Третий вариант

POV. Гарри. Успокоить и задобрить Люциуса не составило труда. Все-таки он очень нежный и открытый в своих чувствах мальчик, что не скрывает их при тех, кого считает достойным доверия. Немного возмущений, надутых губ и обид, после чего он снова засыпает в моей постели, чтобы меня не мучили кошмары. И чем я ему так приглянулся? И что со всем этим делать совершенно непонятно. Оставлять его здесь одного совсем не хотелось. Отдавать на растерзание Дамблдору, а потом и Воландеморту было сродни кошмару. Хотелось просто обнять его и забрать с собой в свое время. Окружить заботой и лаской… И с чего такие мысли? Люци на меня странно действует. Раньше я не замечал за собой подобных желаний к людям, разве что к Северусу, но он особенный. А тут это маленькое эльфоподобное создание, что сводит меня с ума своими улыбками и робкими прикосновениями. Отогревающее замерзшие во мраке чувства и рождающее тепло в окаменелом сердце. И хотелось бы ему воспротивиться, да только желания нет. Ведь если оттолкнуть его, значит оторвать часть себя, погубить тот свет, что так тяжело пробивался сквозь тьму. Нет, Люци должен быть рядом. Должен и будет. А с остальным я разберусь. Знать бы только, где заканчиваются нити этого ядовитого клубка, за которые так исправно тянет директор, и кто ему в этом помогает. Но раз уж у меня образовался некий странный помощник, то с ним и будем разбираться. Хотя и непонятно все это. Кто этот таинственный Учитель, что так обеспокоен моей судьбой, я все еще не представляю. Только, если предлагают помощь, отказываться не буду. В этом времени обзавестись союзником очень сложно, а если он сам идет в руки и желает помочь, проигнорировать его сущая глупость. К тому же мне не нужно ничего рассказывать о себе, ведь не спрашивают и даже знают больше положенного. А значит, ход истории я не меняю, в жизнь непосвященных не вмешиваюсь, правил не нарушаю. Тогда кем бы ни был таинственный Учитель, хоть самим Воландемортом под обороткой, его помощь в борьбе с Дамблдором я приму без вопросов. Раз уж прошлое это состоявшийся факт, в будущем я еще в состоянии побороться. В общем, так и началась моя кампания по сбору информации о директоре и его друзьях. Люци втягивать было нельзя, потому приходилось задуривать ему голову, чтобы выкроить время на встречи с Дорианом. Дабы меньше светиться и привлекать внимание, на людях почти не разговаривали и о наших изменившихся отношениях никому не рассказывали. Все дела проворачивали ночью под добротной связкой заклинаний, что скрывали нас от ненужных глаз и ушей. Спать я почти перестал, а потому и кошмары начали меня отпускать, приходя все реже и не в таких ярких красках, как прежде. Картинка происходящего понемногу вырисовывалась, хотя до полного понимания было далеко. Да только время шло, и я совершенствовался в своих силах, становясь сильнее, приобретая опыт шпиона и заговорщика, а также пополняя знания о тайных ходах замка и его загадочных обитателях, о которых ученики не узнавали даже спустя многие годы после своего выпуска из школы. Мое пребывание в прошлом становилось все интереснее, принося свои плоды, и делая из меня достойного противника для врага любой масти. Мой дар развивался, Тиз помогал, Дориан был не только помощником, но и другом и даже учителем. От него я узнавал такое, что в книгах прочесть было невозможно. Люциус все больше прорастал во мне, щедро даря тепло и нежность. Я входил в идеальный рабочий ритм и двигался вперед без оглядки. Только щемящая пустота в половине сердца не отпускала. Северуса мне не хватало с каждым днем все больше. *** – Тише, – шепнул я Дориану, который чуть не выдал нас своими привычными ругательствами, цепляясь и так уже укороченной до колен мантией за выступающий камень в кладке стены. – Не хотел, – выдал он на грани слышимости и продолжил наблюдение за Дамблдором. Подходить ближе было опасно, так что мы притаились в метрах двадцати от директора за кучей сложенных друг на друга ящиков с чем-то очень вонючим внутри. Сам великий и светлый в это время простеньким отпирающим заклятием открыл тяжелую деревянную дверь, обитую железными пластинами, и прошмыгнул внутрь. Последовать