Камышовый кот

Спун сидит в кресле и перекидывает телефон из ладони в ладонь. Сегодня определенно все было против него. Мише пришла в голову "блестящая идея" позвать в шестой выпуск "Не переключайтесь" Чака. Почему именно его - шут знает. Сам Кшиштовский мотивировал это тем, что Климов - один из немногих на Давай, Лайме, кто располагает к себе. Ну да, поспорить сложно. Вот Спун и не стал. При одном упоминании Чака в голове что-то снова переклинило, а потому Даня, с глуповатой улыбочкой на лице, заверил, что сам с Климовым свяжется, они же, вроде как, неплохо ладят. Неплохо. Ладят. Нужно было Дане утром язык себе оторвать, чтобы сейчас не сидеть и не гипнотизировать стрелки часов, набираясь смелости позвонить парню. Бывшему парню, черт бы его побрал. "Если ты не позвонишь сейчас, Кшиштовский тебе не простит и больше не согласится с тобой что-нибудь снимать," - говорит себе Даня и нажимает на кнопку вызова: сам номер был уже давно набран. - Да, - ответил ему хриплый голос. Видимо, Чак спал. - Не разбудил? - осторожно спрашивает Даня. Странно, еще только десять часов вечера, рановато для сна. - Да считай нет, - сказал Чак. - Просто вчера с ребятками до утра самого гудели, голова пиздец трещит, и с голосом херня какая-то. Если честно, не ожидал, что ты позвонишь. - Я и сам не ожидал, - буркнул Даня. - Что-то хотел? - Да... Миш... - Даня закусывает губу, подбирая нужны слова. - Мы с Кшиштовским подумали, что было бы не плохо, если бы ты нам помог. Небольшое камео в одном выпуске. Это ненадолго, честно. И слов очень мало. - Вы с Кшиштовским? - усмехается в ответ Чак. - А что мне за это будет? Даня тяжело вздыхает. Что еще можно было ожидать от Миши? Когда он делал что-то просто так? - Что захочешь, - неуверенно говорит Даня, подозревая, что может захотеть от него Климов. - Тогда я вызываю такси, жди меня, - теперь голос Чака стал больше похож на мурчание, от которого мурашки по спине бегут. Идеальный голос для того, чтобы сводить с ума и подчинять себе на добровольной основе. Миша уже давно отключился, а Даня все продолжает прижимать телефон к уху, надеясь на что-то. Потом смотрит на дисплей и в отражении стекла видит свое немного помятое лицо с неровной щетиной. Пришлось идти в ванную, приводить себя в порядок. Климов идеален, Даня старался не отставать, хотя сам Миша всегда говорил, что более интересной внешности, чем у Поперечного, ему встречать не доводилось. Наверное, врал, он часто это делал. Даня не выходил из ванной до самого приезда Миши, наивно полагая, что это станет ему убежищем. Чак стоит на пороге, довольный, как слон, с его фирменной улыбочкой, искрящимися глазами и небольшим пакетом. - Привет, - говорит он и проходит в квартиру, потом обнимает Спуна, крепко прижимая к себе, и целует в макушку. - Привет, - бормочет Спун, пытаясь выкарабкаться из цепких объятий, которые ничего, кроме волны жара сейчас не вызывали. - Чаем поить будешь? - неожиданно спрашивает Чак, и Даня подозрительно на него смотрит. Чай? - Это точно Чак? Или ты его брат близнец? - Не смешно. И чего ты такой вредный всегда... - Миша вплотную подходит к Поперечнему. - А с тобой иначе нельзя, - дрогнувшим голосом отвечает Даня и отводит взгляд, но Миша берет его за подборок и поднимает лицо, вынуждая смотреть в глаза. - Можно, - спокойно говорит Чак. - Просто ты не умеешь. Он наклоняется, его губы, лицо, глаза так близко, что захватывает дыхание, и Даня невольно жмурится. Он слышит мягкий, почти кошачий смех совсем рядом, а потом чувствует, как такие же мягкие губы целуют его, сначала осторожно, а потом грубо и властно, как Чак привык это делать. Он умудряется производить впечатление обворожительного и в какой-то степени доброго парня, но только Даня знал, как умеет кусаться и царапаться это камышовый кот. Но он все равно позволяет себе раствориться в этом