Химический

Мы разбивали наши чувства с остатками тарелок, которые ты вечно бросал в гневных порывах. Смывали, как остатки кофе, что вечно стоит у тебя на столе. И просто небрежно выбрасывали вместе с неудавшимися страницами твоего рассказа. А ещё полгода назад ты был лишь чудаковатым незнакомцем, а я, как ни странно, предметом твоего вдохновения. И когда ты остановил меня на улице и вцепился в моё запястье, я, откровенно говоря, подумал, что ты один из тех настырных попрошаек, которыми усеян весь город; я даже хотел дать тебе несколько, но тогда ты сказал одну фразу, которая вызвала у меня совершенное непонимание происходящего, и которую я буду помнить до конца своей жизни — «Ты будешь моей музой?» И уже через несколько часов я ступал босыми ногами по твоему ворсистому ковру, наслаждаясь лёгким ароматом кофе, что витал в воздухе. Когда я спросил, почему именно я, — ты сказал мне, что увидел меня в книжной лавке и понял, что хочешь заполучить меня; ты следил, изучал и ждал нужного момента. Ты говорил, что я был не обычным и не особенным, а химическим, и как раз вот этой лёгкой «химии» и не хватало в твоём романе. Спустя несколько месяцев я лежал в твоей постели, что пахла лимоном и свежестью, снимал твой любимый свитер и целовал твои хрупкие ключицы, оставляя на них небольшие темно-фиолетовые пометки, а ты тихо шептал, что я твой химический. Каждое утро мы просыпались вместе, пили чай с ментолом и курили самые крепкие сигареты, а потом ты погружался в работу и лишь иногда подолгу засматривался на то, как я занимался обыденными делами, а я упорно продолжал делать вид, будто не замечаю этого. Как-то я увидел белый в синюю полоску свитер и купил его для тебя. Ты прозвал его счастливым свитером и носил, не снимая, хоть он был на тебе огромным и вечно спадал с правого плеча, оголяя ключицу. И каждый раз, когда я проходил возле твоего рабочего стола, я легонько притрагивался к ней подушечками пальцев, целуя тебя в лохматую макушку. Тогда ты на мгновенье поворачивался через плечо, мило улыбался и возвращался к работе, тихонько приговаривая: «химический, химический, химический…» — Джерард, если я твоя муза, тогда ты — мой писатель? – ты вдумчиво и долго смотрел на меня. — Муза, она принадлежит автору, он ею дышит, он ею наслаждается и вдохновляется. Но музы — они не вечны, а лишь на некоторое время, а то и вовсе на один роман, — произнося это, ты смотрел сквозь меня, словно боялся, что я окажусь слишком ранимым, и это зацепит меня слишком сильно. — А писатели — они для всех и навсегда, Фрэнки, для всех и навсегда. А я и был слишком ранимым, я ведь хотел, чтобы навсегда, а не на время, и от твоих слов мне хотелось встать и уйти. Но я не мог, ведь на улицах города, под проливным дождём, я был бы обычным и очень мокрым, а здесь я химический, твой химический. Сейчас я сижу на диване, а ты дописываешь последние главы своего романа. Я внимательно слежу за твоей работой, изучая твои жесты и повадки. Ты замечал, что когда напряжён, повторяешь всё те же движения по кругу? Скорее всего, нет, а я… я замечаю всё, что связано с тобой. Сначала ты напряжённо смотришь в экран ноутбука, иногда что-то печатая, потом резко отрываешься, вздыхаешь и проводишь двумя руками по чёрным взлохмаченным волосам, убирая с лица непослушные прядки, и опять возвращаешься к работе. Казалось бы, с того времени изменилось не так уж много: мы всё так же просыпаемся в одной постели, так же пьём наш любимый чай с ментолом и курим те же крепкие сигареты. Но теперь мы всё чаще делаем это порознь: ты – за рабочим столом, я — на маленьком диване, что стоит напротив. Ты сидишь в своём счастливом свитере, который всё так же спадает с одного плеча, стол заставлен десятками кружек, и ты время от времени пытаешься допить из них остатки чая, что стал терпким и пахнет твоей маленькой квартиркой. Я всё реже целую твои ключицы, но до сих пор помню твой вкус; я понимаю, что больше тебе не нужен, но ты не решаешься мне об этом сказать. Я был музой лишь на один роман, и я уже не расстраиваюсь. Скоро я уйду из твоей квартиры, и ты снова сможешь просыпаться в одиночестве. Но выполни лишь одну мою просьбу — назови этот роман химическим, так как называл и до сих пор изредка называешь меня. В конце года на прилавках книжной лавки, где ты впервые меня увидел, появились первые экземпляры «Моего Химического Романса». Я купил две книги и побежал к тебе, хоть мы уже очень давно виделись, чтобы поздравить. Я вошёл без стука; по твоему ворсистому ковру босыми ногами ступала милая девушка — по-моему, ты звал её Линз. Ты тепло обнял меня при встрече и пригласил на чашку чая с ментолом. А потом рассказал, что вы с Линз поженились. Когда я спросил, почему именно она, ты ответил, что она очень особенная. И когда я возвращался домой, знаешь, Джерард, я совсем не расстроился, ведь ты сам говорил, что каждый человек особенный, кто-то больше, кто-то меньше, но только я твой химический.