Ты одеваешься слишком быстро, быстрее, чем мне бы хотелось. Рассветное солнце сквозь неплотно задернутые шторы ярким лучом надвое разрезает скомканную простынь. В номере нестерпимо душно, как бывает всякий раз, когда большую часть ночи занимает вовсе не сон. Ты натягиваешь футболку на свои широкие плечи, и я опять, словно в первый раз, ловлю себя на предательской мысли, что невольно любуюсь ими. Прислонясь к спинке кровати, сижу в одном белье, обхватив колени руками, и не спешу одеваться. Мой самолет только в полдень, у тебя же регистрация откроется ровно через три четверти часа, две из которых нужно потратить на дорогу. Мы заснули лишь под утро, потому ты хмур и без конца зеваешь, но оглянувшись и поймав мой застывший на твоей фигуре взгляд, вымучиваешь улыбку.
- Может, все-таки поедем домой?
Я стряхиваю наваждение и, даже не обдумав вопрос, отвечаю давно заготовленное:
- Знаешь же, что я не могу.
- Решил, вдруг ты передумал после... Ну, после вчерашнего.
Твои «утренние» глаза, полные тепла и такой знакомой надежды, в синей глубине которых плещется затаившаяся на время боль. Как же я их люблю! Люблю настолько, что лгать, глядя прямо в эти бездонные океаны, выше моих сил. Да и знать бы, что есть та правда.
-Адам, мы ведь договаривались: один-два дня — и разъезжаемся. Уже сто раз всё обсудили, и ты согласился...
На секунду кажется, что я вижу, как боль в твоих глазах медленно поднимается с глубины на поверхность. Оттого добавляю как можно тише и мягче:
- Прости,
сейчас мой дом там.
Ты спешно киваешь, и, напустив безразличие, начинаешь забрасывать в сумку свои скудные пожитки. Зубная щетка, плеер, какие-то таблетки, вчерашняя футболка... Твои движения резки и порывисты, и я понимаю, что так прощаться нельзя, потому прыжком встаю с кровати и, подойдя сзади, легонько обнимаю. Уткнувшись носом в гладко выбритый затылок, вдыхаю запах посвежевшей после душа кожи, и, на секунду потеряв контроль, припадаю губами к ложбинке на шее. Я едва успеваю пожалеть об этом, как ты, опустив голову ниже, судорожно шепчешь:
-Малыш, если ты продолжишь в том же духе, я опоздаю.
«Ну и опоздал бы!» - во мне вскипает хорошо знакомое противоречие. Близость любимого тела вновь моментально рождает желание, но я усилием воли отрываюсь от него, на чем свет стоит ругая свое обычно сдержанное эго за внезапный порыв нежности. Насупившись, отворачиваюсь, понимая, что обижаться абсолютно не на что, но отчего-то становится невыносимо больно. Лишь на мгновение, потому как очень скоро сильные руки развернут меня назад, теплые ладони прикоснутся к лицу и притянут ближе, а мягкие губы заставят забыть все обиды и боль.
Ты целуешь меня отчаянно долго, словно впереди вечность разлуки. Мы оба не знаем, когда и где случится новая встреча (и случится ли), потому я не спешу отрываться...
***
Уже в коридоре ты остановишься у двери. Еще раз на секунду почти безнадежно посмотришь в глаза и, самостоятельно ответив на свой немой вопрос, констатируешь факт.
- Как же с тобой бывает сложно...
- Но тебе ведь это нравится?
- Нравится, в противном случае меня бы здесь не было…
Тихо улыбаемся одной и той же мысли.
Одни и те же мысли, одинаково глупые маски, и одна на двоих тайна. Мы храним ее, словно на свете нет ничего ценнее. И каждый из нас надеется, что это не близость конца, а всего лишь новый этап этих болезненно странных отношений.
***
Уже завтра утром ты выйдешь на балкон своей лондонской квартиры, держа в руках любимую гитару, а я в это время буду засыпать в небольшом домике с видом на Голливудские холмы. Сейчас же я просто открываю окно и впускаю в номер морозный нью-йоркский воздух.
