Мой учитель - фикрайтер.

— Бейбарсов, я хочу романтики. Эта житейская суета давит на меня, я задыхаюсь! — увлеченно говорила бывшая Гроттер, перелистывая страницы модного журнала, на каждой второй странице которого, советовали пройти тест на совместимость, а на каждой третье, умные тетеньки говорили, что почти девяносто девять и девять десятых процента мужчин — изменяют. Таня была на двести процентов уверена, что Глеб относится именно к этой несчастной десятой, поэтому статьи не читала, да и тесты не спешила проходить. — Тебе надо меньше общаться с Морозовой, она плохо на тебя влияет, — не отрываясь от экрана компьютера, пробубнил Глеб и яростно начал печатать.       В соседней комнате что-то громко упало, и по всей видимости это был метеорит, потому что только ему рыжая могла спустить разбитую любимую вазу. С громким криком «Люблю!» (по крайней мере, именно это слово померещилось двум виновникам происшествия), Таня с великолепной скоростью напуганной улитки, и с выражением лица человека последней стадии психоза, кинулась раздавать щелбаны, да оплеухи. — Мамочка, мы больше не будем! — Честно, честно! — Да как вы посмели, жалкие ничтожества! Эта ваза старше, чем вы! Да эта ваза пережила не одно падение на головы неразумных, и вы уничтожили её! — громко убивалась Танька, мысленно вспоминая, как ещё можно воспитывать детей, но в конце концов махнув на все рукой, принялась собирать осколки.       Дети, в конец успокоившиеся, утопали в гостиную, теперь уже доставать своего на любимейшего отца. Через пять минут, хладнокровие Бейбарсова кончилось, и спустя две минуты возни, Танька обнаружила своих «ангельских» ребетенков рассунутыми по углам, а Глеба на кухне, где он тщательно считал капли валерьянки, льющейся из бутылька, а после запивал её валокордином.       В пять часов вечера пришла мадам Гломофф, у которой случилась большая лубофф, изменившая её. Ранее красные, фиолетовые, зеленые, белые и другие цвета радуги и не только, волосы, стали обыкновенными темно-русыми. Глаза, скрытые под линзами, оказались большими и голубыми. А теперь, к этой девушке в комплект, прилагался муж и пятеро дочерей, которые упорно копировали мамину молодость и красились по ярче, да по хуже.       Гломов не изменился, разве что разительно поумнел и стал директором крупной компании, название которой загадочно умалчивал.       Ушла вся эта орава, лишь в час ночи, чему семейство Бейбарсовых было искренне радо. — Никакой романтики! Спать! — устало выговорила рыжеволосая мать дочки и сыночка, и рухнув на диван засопела. — Полностью согласен, — вяло ответил муженек, засыпая рядом.