за ним мы не могли, поэтому пришлось снова воспользоваться помощью Тиза, что притаился на тяжелой мантии Дамблдора и, не будучи обнаруженным, также попал в помещение. – Ну, что за смрад? – не выдержал парень, когда за директором захлопнулась дверь. – Даже знать не хочу. – А я бы посмотрел, – он начал проколупывать пальцем дырку между трухлявыми досками, из которых были сбиты ящики. – Оставь. – Оно же само так и просится, чтобы на него посмотрели, – не унимался тот, продолжая свое дело. Меня же больше интересовало, зачем директор спускается в неиспользуемые и явно мало кому известные подземелья замка, куда не ступала нога домовика, и не просто так, а потому, что им было запрещено тут появляться. Приглядывая уже не первый месяц за деятельностью и передвижениями директора, мы проследили некоторые закономерности в его действиях и решили присмотреться к самым явным и доступным из них. Так недели три назад после отсутствия в школе на протяжении четырех дней Дамблдор зачастил спускаться в подземелья, а точнее сказать посещать их трижды в неделю практически в одно и то же время между часом и двумя ночи. Идти за ним по следу было сложно, во-первых, он все же очень умный и осторожный маг, который может почуять не только слежку, но и при желании узнать кто следит. А во-вторых, чары, что запирали проход в подземелья, были весьма заковыристыми, и нам пришлось потратить не один и даже не два дня на их снятие и водворение на место, чтобы не оставить за собой следа вмешательства. Потом пришлось обследовать коридоры, что напоминали целый лабиринт, и искать места для того, чтобы затаиться и проследить за дальнейшими передвижениями директора. Сегодня мы впервые продвинулись так далеко, чтобы раскрыть тайну Хогвартских подземелий. – Мать честная, – испуганно пискнул Дориан и отскочил от ящика, из дырки которого торчали людские пальцы. Меня картина шокировала не меньше, а когда вспомнились собственные сломанные пальцы с разорванной кожей и стекающей кровью, стало совсем дурно. – Какого дьявола! Он что, здесь людей на куски рубит? И тут… тут все их частями набито? Торм, – парень затряс меня, – это же безумие чистой воды. Он расчленяет людей в школе. Торм. – Вижу, – выдавил я из себя, пытаясь сохранить самообладание и не поддаться панике. – Да он совсем ненормальный. Что делать будем? – Ждать, – ответил я уже совсем спокойно. – Я так до вакации не дотяну и поседею загодя, – не унимался он, переходя на непечатную речь, пока из-за двери, за которой скрылся директор, не послышался истошный крик, от которого по телу поползли мурашки. – Ты это слышал? – Да. – Что же этот монстр творит? – То, что ему так просто с рук не сойдет, – ярость и злость уже давно плескались во мне, и сегодня директор переполнил чашу моей ненависти. Теперь его уход не будет таким простым и легким, как я собирался сделать раньше. Он пропустит сквозь себя всю боль, отчаяние и страх, которыми он одаривал других. Я заставлю его почувствовать весь спектр не только эмоций, но и ощущений, на которые он так щедр с другими. – Да воздатся ему сторицей за содеянное. – С десятикратной отдачей, – поддержал меня Дориан, понимая, что пустыми словами я не бросаюсь. Огорчало лишь то, что ждать придется долго. Но месть моя будет столь сокрушительна, что он успеет пожалеть о собственном рождении в этом мире, где он встретил меня. А крики все продолжались, и сердце сжималось от собственной беспомощности. Я не мог вмешаться и остановить происходящее. Пальцы подрагивали от нетерпения и страха за того несчастного, что оказался в лапах директора. И воспоминания продолжали всплывать из глубин моей памяти, подкидывая картинки, когда я сам, корчась от боли в луже крови, кричал, срывая голос, и мечтал о смерти. Какая же знакомая картина. Подвал, вонь, темнота и крики. Но вместо символа зла всего лишь символ света. Только вот свет какой-то запятнанный и совсем не белый. Скорее серый в багровых росчерках кровавых потеков и гнойными наростами тьмы, что кишели червями и лопающимися личинками, из которых рождались безобразные маленькие уродцы. И если это свет, то я лучше выберу тьму, она покрасивее будет. – Он вообще человек? – Дориан