Капли

Санджи любит, когда все красиво. Затейливые коктейли с идеально подобранными по вкусу, цвету и крепости ингредиентами. Только для леди, в которых все прекрасно: и душа, и лицо, и фигура, и купальники, не скрывающие пышных форм. Сервированный по всем правилам стол — хотя бы на первые пять минут торжественного ужина, пока Луффи не разнес половину блюд, пытаясь стащить сразу все мясо, Усопп не швырнул в него осьминогом в отместку, а придурок не разлил свой ром по скатерти. Санджи несет красоту в команду, даже когда команда сопротивляется. Ставит мясо поближе к Луффи, не украшает блюда рядом с Усоппом, пинает стул Зоро за секунду до того, как тот прольет пойло на стол. Зоро едва не падает, обливается ромом, огрызается, смотрит хмуро. Потом Санджи извинится, как умеет. Может быть. Если Зоро не станет пинать его в ответ, а молча дожрет и уберется с глаз долой. Луффи все равно разбивает тарелку, не страшно — в наборе еще пять запасных, Санджи всегда покупает с расчетом на такой исход. Крохотная помидорка-черри выскакивает из тарелки Чоппера и прилетает прямиком в нос Усоппу. Тот незамедлительно отвечает, Луффи присоединяется. Бардак гарантирован. Но Робин-чан смеется, и это немного примиряет Санджи с действительностью. Он смотрит на часы: пять минут сорок пять секунд — даже дольше, чем он планировал. Можно расслабиться. Он еще раз пинает маримовский стул — просто так, и получает в ответ мрачный взгляд и традиционное «блядский кок, ты меня бесишь!». Нами-сан просит их хотя бы сегодня не драться за столом, потому что денег на новые тарелки она не выделит. Из принципа, потому что и Зоро, и Санджи ей и так по гроб жизни должны. Санджи прикидывает — есть ли шанс разбить меньше пяти тарелок, и вздыхает. И правда, не сегодня. — Все ради спокойствия Нами-сан! — он поднимает бокал и, дождавшись, пока все радостно чокнутся, не особо прислушиваясь к тосту, толкает Зоро под локоть. Ром течет по запястью, капает на скатерть, расползается уродливыми пятнами. Санджи немного жаль, но он уже смирился с неизбежным. Забыл напрочь про красоту и аккуратность, потому что Зоро отставляет кружку и медленно слизывает с запястья ром. Ведет вдоль вены вверх к ладони, скользит языком по тыльной стороне. Там маленький шрам, еще свежий, с колючей корочкой, если трогать пальцем, царапает. У Санджи во рту становится сухо. Кажется, что он ощущает язык Зоро на своем члене. Каждое движение, каждое прикосновение отдается жаром в паху. Зоро ухмыляется, снова берет кружку и допивает в несколько глотков. Ром остается на губах, стекает по подбородку на шею — придурок не умеет и не хочет пить аккуратно. Настоящему мужику, видите ли, похеру на такие мелочи. Санджи морщится и отворачивается. Перед глазами сразу же встает картина, как он собирает пряные капли с губ Зоро, как вдыхает терпкий запах на шее. Кажется, Санджи уже опьянел, не успев начать. И возбудился от отвратительной ерунды, как мальчишка и даже хуже. Чертов маримо. Санджи выбирается из-за стола и ретируется на камбуз, стараясь прикрыть стояк. Из-за двери слышны смех, крики и песни. У отражения Санджи в иллюминаторе раскрасневшиеся щеки, глупый взгляд и растрепанная челка. Санджи не ерошит челку, Санджи не краснеет, Санджи не дрочит на перекачанных одноглазых мужиков на камбузе, пока вся команда пирует. Пожалуй, Зоро обойдется без извинений. Сегодня, завтра и вообще. Щелчок замка вырывает Санджи из раздумий. Зоро останавливается посреди камбуза. В руках у него бутылка рома. Он делает глоток, другой, вытирает губы большим