своеобразное наказание

      Как казалось Саваде, день не задался с самого утра. Сначала он проспал, потом полчаса не мог найти свои брюки, которые каким-то чудесным образом оказались под кроватью, и в итоге выбежал из дома с тостом в зубах за пять минут до начала урока. Пару раз поздоровавшись с асфальтом и разодрав себе все руки в кровь, он еще и умудрился свернуть не туда, надеясь срезать. Как и предполагалось, в двери школы он зашел уже после звонка.       Старшая школа Намимори встретила его пугающей тишиной, и только из некоторых кабинетов доносился монотонный голос учителей. Невольно Тсуна содрогнулся и стал на цыпочках пробираться в свой кабинет. Как назло первым уроком у него был японский на третьем этаже. Нет, он не боялся выговора учителя. В их школе учителей вообще мало кто боялся, ведь был тот, кого боялись сами учителя. Глава Дисциплинарного Комитета — Хибари Кея. Черные, как смоль, волосы, челка буквой «М», а из-под нее на тебя смотрят два холодных, цвета стали, глаза. Хибари на всех смотрел одинаково: с ноткой превосходства и даже презрения. Для него ничто не имело значения, и его никто не интересовал. Кея не любил толпы людей и называл всех «травоядными». Единственное, что его могло заинтересовать, это сильный противник, но и тут он быстро терял интерес, побив не тонфами. Ими он управлялся поистине божественно. Тонфа представляет собой палку, длиной 50-60 сантиметров, и ручку, расположенную перпендикулярно основной части. Хибари всегда таскал их с собой, пряча под пиджаком, который носил, накинув на плечи. Кея вообще был темной личностью. Говорили, что он уже окончил школу, но из-за любви к дисциплине не ушел с поста ГДК. На уроки он, действительно, не ходил, а вместо этого вылавливал прогульщиков и опоздавших. В Хибари были влюблены все девчонки школы, но он ни на кого не обращал внимания и никого не выделял из толпы: получали от него за нарушение дисциплины все одинаково.       Тсуна крался по лестнице, вздрагивая от каждого шороха. Он только наладил с Кеей отношения… Ну, как наладил… Каждое утро он с благоговением ждал встречи с ним, но на свое несмелое: «Доброе утро, Хибари-сан» получал в ответ только холодное: «Доброе, травоядное»… Ну, как говорится, вспомнишь солнышко — вот и лучики. Савада так замечтался о главе ГДК, что не заметил Кею собственной персоной на втором этаже и случайно врезался в него.       — Ита… — Тсуна поднял большие испуганные, цвета меда, глаза и встретился с обжигающим серебряным взглядом.       Мальчик задрожал всем телом, уже зная, что сейчас получит по полной программе, но Хибари доставать тонфы не торопился. Он с интересом наблюдал за маленьким чудом, от которого исходили волны страха. Только сейчас Савада понял, что все еще стоит, прижавшись к брюнету, и, покраснев, отскочил в сторону, рассыпавшись в извинениях. Зажмурив глаза, он закрыл голову руками, ожидая удара, но глава ГДК так и не сдвинулся с места. Внимательно осмотрев Тсуну, он заметил разодранные в кровь локти и многозначительно хмыкнул.       — Травоядное, за мной.       Не дожидаясь ответа и прекрасно зная, что у того просто нет выбора, Хибари развернулся и, не задумываясь, пошел к себе в кабинет. Мальчик неуверенно шел следом. Зайдя, Кея стал искать что-то в шкафу.       — Сядь.       Тсу сел и стал наблюдать за манипуляциями брюнета. Тот тем временем нашел аптечку, сел перед Савадой на корточки и достал все необходимое.       — Руки дай.       Тсунаеши удивленно наблюдал, как сам Хибари Кея обрабатывает ему раны. Шатен изредка морщился от жжения, но сидел, не шелохнувшись. Забинтовав ему руки, глава ГДК поднял взгляд на мальчика. И вдруг, резко поднявшись, он решительно коснулся его губ своими. Савада удивленно распахнул глаза, но не оттолкнул брюнета. Кея целовался жадно, буквально насилуя его рот, сплетая языки в причудливом танце. Тсу нерешительно отвечал. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, пересилив себя, Хибари отстранился.       — Будешь еще опаздывать — накажу, — все еще не в силах оторвать взгляд от пухлых губ мальчишки сказал он, и Тсуне показалось, что эта фраза прозвучала двусмысленно… Хотя, возможно, ему это просто показалось… И задорные искорки в глазах цвета стали тоже… — А теперь марш на урок, зверек.