вздрагивал от каждого шороха, что доносился из-за двери. – Как можно творить такое? Да его должно магией разорвать за подобные деяния. Надеюсь, он там не учеников пытает, иначе это совсем уже в голове не укладывается. – Кто-то пропал за прошлый год? – не знаю, почему спросил я. – А? Нет, вроде, нет, – задумался он. – В этом году пришли все, ну кроме выпускников естественно. Думаешь, он и детей тут… – но не успел он договорить, как дверь открылась, являя директора с разочарованным выражением лица. Он что-то пробормотал, погладил свою бороду и решительно направился к выходу из подземелий. Тиз, удачно отделившись от мужчины, вернулся на полагающееся ему место, вместе с тем принося с собой и воспоминания, которых видеть мне уже совершенно не хотелось. – Торм, ты бледный, как поганка, – оповестил меня парень, после передачи мне информации от бабочки-людоеда. – Как ты? – Сложно описать словами. – Ты видел что там? – Лучше бы не видеть, – от такого зрелища мутило и сворачивало внутренности в дугу. – Он, и правда, кого-то… – Да. Но кое-что мы еще можем сделать. Не знаю, как засчитает это мое действие магия и будет ли это вмешательством, но после увиденного остаться в стороне было невозможно. – Пойдем, – я взял парня за руку и потянул к двери, – мы еще в состоянии спасти одну жизнь. Обычной Алохоморы хватило, чтобы войти в камеру смертников, где уже практически все были мертвы. И единственный живой выглядел не краше трупа. Вместо одежды – разорванные лохмотья, что выставляли на обозрение обожженное тело; кровоточащие раны от порезов; вместо ногтей на руках и ногах зияла пустота в виде красного мяса; вместо волос кровавые борозды на черепе в некоторых местах лишенного кусков кожи; тяжелый ошейник на шее, от которого шла цепь, что приковывала человека к стене. Он сидел на каменном полу, забившись в угол, когда в метре от него разлагался уже не первой свежести кто-то, утративший все конечности и даже лицо. Картина была до омерзения тошнотворной, но помочь парню, а выживший оказался именно мужского пола, было чем-то необходимым, на что, казалось, меня подталкивала собственная сила. – Мы пришли, чтобы помочь, – заговорил я, протягивая к еле живому существу руку, от чего он дернулся и еще больше вжался в стену. – Мы не причиним тебе зла, – уговаривал я парня, пока Дориан колдовал над его ошейником. – Готово, – прокомментировал он, когда цепь со звоном ударилась об пол. – Мы заберем тебя отсюда. Все будет хорошо. Дай нам помочь тебе. – Мерлин, дай мне сил самому не выпустить Аваду в лоб этому монстру, – не сумел промолчать мой спутник, снимая с себя мантию и накидывая ее на пленника, который осмелился взглянуть на нас своими аметистовыми глазами. – Мы позаботимся о тебе, обещаю, – я попытался поднять парня с пола, но тот положил свою руку на мою, останавливая. – Поздно, – прохрипел он, указывая на достаточно большую лужу крови, в которой он и сидел. – Это плохо, очень плохо. Мы можем не успеть, – лицо Дориана стало еще более жестким и сосредоточенным чем раньше. – К тому же у нас с собой ничего нет, а моих знаний в медицине может и не хватить на такую рану. Я не умею создавать кровь. – Зато я кое-что умею. Не создавать, конечно, но вернуть разлитое на место мне по силам. Все же кровь – та же вода, а водой управлять я могу. – Что ты задумал? – Когда кровь вернется на место, сразу же заживляй рану, – проигнорировал я вопрос и дал указание, чтобы не терять больше времени. Положив одну ладонь на бедро парня, где из разрезанной артерии и вытекала кровь, вторую опустил в красную лужу и, сконцентрировавшись на желаемом, начал перемещение жидкости в обратном направлении. Подобного я еще никогда не делал, и чтобы все прошло как надо, нужно было одновременно контролировать и поток крови в теле, и скорость ее возвращения в кровеносную систему. Такого напряжения я не испытывал даже когда превращал мертвое в живое. Но парень не растение и работы соответственно было больше. Как только закончил, Дориан немедленно залечил порез, как и было велено. – Едрить твою мать, – выдал он незамедлительно, с восхищением смотря на меня. – Да, я тоже так думаю, – кивнул я. – А теперь уходим.