поцелуе, хватается за шею Миши, потому что ноги предательски подгибаются. - Ну хоть волосы в лицо не лезут, как раньше, - с улыбкой шепчет Чак. - Угу. Я себе еще усы хочу отрастить, - недовольно говорит Спун, злясь на самого себя за свою же слабость. - Тебе не пойдет. - Мне виднее. Миша пожимает плечами и снова впивается в губы Дани, целует его жарко, страстно, заставляя того постанывать и снова держаться за шею, скользит дрожащими руками по спине. А Миша, не прерывая поцелуй, подталкивает Даню куда-то вперед, и тот послушно двигается в заданном направлении. Все перепуталось уже давно, и он не сразу понимает, что оказывается запертым в небольшой ванной комнате. - Ты охуел что ли? - кричит Даня, придя в себя, и колотит кулаками по двери. В ответ - пугающая тишина. Если это розыгрыш, то он определенно не смешной. Сломать дверь Даня вряд ли сможет, телефон в комнате, что делать - неизвестно. Отчаявшись, Даня садится на край ванной, обхватив голову руками и, не в силах уже материть про себя Чака, просто раскачивается из стороны в сторону. Назад - вперед. Назад - вперед. Ведь зарекался же год или больше назад, что больше слова Чаку не скажет, будет делать вид, что его не существует вовсе, а сам снова поплыл, как будто ему все еще 17 лет. Это какое-то наваждение, которое привело тогда еще совсем мелкого парня прямой дорожкой к алкоголю, а Миша делал вид, что и не причастен вовсе, что малолетка спивается. Иногда писал Дане, что надо уже брать себя в руки, но толку от этих смс? Даню они бесили еще больше, бесили так, что он пообещал Чаку, что больше никогда о нем не вспомнит, удалил отовсюду и потом ненавидел себя, каждый вечер силой заставляя себя не писать ему. Поток не самых приятных размышлений прервал скрип открывающейся двери. В проеме стоял Чак и внимательно смотрел на Даню с какой-то непонятной улыбкой. - Пойдем, паникер, - сказал он, взял Поперечного за руку и потащил в зал. А там было темно, на маленьком журнальном столике горели свечи, освещая бутылку виски и два стакана. Рядом с виски лежала почти черная от освещения, местами бордовая крупная роза. А за спиной стоял Миша и нервно дышал, положив руки на плечи Дане. Тот долго смотрел на этот столик, как зачарованный, а потом, повернувшись, посмотрел на мужчину и шепотом спросил: - Зачем это все? - Считай, вину загладить, - ответил Чак, серьезно глядя на Даню. - Вину загладить? - усмехнулся Поперечный. - Или чтобы красиво меня отыметь? Думаешь, я поведусь? Миша недовольно поджал губы. - У меня с собой для этого ничего нет, если хочешь знать, - прищурив глаза, ответил он, становясь похожим на кота, готовящегося к нападению. Большого, красивого, камышового кота. Даня не нашелся, что ответить. Все это буквально обезоружило его, а стоящий совсем близко Миша лишал дара речи. Спун приподнялся на носочках и легко коснулся губ Климова, снова закрыв глаза. А тот почти сгреб парня в охапку и снова перехватил инициативу. Поперечный чувствовал на себе взгляд. Он знал об этой бесячей привычке Чака смотреть на Даню во время поцелуя. Он говорил, что Поперечный слишком мило выглядит, чтобы на это не смотреть, а Спун всегда обижался и обвинял Чака, что тот ведет себя с ним, как с бабой. Вот и сейчас - цветы, свечи. Но почему-то не хотелось возмущаться. Хотелось целовать без остановки и... чего-то большего. Руки Миши скользили по щуплому телу Спуна, задирая футболку все выше, задевая коротко стриженными ногтями бледную кожу, Спун льнет еще ближе к горячему телу, целует щеки Климова, скулы, спускается к шее, оставляет на ней бледные, слабые засосы. Миша берет Спуна за подбородок, смотрит в глаза, в которых сумасшедше пляшут огоньки свечей. - Виски? - сдавленно спрашивает он. - К хуям твой виски, - раздраженно отвечает Даня, недовольный, что его оторвали от такой желанной шеи. Он тянет Мишу к