Шкет

Гакуто свернул на очередную едва заметную тропинку и понял, что заблудился окончательно. Он печально вздохнул и нахмурился. Они с сестрой уже сто раз ходили домой через парк, и сегодня он решил, что пойдет один, и вот результат. Обидно было даже не то, что дома потом попадет за позднее возвращение, и не то, что он потерялся в пока еще плохо знакомом городе, а то, что хвалился перед сестрой своим отличным знанием окрестностей, и теперь она его будет сто лет доставать. Он представил себе насмешливый тон сестры и заплакал. Поревев немного, он вытер рукавом школьного пиджака нос и задумался. Домой он, конечно, попадет: он знает наизусть свой новый адрес, — надо только найти кого-то, у кого можно было бы спросить дорогу, но парк будто бы вымер. Снова вздохнув, Гакуто двинулся по тропинке. Вдруг тишину безлюдного парка нарушил какой-то звук. Гакуто прислушался. Кто-то играл на гитаре! Он со всех ног бросился на звук и скоро оказался на главной аллее парка. По аллее прогуливались парочки, одинокие прохожие, дети с родителями, но не они заинтересовали мальчика: недалеко от того места, где стоял теперь Гакуто, сидел прямо на земле парень и перебирал струны гитары. У парня были длинные кучерявые (Гакуто таких раньше у японцев не видел) волосы, большой нос и сигарета в зубах. Гриф гитары украшала ядовито-розовая лента. Рядом с ним стоял еще один парень — тоже с длинными кучерявыми волосами и с сигаретой, но без гитары. Они о чем-то вяло не то спорили, не то шутили и не замечали вновь прибывшего зрителя. Гакуто припомнил, что отец таких парней не любил, и проникся глубочайшей симпатией к гитаристу и его другу. Он подошел поближе и стал вслушиваться в гитарные переборы. Гитарист краем глаза заметил его и коротко ему улыбнулся. Он играл что-то легкое и приятное, но мелодия была странная — будто бы ее сочиняли на ходу. Какой-то звук то и дело выбивался из стройного ряда, и Гакуто сказал: — Ты фальшивишь. Гитарист перестал играть и стал подкручивать колки. — Без тебя знаю! — сказал он, выплюнув окурок. — Ты откуда такой умный выискался, шкет? Приятель гитариста рассмеялся. — Я тебе говорил, струна ползет, — поддел он друга. — Ползет, — подтвердил Гакуто, счастливый от того, что его не гонят. Гитарист широко улыбнулся и прищурился. — А ты что, тоже гитарист? — спросил он. — Откуда такие познания, шкет? — Я не шкет, — надулся Гакуто. — Мне уже восемь лет! А на гитаре я не играю. Я играю на рояле, а он больше твоей гитары! А у тебя струна ползет! — Ого! — гитарист улыбнулся еще шире. — А ты молодец, шкет. За словом в карман не лезешь. — Фуджимура! — подал вдруг голос его приятель. — Ну, что ты привязался к пацану? Играй давай! Кто-то мне сегодня ужин обещал. — Злостная и бессовестная эксплуатация свободного художника! — простонал Фуджимура. — Не дают даже с поклонником поговорить. Будет тебе ужин, что ты так переживаешь? Он перестал возиться с колками и заиграл какую-то песню. Мотив был смутно знакомым, и Гакуто вспомнил, что слышал ее по радио недавно. Кое-кто из прохожих останавливался возле гитариста и кидал ему деньги в гитарный чехол. Фуджимура каждого благодарил улыбкой и кивком. Одна песня кончилась и началась другая, потом еще одна. Коварная струна опять стала рваться на свободу, и концерт прервался. Гакуто захлопал в ладоши. Ему все больше нравился этот парень и его гитара. Фуджимура изобразил поклон и отложил гитару. — Хватит на сегодня, — заявил он. — Сколько там накидали, Эгава? Эгава сел на корточки и стал считать деньги. Сообщив, что на ужин хватит, он вдруг собрал горсть совсем мелких монет и отдал их Гакуто. — Это тебе за моральную поддержку, — сказал он. Гакуто слегка покраснел, но деньги в карман убрал и пробормотал слова благодарности. Фуджимура снова закурил и обратился к Гакуто. — Тебя как звать-то, шкет? — Гакуто. — А меня — Чачамару. — Он протянул Гакуто руку. — А это долговязое чучело — это Эгава, лидер