Чернильная кровь

- Знаешь, в их точёной улыбке нет ни капли счастья, в их глазах - мириады угасших искр-жизней, в их словах только горечь правды, и потому мне больно видеть, во что превращается наш Орден. Первые пытаются протянуть нам руку, которую мы раз за разом отбрасываем, и потому скоро останемся одни. Франсуа рассматривает идеально чистый пергамент, которого ещё не коснулись чернила. Он пока не думал, что хочет запечатлеть на этот раз: наброски нового украшения или страницы книги-биографии де Моле, его биографии; но перо уже напилось тёмно-синей крови и не отпустит своего хозяина до самого утра. Франсуа этой ночью снова не спал, коротая время за работой. Его телу требуется всё меньше времени на отдых, а разум вообще никогда не устаёт, и в этом один из огромных минусов фальшивого бессмертия - нет возможности забыться. - Знаешь, я пытаюсь говорить с ними, с ассасинами, с тамплиерами, с аристократами и простыми людьми, на словах показывать то, чему жизнь должна была научить их целые столетия назад. Меня высмеивают, презирают, стараются оттолкнуть или измазать в собственной грязи, чтобы обвинить в нечистоплотности. Не глупо ли? Перо иссыхает с первыми рассветными лучами, оставив напоследок на бумаге небольшую кляксу вместо запятой, превращая её в вопросительный знак и этим обрывая предложение. Из «Кто, если не мы, должен сделать это» в «Кто, если не мы?». Франсуа усмехается этому знаку, словно невинной шутке. - И мы немеем, потому что нам рты затыкают грязным бельём королей и нищих. Мы можем только смотреть на мир, пожирающий сам себя, словно уроборос. Франция в огне революции, но Париж уже тлеет. Боюсь, мне придётся однажды подбросить дров, чтобы спасительным огнём выжечь с земли всю ложь. Горгульи доверчиво скалятся с Нотр-Дама, своими облезшими крыльями задевая серые облака. Франсуа улыбнулся бы им в ответ, но не сегодня; он очень торопится. Его ждут собственные похороны.