себе, падает на диван, увлекая мужчину за собой. - У меня... ничего нет, - напоминает Миша, глядя затуманенным взглядом на Спуна. - Блядь... - шипит Спун. Он судорожно вспоминает, что можно было бы использовать, и отправляет Мишу в спальню за кремом, который стоит там с незапамятных времен. Миши нет как-то слишком долго, и за это время Даня успевает успокоиться, наваждение пропадает, остается знакомая уже ненависть к себе за слабость. Вернувший Чак видит неуверенность Поперечного и предлагает остановиться. Но еще минуту назад коривший себя за доступность Спун, увидев наполовину обнаженного Мишу, забывает обо всем и качает головой. Миша слишком горячий, от этого жара Спун плавится, тихо стонет от поцелуев в шею, извивается, когда язык начинает ласкать чувствительное ухо, а зубы слегка прикусывают мочку. Даня запрокидывает голову, подставляя уже искусанную шею под пьянящие прикосновения горячих губ. Миша никогда не был так нежен, так ласков, и сейчас это обезоруживает, заставляя отдаваться этому человеку без остатка. Рука Чака скользит к ремню на джинсах Спуна, еле как ему удается расстегнуть пряжку и все пуговицы, а потом, отстранившись, он стягивает с парня джинсы вместе с бельем. И снова нависает над ним, видит в распахнутых голубых глазах искорки страха, но теперь и он сам заведен до предела, и просто так отпустить Даню уже не получится. Слишком далеко они зашли. Рука осторожно скользит по животу, спускается к внутренней стороне бедра, потом ниже, палец проникает между ягодиц. - Расслабься, - шепчет на ухо парню Миша. Он тянется за кремом, выдавливает немного себе на руку и смазывает анус парня, аккуратно проникая внутрь на одну фалангу. Он растягивает очень медленно, даже Даня не выдерживает и начинает сам насаживаться на пальцы. Но Чак боится сделать больно, ведь они же давно расстались, и, скорее всего, у Спуна больше никого не было. - Ну же... - стонет Поперечный, и Миша, смазав свой член, плавно входит в парня, прикрыв глаза от долгожданного удовольствия. Спун стонет, чуть ли не кричит, царапает спину, извивается в руках мужчины, и скоро кончает, но Чаку мало. Он продолжает толкаться в расслабленное тело Спуна, исступленно целуя его; что-то шепчет на ухо. Спун кусает губу и жмурится: ощущения становятся неприятными. А Чак продолжает вбиваться в его тело, его движения становятся все быстрее, и он с тихим рыком изливается в парня, прокусив шею того почти до крови. Вскрикнув от боли, Спун вылезает из-под Чака и испуганно смотрит на него, поджав колени к подбородку. На шее алеет след, как от укуса вампира. - Это что сейчас было? - Блин, прости, - еще тяжело дыша отвечает Чак, - я... Блядь. я чуть с ума не сошел. Спун хмурится и уходит в ванную, чтобы привести себя в порядок. В зеркале он видит лохматого себя с красными щеками и шеей, пестреющей от засосов. Никакого тонального крема не хватит их замазать. Черт бы побрал этого Климова. Когда Спун возвращается в комнату, Миша сидит на диване уже в джинсах и пьет виски. - Прости, - виновато говорит он и делает глоток. - Я не должен был. Спун забывает обо всех засосах, раздражение сходит на нет. Он садится рядом и прижимается к Мише, уткнувшись носом в плечо. - Я скучал, - тихо говорит он. - И я, - вздыхает Миша и проводит рукой по лохматой голове. - Съемки через три дня. - Хорошо. Чак молчит, Спун не знает, что сказать. Миша скоро уйдет, это факт, но отпускать прямо сейчас его не хотелось. Одна свеча вдруг резко потухла от небольшого сквозняка, и в комнате стало на одну свечу темнее. - Мне уйти? - шепотом спрашивает Миша. Даня молчит, не желая признавать свою слабость или отпускать Чака. - Я останусь, - неуверенно говорит мужчина, и вместо ответа парень прижимается к нему еще ближе. Чак большой и теплый, ему осталось только заурчать, как это делает кот. Большой, домашний камышовый кот.