную шлюху. Она любила, когда он жестко трахал ее в рот, а затем кончал, и Гермиона глотала всю сперму до последней капли. Не сказать чтобы это было очень приятно, но ее все равно приводили в восторг такие моменты. Вдруг Малфой перевернул Гермиону на живот и, приподняв ее бедра, вошел в нее сзади. Он хотел сказать, что она выглядит вульгарно, но при этом очень красива, но промолчал. Одной рукой Малфой начал ласкать ее клитор, а второй крепко держал за поясницу. Она постанывала, скользя на простынях, и мысленно умоляла: "М-м-м, трахай меня, трахай... О, да!" Но вслух она ничего не сказала, не проронила ни одного слова, не издала ни единого стона. Малфой чувствовал - она вот-вот кончит, и боялся, что этим Гермиона нарушит их тишину, возвращая в суровую реальность. Именно поэтому в следующую секунду он зажал ей ладонью рот. Гермиона больно прикусила тонкую кожу его руки, охваченная сильнейшим оргазмом. Драко вытащил из нее член и, перевернув Гермиону, кончил ей на лицо. Она облизала губы, смакуя соленый вкус спермы и уже желая почувствовать его внутри себя снова. Малфой был ее привычкой, ее зависимостью. Зависимостью, от которой ей придется избавиться. Драко рухнул на кровать рядом с Гермионой, едва в состоянии дышать. В ушах звучало лишь биение собственного сердца. Он хотел встать и уйти прямо сейчас, прежде чем она произнесет хоть одно слово, тем самым испортив все. Все. Малфой так боялся того, что может сказать Грейнджер, что мечтал бы оглохнуть прямо сейчас. Он любит ее. Она что, не видит? Почему он обязательно должен произнести это вслух? Гермиона взяла полотенце и вытерла липкую сперму с лица и волос. Грейнджер прекрасно понимала - он ждет того, что она скажет. Они оба знали, что есть вещи, которые необходимо обсудить. Ее женитьба с Роном завтра стояла на первом месте в списке того, что им надо обговорить. Драко предпочитал молчать, скрываясь от реальности, надеясь на то, что это продолжится после ее свадьбы, пусть он ни разу не сказал, что любит ее. Если бы Малфой только хотел, чтобы она заговорила! Гермиона бы сказала ему, как сильно любит, как хочет быть с ним, а не с Роном. Но если ему так нравится тишина... Что ж, он получит ее. Драко был уверен, что сейчас Грейнджер все скажет. Его убивало, что она была готова вот так просто уйти из его жизни. Все, что ей нужно, это произнести одно слово, и он сделает ее своей навсегда. Малфой повернул голову и увидел, что она смотрит на него, смотрит вызывающе. Она не собиралась ничего говорить! Она хотела оставить его и выйти замуж за Уизли! "Скажи хоть что-нибудь, Грейнджер, черт возьми! Скажи!" - отчаянно подумал Малфой, но она просто отвела взгляд и уставилась в потолок. Через несколько минут Гермиона в полной тишине встала, оделась и вышла из комнаты, оставив его одного. На этот раз Драко Малфой не радовался тишине.