Легенда о Моран

      Во дворце на вершине холма с утра не затухали огни, а поварята то и дело таскали в большую, богато украшенную залу кушанья и вина. В коридоре у высокой двухстворчатой двери неусыпно стояла стража. Десять вытянувшихся в струну воинов представляли из себя колонну статуй. Золотая лепнина украшала стены, на потолке красовались выведенные умелой рукой мастера армии, сражения. Картины с прежними королями висели на бордовых портьерах. Да, здесь дворцовый художник постарался! С каждого холста на любого вошедшего смотрели суровые лица, заставляющие любого, даже самого смелого, чувствовать себя ничтожно малым.        — Нет, нет, и ещё раз нет! — раздался громкий, рычащий голос. Затем послышался стук кулака о поверхность стола и скрип отодвигаемых стульев. — Я не позволю, чтобы эта Дхриза, будь она хоть трижды королевского рода, забрала себе ещё бОльшую часть рудников! Забыла, кто поставляет ей больше половины всех людей! А если учесть то, что её страна раза в три богаче и шире нашей…       В зале, освещённом только свечами, окна были наглухо закрыты, и в мерцающем свете неясно виднелись фигуры сидящих вокруг круглого стола людей. Огонь искажал их черты, но жуткое напряжение, сквозившее в сомкнутых губах, напряжённых скулах и немигающих взглядах, ощущалось как ледяной туман с тончайшими играм льда. Во главе стола стоял, опершись на полированную поверхность руками, высокий, но довольно плотный мужчина, и злобными, маленькими, чуть навыкате глазками оглядывал собравшихся. Король Реган Третий внешне был неказист: движения — резки и нервны, взгляд под густыми темными бровями не выражал никаких эмоций. Только алчность, жадность и жестокость проглядывали в них, что, однако, ничуть не мешало ему оставаться на своём месте вот уже восемь лет. Король Реган не любил никого, кроме себя. Все дворцовые его боялись, народ шарахался в стороны и падал на колени от страха, что ему взбредёт в голову казнить первого попавшегося только потому, что лучшая гончая сука принесла всего одного щенка, а не пятерых. Служанки в ужасе прятались по своим комнаткам, едва темнело. Власть, построенная на страхе, не бывает крепкой, и золото реками текло в карманы тех, кто имел к ней отношение.       Реган обвёл двух послов, молодых юношей, и своих советников ненавидящим взглядом и снова с угрозой произнёс:       — Я не собираюсь отдавать ей свою часть. Женщине! Будь она мужчиной, она поплатилась бы за дерзость жизнью.       В углу, куда свет вообще не доходил, что-то зашевелилось. Мужчина шикнул, и фигура в чёрном балахоне замерла. За столом поёрзал средних лет седой человек. Он нерешительно посмотрел на своего короля, а потом кашлянул и начал:       — Это, конечно, так, но нам обещают заплатить такую цену, какую не дают и за год те места. Не будет ли разумнее…       — Это не обсуждается!       По залу пронеслось эхо, и все сжались. Каждый, даже самый маленький паучок, почувствовал непреодолимое желание стать невидимым. Король немного подождал, а затем, махнув пажу с кувшином в руках, тяжело упал в резное кресло. Мальчишка в алом с коричневым костюме тут же подал ему бокал вина и отошёл на своё место чуть позади, становясь таким же незаметным, как и странная фигура в тени. Реган вздохнул, отпил, помешал вино и резко опустил бокал.       — А ты что скажешь? — вдруг обратился он к таинственной фигуре в плаще и поманил её к себе. Та послушно встала и вышла на свет, и теперь стало заметно, что плащ — вовсе не плащ, а платье в пол из тяжёлой тёмной ткани, а голову молодой жены короля покрывал бархатный платок. Она поклонилась, подойдя к трону.       — Наверное, это невыгодно. Не надо отдавать им свою долю. Народ надо кормить, надо обеспечивать армии, а мы лишимся нашего основного…        — Даже женщина это понимает, — поджав губы, Реган махнул рукой, и королева-наложница отошла в тень, придерживая руку на округло выделяющемся из-под платья животе. Если бы только это был мальчик… Тогда он станет королём. А если девочка — то получит титул и отправится вместе с няней в один из небольших замков, разбросанных по всей стране. Едва ей исполнился тринадцать, то выдадут замуж — и снова всё повторится. Нескончаемый круг. Год от года, род от рода.       Воцарилась тишина. Каждый обдумывал все слова, что были сказаны здесь с самого раннего утра. Только Реган, вальяжно развалившись на троне, довольно улыбался — если можно называть скупой изгиб тонких губ улыбкой. Уж он-то был уверен, что все советники его поддержат… и просто не посмеют перечить. Время шло, но никто не сказал ни слова.       — Сколько душ она хочет? — лениво и как бы невзначай спросил послов Реган. Те испуганно уставились на него, а потом один тихо, но чётко промолвил:       — Три тысячи, господин. Но она просила передать… — он быстро оказался рядом с креслом и быстро зашептал что-то на ухо Регана. Пока он говорил, лицо правителя всё больше краснело, и когда вся весть была высказана, он с силой ударил посла по лицу. По залу пронёсся звук удара, и юноша упал на пол, во все глаза глядя на короля. Тот возвышался над ним, грозясь уничтожить, растоптать. Посол только наблюдал широко распахнутыми глазами и не двигался.       Реган, казалось, ещё больше увеличился в размерах. Только что услышанные слова до того разозлили его, что теперь безопаснее было войти в клетку к тигру, чем попасться ему под руку. Все дворцовые знали это, но не в первый раз прибывшие мальчишки. И поэтому второй осмелился двинуться к лежащему на полу другу. Но как только он пошевелился, Реган повернулся к слуге и выхватил у него из-за пояса кинжал, а потом, наклонившись, отсёк — не без труда — голову лежащему молодому послу. Кровь обагрила и пол зала, и руки, и одежду Регана. Лезвие застревало в мышцах, отказывалось резать суставы, хрящи. С характерным звуком наконец врезалось в кость. Второй посол, не выдержав зрелища, подбежал к спускающемуся до пола гобелену, из-за которого спустя несколько секунд послышались рвотные звуки.       Ещё несколько рубящих движений отделили голову посла от тела, и Реган, швырнув голову в гобелен, безумно расхохотался и прокричал:       — А теперь передай ей мой ответ!       После чего, не обернувшись, вышел из зала, сопровождаемый всё той же женщиной в платье.