Моя странная потребность.

Я дышу. Как странно, но в тоже время обыденно это звучит. Я дышу. И хочется спросить: «А другие, по-твоему, не дышат?» Дышат, но не так, как я. Они дышат, чтобы жить, чтобы наслаждаться каждым днем. Не по принуждению или чей-то прихоти. Нет. Кислород дает жизнь, это потребность. Для всех, кроме меня. Я могла бы не дышать, но… Я все-таки дышу. Я помогаю жить организму, я его поддерживаю. А дыхание у меня все равно сбитое и нелепое. Но я дышу. А еще я вижу. Вот только не надо жаловаться и говорить, что тебя заставили. Нет, это не так. Некоторым это просто не дано, а некоторые просто не видят своего счастья — Увидеть мир, прогнивший, но не насквозь. Нет. Для каждого по-разному. Лично для меня — он давно сгнил. Упрямо встаю и включаю песню — расслабляющую, но не громкую. Сейчас мне шум не нужен. Открываю дверцу шкафа и смотрю в зеркало. Рыжие волосы почти выгорели, и сейчас слишком тусклые. В васильковых глазах нет искорки, которая была раньше. А жаль. Вы думаете, что я за суицидница такая?! Да и какого черта вы тут делаете? А все просто, даже слишком. Вы узнаете день из моей жизни, так сказать ее смысл. Во мне давно нет энергии, я устала. Но не физически, а душевно. Я забыла, какие бывают чувства, существуют ли они на самом деле, но не навсегда. А только лишь на сейчас. Лишь сейчас мое сердце стучит смирно, не проситься вон из грудной клетки, дыхание не прерывается, а я не краснею и не заполняюсь всеми чувствами сразу. Быстро и одновременно. Думаете: «Почему ты еще не умерла?» Мой ответ: «Я живу, ради него и ради того, что он мне дает. Это не мало.» Это не влюбленность, это потребность. «А как же родители? Родственники? Семья? Друзья? Любовь? Хобби?» Слишком много вопросов, но я отвечу. Все-таки я рассказываю вам о себе. Родители — умерли. Маму убили, а папа застрелился, не думая об обстоятельствах. Суицидник, лучше бы его машина сбила. Позора меньше. Брат — законченный наркоман и шляется вообще в другой стране. В Америке вроде, да черт бы его побрал. У нас взаимная ненависть. Сестра — «возлюбленная» очередного нашего депутата, вернее сказать подстилка. Мне плевать на нее, а она психологов мне нанимает. Видите ли у меня «психологическая травма из-за потери родителей». Я плевать хотела на них всех. Мать — умерла, когда мне был год. Я ее не помню. Отец — жестокий, грубый чурбан, который чуть ли не избивал до смерти. Брат — конченый придурок со своими заморочками. Ненавидел меня, а я его. Хотел меня изнасиловать. Сестра — была би и хотела «перепихнуться» со своей сестрой. Бесит. Была еще конечно бабушка, но ее убили в день свадьбы моих родителей. Уроды. А друзей я «распугала» еще три года назад, как только это началось. Сначала они думали я — «сектанка», потом просто ненормальная, пытались со мной дружить, но я не хотела. Там не было настоящей дружбы. Любви нет. Не было. И не будет. Может, конечно, она есть, но явно не в этом мире. И хобби было. Гимнастика. Повредила колено в тринадцать и дорога в спорт мне закрыта, вот уже как пять лет. Ах да, давай-те продолжим. Я беру нужную мне коробочку и снова встаю напротив зеркала. Открываю коробочку и ставлю на комод, стоящий рядом. Мне нужен нож. Тихо провожу линию на руке с силой давлю, хочу рану. Но не глубокую, а то он ругать начнет. Убираю ножи и смотрю, как кровь начинает медленно падать на ковер. На папин персидский ковер,его любимый. Странно. Любимый ковер отца? Ах, точно. Его мама ему подарила. От чистого сердца. Он бы кричал, трепал нервы и, наверняка, ударил бы. Бы. Если бы он тут был. Мое лицо охватывает кровожадная ухмылка. Его нет. А мне не жаль. Плохая дочь. Прислоняю ладошку к зеркалу и провожу, оставляя побольше крови. Опускаю. Зеркало жадно поглощает кровь, а потом оно темнеет. Черная дыра, не иначе. А зато улыбка шикарная, как у чеширского кота. На все зеркало. Я смотрю вниз, на то, как алые капли сползают по моим пальцам на ковер. Мило. А в зеркале уже его отражение. Опять он сидит в кресле, своем любимом, черном. Курит, но не сигареты, а кальян. Лыбу давит, на все лицо. Рад. И не скрывай, по глазам вижу. А кстати о глазах. Голубые, небесные глаза, в которых плещется море, где хочется утонуть. Мои любимые. Они с укором смотрят на рану и он снова мотает головой. Мол, могла бы палец уколоть, чего как много? А я улыбаюсь. Он такой милый, хороший,настоящий. Я с ним три года. А все лишь однажды, я уколола палец и провела по стеклу. А там он. В-а-а-а-а-ж-н-ы-й такой. А если бы не провела? То, что? Он говорит не думать об этом. А я и не хочу. Он встает и шагает ко мне, вылезает из зеркала. «Это последний раз, » — шепчет мне на ухо. А я киваю, не вдавливаясь в смысл. Он аккуратно достает бинт и обматывает руку. Целую его в щечку, в знак благодарности. А он стискивает меня в объятиях. Зачем, я и так это знаю. Берет за руку, обвивая взглядом комнату, останавливая глаза на мне. Тихо притягивает и я тону в его поцелуе. Руки забираются в черные волосы. Опять кудрявые. Я чувствую, как мои щеки краснеют, а сердце бьется. Сильно-сильно. Дыхание сбивается, и он меня тянет за собой. Туда, где я еще не была. Интересно, ужас как. Может мы снова пойдем на звезды смотреть? Надеюсь. Или он опять что-то выдумает и будет весело. — Как я вернусь обратно? — я останавливаюсь, вдруг что пригодиться. — Зачем тебе обратно? — он недоумевает, — Тебе плохо? Скучно? Я тебе не нравлюсь? — Нет, глупый, — лихорадочно шепчу, целуя его в губы. Он слегка поднимает меня и заносит в зеркало. И смысл говорить ему, что любишь? Он знает. И я знаю, что он меня любит. Знаю. И если, кто спросит, знайте. Любовь — это не что-то волшебное или чарующее, это зависимость от человека. Это потребность в нем. И если, кто спросит, скажите. Не надо таить от людей. А в комнате осталась записка, а вещей нет. А в ней, всего четыре строчки.

Прощайте, я вас всех люблю. Никогда я вам этого не скажу. Но знайте, я ушла. Я счастлива.

А сзади.

Василиса Огнева.