нашей группы. — Эгава тоже пожал Гакуто руку. — Мы тут, типа, на гастролях. — На гастролях, ага, — осклабился Эгава. — Кто мне всю плешь проел, что соскучился по Киото и хочет навестить родной город? — Да хватит ныть! Отличные гастроли получились. Правда, шкет? — Наверное, — протянул Гакуто неуверенно. — А зачем… почему… Зачем вам такие длинные волосы? — Это для того, чтобы все сразу знали, что мы не попса какая-нибудь, а рок. — Рок… — протянул Гакуто. Он немного подумал, потом спросил: — А с роялем в рок берут? Чачамару и Эгава расхохотались. — Туда всех берут, — отсмеявшись сказал Чачамару. — Но лучше все-таки учись на гитаре играть. Это всегда пригодится. Даже если в рок не возьмут. И гитара гораздо круче рояля. — Это еще почему? — не понял Гакуто. — Ну, смотри, — стал объяснять Чачамару. — Вот теперь тебе восемь. Это, конечно, много уже, но будет же и больше, так? Вот будет тебе лет… Ну, как нам или чуть меньше. Представь: звонит тебе твой друг и зовет тебя на флэтник. Ну, там, предки уехали, дома никого, вот он и зовет к себе парней и девчонок. И вот приходишь ты на флэтник с гитарой. Садишься и начинаешь играть какой-нибудь Imagine. И все девчонки твои! А рояль? Ну, как ты его на флэтник потащишь, а? Гакуто немного подумал. — А я у себя девчонок соберу. Чтоб рояль никуда не тащить. — Ой, шкет, я с тебя не могу! Жаль, что ты мелкий еще! С тобой не соскучишься! Молодец! — Хватит ребенка плохому учить, — вмешался Эгава. — Какие девчонки в восемь лет? — Я уже два раза целовался, — огрызнулся Гакуто. — Говорю же: молодец! — Чачамару подмигнул Гакуто. — Хочешь попробовать на гитаре поиграть? — А… А можно?.. — А кто нам запретит? Иди сюда. Так. Вот этот палец ставишь сюда и прижимаешь, а вот этой рукой… Ты что, левша? Ну, давай тогда гитару перевернем. Это, конечно, неправильно, но тебе так легче пока будет. Вот так. О! Да ты прирожденный гитарист! Да не так… Вот так… За уроком Гакуто даже не заметил, что стемнело. Аллея почти опустела, зажглись фонари. — Ой! — встрепенулся он. — Мне домой надо. Чачамару почесал нос. — Да, наверное. Попадет небось, а, шкет? — Попадет, — вздохнул Гакуто. И вдруг вспомнил: — А еще я заблудился. — Тоже мне, проблема! — Чачамару потрепал его по волосам. — Это же мой родной город. Я тут все знаю. Адрес свой помнишь? — Слушай, Фуджимура, ты серьезно его провожать собрался? — спросил Эгава. — Нет, я его тут брошу на съедение волкам! Иди ужинай, бессердечная скотина. — Я не скотина, — отозвался Эгава. — Просто ты вечно ввязываешься в благотворительность. Надо было его сразу домой отправить, а ты ему тут уроки игры на гитаре стал давать. — Не обращай внимания, — сказал Чачамару Гакуто. — Он добрый малый, только нудит, если его вовремя не покормить. Сейчас я ему дам пинка под зад, и он пойдет отсюда. Эгава попрощался и с другом, и со «шкетом» и ушел. Чачамару снова потрепал Гакуто по волосам и спросил: — Так где ты живешь? Гакуто назвал свой адрес. — О! Так что ты мне голову морочишь, шкет? Это же рядом совсем. Вот по этой аллее прямо — и выйдешь сразу на свою улицу. Давай лапу, доведу, а то опять заблудишься. А не все прохожие такие добрые, как мы. *** — Ты меня еще будешь, может, учить на гитаре играть, а?! — Чача аж покраснел от гнева. — Мое поведение на сцене ему не нравится! Да ты еще пешком под стол ходил, а я уже умел вести себя на сцене! — Просто ты лентяйничаешь! У тебя такой вид, будто тебе плевать на зрителей. А так не должно быть! — не сдавался Гакт. — Глаза промой! Как я выгляжу, ему не нравится! Ну, и пожалуйста! Чача развернулся и двинулся в сторону гримерки. — Да чтоб тебя, — выругался Гакт. Через несколько минут он просочился в гримерку и подошел к лежащему на диване Чаче. — Ладно, — сказал он, — допустим, я не прав. Но ты же понимаешь, что это последний концерт в туре! Это же важно! Чача деланно вздохнул и сел. — Так и быть, буду делать по-твоему. Только угомонись, шкет!