I'm holding you

Спустя столько лет ему все еще снятся кошмары о падении с поезда. Он бы и рад был забыть, с таким-то количеством обнулений. Но мозг упрямо подкидывает это воспоминание и всегда очень не вовремя. Впрочем, для такого рода вещей понятие «вовремя» вообще неуместно. Барнс просыпается среди ночи от сводящей тело судороги. Фантомный холод сковывает — ни вдохнуть, ни шевельнуться. Со стороны кажется, что он просто немного дрожит. Самое сложное — продержаться минуту, потом мышцы сдадутся сами. В голове все еще стоит картина заснеженных скал, и очень тяжело убедить себя, что это был всего только сон. Барнс скрипит зубами и вдруг чувствует, как прогибается соседняя половина кровати и на его плечо ложится теплая рука. — Я держу тебя, — тихо говорит Клинт. — Все хорошо. Я держу. Этого достаточно, чтобы получилось вдохнуть. Клинт прижимается грудью к его спине и напряжение, наконец, отпускает. Шершавые простыни под пальцами, запах пропыленной одежды, а главное — прикосновения к горячей коже: все это вытаскивает Барнса из кошмара окончательно. — Я держу, — шепчет напоследок Клинт, прежде чем снова уснуть. Честно говоря, Баки даже не уверен, что он вообще просыпался. Просто почувствовал вдруг необходимость в себе, помог не задохнуться от боли и вовсе не факт, что сделал это сознательно. Обо всем этом Барнс размышляет уже утром, когда сидит на кухне и наблюдает за остальными Мстителями. Броуновское движение из людей, пришедших позавтракать, не отвлекает: на Барнса вообще никто не обращает внимания. Открыто по крайней мере. Барнс смотрит на Клинта, который пьет кофе прямо из колбы кофеварки и о чем-то разговаривает с Пересмешницей. Под глазом у Клинта красуется уже начавший желтеть синяк, руки и лицо украшают пластыри, а под футболкой угадываются бинты. То есть вчера он явно здорово огреб от кого-то, но все равно предпочел не отлежаться у себя, а пришел к Барнсу и остался спать у него. Это одновременно и мило, и раздражает. Мило, потому что раньше Баки видел подобное отношение только от Стива. А раздражает потому, что Баки не может понять необходимости в этом, как не до сих пор не привык, что люди проявляют к кому-то симпатию не по обязанности, а просто потому что хотят. Клинт кивает Пересмешнице, наливает себе еще кофе и идет к Барнсу. — Доброе утро, ранняя пташка, — салютует он кофейником. — Сам ты пташка, — беззлобно ворчит Баки. — Спорить не буду. Но мог бы и разбудить, между прочим. Барнс смотрит на него и вспоминает, как час назад не решился это сделать, потому что обнимающий подушку Клинт — то еще зрелище. В купе с его изрядной побитостью можно начинать делать открытки для социальной рекламы. В конце концов он решает поступить так, как поступил бы Стив, а Стив бы не стал будить товарища спозаранку без необходимости. Барнсу не хочется объяснять Клинту сложную цепочку своих умозаключений. Поэтому он просто пожимает плечами и молчит. Кстати, теперь на них незаметно косится половина команды. Причем, как успевает уяснить Баки, это те же люди, с которыми Клинт когда-то встречался или спал. Вот, кстати, еще одна вещь, которую невозможно понять — как Клинт ухитряется поддерживать с ними всеми дружеские отношения? И это тоже раздражает Барнса — слишком много положительных связей, которые делают человека уязвимым. Клинт уязвим, и надо быть дураком, чтобы этого не видеть. А самое странное, что Бартон и сам это прекрасно понимает, но совершенно не боится. Как будто для него не существует последствий. За этими мыслями он не замечает, что Клинт уже минуту внимательно смотрит ему в глаза и едва заметно улыбается. — Что? — теряется Баки. — Что не так? — Ничего, — Клинт смеется и тянется, чтобы поцеловать его в лоб. — Все нормально. Просто я жду, когда и ты это поймешь. Он уходит обратно, оставив Барнса в замешательстве. Тот по привычке ищет кого-нибудь, чтобы сориентироваться в происходящем, и натыкается взглядом на Наташу. Она наблюдала за всей сценой и теперь с легкой угрозой смотрит на Баки. Он спрашивает глазами, мол, что я опять сделал неправильно? Угроза на лице Наташи сменяется выражением жалости, и это явно не то, что