(Не)идеальные чудеса (не)идеальных пар

      В обеденный перерыв случаются всякие чудеса. Это научно-доказанный факт. Очень-преочень научный. Незнакомый парень окликнул его в коридоре офиса, сказал «пойдём», и Дэвид пошёл, не задавая вопросов.       Почему? А почему бы и нет?       Потом случилось ещё одно чудо. Не в обеденный перерыв, правда, а в новогоднюю ночь.       Факт чуть менее научный, но тем не менее: в новогоднюю ночь случаются… правильно, чудеса. Как иначе объяснить, что поцелуй победил злые чары, и Томми вернулся в тот мир, которому принадлежал.       «Поцелуй истинной любви» – дело серьезное. Однако Дэвид был слишком серьезен, чтобы воспринимать всерьез чепуху про поцелуи истинной любви, а в словаре Томми вообще не было слова «серьезно» и однокоренных ему.       Так что смысл предыдущего абзаца точно ускользнул бы от его понимания.       Они посмеялись над инцидентом. Потом посмеялись ещё немного и пошли на свидание, а через месяц уже делили квартиру.       Кому-то могло показаться, что они не подходят друг другу. Они и не подходили в классическом, обычном понимании этого слова: не заканчивали друг за другом предложения, не интересовались одними и теми же вещам. Они не были Билли и Тедди.       Сотканные из противоречий сами по себе, они разительно отличались ещё и друг от друга.       Рост Дэвида составлял примерно шесть футов и два дюйма. Этот большой чёрный парень носил очки с толстенными линзами и собирался поступать в Гарвард до того, как стал мутантом. Он слушался маму, любил компьютеры больше жизни и слыл страшным занудой.       Тощий, невысокий и бледный Томми попадал в колонию для несовершеннолетних больше раз, чем мог вспомнить. В пятнадцать ему давали не больше двенадцати, но дрался он до выбитых зубов и сломанных ребер.       Из них двоих хип-хоп слушал Томми, а Дэвид предпочитал классическую музыку.       Дэвид изъяснялся как в учебниках английского, Томми знал все слэнговые словечки чёрных гетто.       Они действительно не были похожи на Билли с Тедди, будто ставших с течением времени одним человеком. С другой стороны, упаси Господи, их когда-нибудь стать похожими на Тедди и Билли – умрут от скуки в первые же сутки.       Томми, застывший в состоянии вечной тоски оттого, что всё вокруг ужасно предсказуемое в своей медлительности, не уставал поражаться новым и новым умениям Дэвида, которые открывались с каждым днём, как бесконечная матрёшка. Основательный, рассудительный и сдержанный Дэвид умел танцевать стриптиз, как Эмма Фрост, в совершенстве владел навыками французских поцелуев Гамбита и всеми эротическими уловками Тони Старка. Он готовил как бог, играл в футбол не хуже Бэкхема и фехтовал так, что дыхание перехватывало.       Когда Томми впервые увидел, как Дэвид играет на саксофоне, он чуть не кончил там, где шок пригвоздил его к стулу. Завершить композицию на скрипке Дэвиду не удалось, потому что они были дома, и Томми снял с него штаны до начала репризы. Примерно то же повторилось с бас-гитарой и роялем. Хотя с роялем была немного другая история.       Важнее всего то, что сюрпризы не были односторонними. Дэвид, в совершенстве владеющий всеми более-менее распространенными языками, в восхищении раскрыл рот, когда Томми заговорил на древнем иврите. Оказалось, что он проводил эксперименты: как быстро получится выучить тот или иной язык. На живые уходило около двух дней, мертвые давались за пару часов.       Однажды телевизор заклинило на одном канале, а никому из них не хотелось вставать с дивана, поэтому пришлось всю ночь смотреть балет. Уснул Дэвид под многочасовую удивительно обстоятельную лекцию по истории русского балета в исполнении Томми, не закончившего даже среднюю школу. Как выяснилось, четырнадцатилетнего Томми заперли в библиотеке на ночь, и он прочитал библиотеку. Всю. За пять часов. И оставшееся время умирал от скуки.       Они соревновались, кто лучше считает. Любые арифметические задачи Томми решал до того, как гениальный мозг Дэвид начинал думать, но стоило добавить в задачу материал из алгебры за девятый класс, и расстановка сил менялась. Зато потом Томми кидался собранными за секунду кубиками-рубика в Дэвида, интеллект которого был равен способностям Рида Ричардса, Хэнка Пима и Брюса Бэннера.       Это не давало расслабиться. Ни в отношениях, ни вообще.       В другой раз они выясняли, кто дольше может дышать под водой: Дэвид, знающий все дыхательные техники, существующие в мире, и знакомый с Нэмором, или Томми, организм которого, по идее, с другой скоростью вырабатывал кислород. Тут они объявили ничью, хотя Дэвид был уверен, что Томми жульничает и незаметно выныривает, а потом снова погружается.       Приличный мальчик и маменькин сынок, Дэвид с огромным перевесом выиграл у Томми, малолетнего преступника и беспризорника, соревнование по похабным анекдотам. Тут, впрочем, Томми не сопротивлялся, потому что насмеялся к концу вечера так, что ни возмущаться, ни дышать был не в состоянии.       Если бы кто-то решился сказать им, что они не идеальная пара и чудеса у них какие-то глупые, они бы расхохотались этому человеку в лицо. То есть Дэвид строго поджал бы губы, а Томми показал средний палец.       Идеальные чудеса – нет, спасибо.       Идеальные пары – боже, какая скука.