пальцем и облизывает его. «Идиот», — думает Санджи, шагая вперед. «Переводит продукт», — думает Санджи, толкая Зоро к стене. «Хочу попробовать», — думает Санджи, раздвигая полы халата, и больше мыслей не остается. От Зоро пахнет спиртом, пряностями, металлом и деревом. Опять дрых в мастерской, то-то его не было видно до самого ужина. Придурок. У Санджи кружится голова, от резкого запаха или возбуждения, а может, и того, и другого. Он собирает пряные капли с горячей кожи, прикусывает шею, оставляя следы — похуй, пусть Зоро завтра сам придумывает, что сказать тому неудачнику, который попробует задать вопрос. Никаких извинений. Ни за что. Обойдется. Зоро стонет, подаваясь бедрами вперед, у него тоже стоит, Санджи знает, чувствует. Собственное возбуждение усиливается, прокатывается жаром под кожей. Член пульсирует. — Развернись, — выдыхает Санджи. Зоро подчиняется без возражений. Сам отстегивает катаны, сбрасывает халат, расставляет ноги шире, прогибается, когда Санджи ведет ладонью по пояснице. — Не тяни, кок, — хрипло говорит Зоро, но у Санджи свой план. Он отнимает у Зоро бутылку и выливает на загривок несколько капель, смотрит, как они стекают вниз. В золоте рома отражается дерево на потолке и маленький перевернутый Санджи. Красиво. Зоро идет — так. — Перевод продукта, — говорит Зоро, и Санджи смеется. Иногда, очень редко, их мысли все-таки сходятся. Идиот. — Заткнись, маримо. Не мешай мне дегустировать. От дрожи Зоро капли катятся быстрее, Санджи не успевает поймать все. Он собирает губами ром, прикусывает кожу, Зоро под ним шумно дышит. Одна из капель успевает доползти до поясницы и впитаться в ткань штанов. Зоро ерзает, бормочет что-то хрипло и ругается. — Надоело, — говорит он и расстегивает штаны, стаскивает их вниз вместе с трусами. Санджи вдруг думает, что на нем самом слишком много одежды. Зоро наблюдает за тем, как он раздевается, через плечо. Ухмыляется довольно, будто с самого начала планировал трахаться на камбузе вместо того, чтобы отмечать год с воссоединения команды. Придурок. Санджи ненавидит его уже два года и сколько-то там месяцев и дней. Можно и посчитать для интереса. Когда-нибудь, но не сейчас. Сейчас Санджи осторожно толкается в Зоро, горячего, узкого, сильного. Собирает губами капли пота, выступившие на шее, и пьянеет быстрее, чем от крепкого рома. Зоро подается назад, насаживаясь на член Санджи, стонет и дрочит себе, сбивая Санджи с ритма. Почему-то с ним никогда не получается потянуть подольше, двигаться медленно, не срываться, как неопытный мальчишка в первый раз. С Зоро каждый раз, мать его, как первый. Накрывает, затягивает, сбивает с толку, вышибает все мысли. Санджи кончает, и кажется, что все кости нахрен расплавились. Зоро под ним дрожит, стонет, выплескивается, пачкая стену и пальцы: свои и Санджи. Они вытираются, одеваются — кое-как, только штаны натягивают — все равно никто не зайдет и не увидит. Команда знает, что соваться на камбуз, когда там злой Санджи — смерти подобно. Садятся на пол, прямо там, где только что трахались. Санджи поднимает бутылку, пьет, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Он прислоняется лбом к взмокшему плечу, вдыхает запах — уже не ром, не дерево и не металл. Только Зоро и — совсем немного — Санджи. Зоро отбирает у него ром, делает глоток и отставляет, выдыхает в губы Санджи, целует-целует-целует. Санджи опять плывет, и уже не особо важно, сколько там дней, месяцев и лет прошло, и что каждый раз — как в первый, тоже не важно. Главное — здесь и сейчас им хорошо. Охренительно.