сейчас нужно Барнсу. Вечером того же дня они с Наташей едут в Южный Бруклин по делу, не связанному с Мстителями и вообще с работой. Точнее, это дело Наташи, а Барнс туда едет потому что нужен кто-то, хорошо знающий русский, чтобы успеть среагировать на угрозу в случае необходимости. В машине она и начинает этот разговор. — Ты ему нравишься, Джеймс. — Все в Башне уже заметили, — отзывается Барнс. — Вот тут и заключается твоя проблема — ты смотришь, но видишь лишь то, что видят остальные. Тебе нужно прекратить сверять свои эмоции с чужими. — У меня все в порядке с эмоциями. — Поэтому ты всегда смотришь на Стива или на меня, когда пытаешься понять, что чувствуешь? — почти открыто наступает Наташа. — Интересно, а как вы с Клинтом наедине обходитесь? — Никак, — говорит Баки, прежде чем успевает прикусить язык. От неожиданности Наташа едва удерживает руль, и машина виляет на дороге. — Вот оно что… — потрясенно тянет она. — В кои-то веки мне хочется пожалеть Бартона. Баки клянет себя за то, что забыл с кем имеет дело. Нельзя позволять Романофф лезть себе в голову, это всегда плохо заканчивается. — Послушай, — начинает Наташа, немного успокоившись. — Будь на твоем месте кто другой, я бы провела ликбез, почему связываться с Клинтом себе дороже. Он мой друг, но видит бог, насколько бы было всем проще жить, умей он удерживать свой член в штанах… — Поэтому его бывшие смотрят на меня, как на врага народа? — задает давно мучивший его вопрос Барнс. — В том числе, — кивает Наташа. — Нам не раз и не два приходилось устранять последствия его… эмоциональной щедрости. Понимаешь, ты тоже мой друг, и я не хочу, чтобы ты наступал на те же грабли. — Я сам могу разобраться в этом, — мрачнеет Барнс. — Тебе необязательно… — Нет, обязательно, потому что я понимаю, что происходит, Джеймс, — мягко перебивает его Наташа. — Проходила через это. Знаешь, когда я только вырвалась, мне тоже приходилось постоянно оборачиваться. Не из страха, а потому что я не знала, как ведут себя обычные люди, когда им не нужно кем-то притворяться. Мне пришлось учиться всему заново. После минутного молчания Баки решается спросить: — Как ты смогла научиться? — Время, — просто отвечает Наташа. — Много времени и друзья. Барнс хочет уточнить, но в этот момент они как раз подъезжают к причалу, где назначена встреча. Их уже ждут, и Барнсу резко становится не до самокопания. После этого разговора проходит неделя. Дни тянутся друг за другом, Клинт по-прежнему приходит ночью к Баки, а тот по-прежнему наблюдает за ним по утрам, не решаясь что-то сделать. Так могло бы продолжаться бесконечно, если бы они были обычными людьми, но они Мстители, и поэтому судьба вскоре подбрасывает удобный случай. Деловой центр Чикаго превращается в преисподнюю, когда там встречаются Мстители и Громовержцы. Клинт и Барнс работают рядом. Не потому что так эффективней, а потому что Барнс по-прежнему считает его слишком уязвимым. Клинту необязательно об этом знать, достаточно просто прикрывать его от опасности. Поэтому когда целый этаж офисного здания взрывается и обрушивается вниз вместе с Бартоном, Баки прыгает за ним следом. Пальцы левой руки впиваются в бетон не хуже альпинистской кошки, правой же он успевает схватить Клинта за запястье и не дать упасть спиной в пропасть. — Я держу, — сквозь зубы произносит Баки. — Я держу тебя. Он продолжает говорить это, когда поднимает Бартона наверх, когда оттаскивает его от края, когда прижимает его к себе, все еще боясь разжать хватку. Клинт молчит, пытается отдышаться и только кивает в ответ. Барнс смотрит на него и ловит себя на мысли, что мог бы по привычке оглянуться, но впервые за долгое время чувствует, что ему это не нужно. — Все хорошо. Я держу тебя… Снаружи до сих пор продолжается бойня и времени на отдых нет. Нужно выбраться, передать Бартона врачам и помочь Стиву. Но есть кое-что более важное. Барнс наклоняется и коротко целует Клинта. Тот изумленно вскидывается и тут же отвечает, улыбаясь сквозь поцелуй. Через секунду Баки с сожалением отстранится и скажет, что пора выбираться. Но пока длится эта секунда, он знает, что ни за что не отпустит Клинта.