Без сердца

Март 1835 года. Долгожданная весна. За окном яркое солнце — не совсем тёплое, чтобы можно было ходить без верхней одежды, но, несомненно, греющее душу, заставляющее улыбку самой, вместе с первыми криками птиц, появиться на лице. Дети, весело смеясь и что-то крича друг другу, бежали на занятия в школу, держа в одной руке обед, а в другой — маленький портфель, набитый доверху всем, чем можно. Хичоль такого энтузиазма со сверстниками не разделял. Спрятавшись в тени деревьев, неподалёку от дверей здания, он пристально смотрел на единственную дорогу, которая вела к школе, взглядом выискивая среди кучек учеников, спешащих на занятия, знакомую фигуру. Мальчик нервно покусывал губы и беспокойно топтался на месте, поправляя вечно сползающую с левого плеча потёртую куртку и прижимая к груди полупустой портфель. Наконец издалека показался быстро приближающийся силуэт, который с каждым метром приобретал очертания бегущего Донхэ. Хичоль невольно выдохнул и облокотился на ствол дерева, ожидая, когда же этот неугомонный доберётся до него. Каждый раз приходилось ждать ровно семь минут — он знал это, потому что за всё то время, что мальчик дружил с ним, тот всегда опаздывал именно так. Топот маленьких ног, напрочь сбитое дыхание — и вот он стоит перед сложившим на груди руки Хичолем, склонив голову и громко дыша. — Я не хочу уже говорить о том, что мне надоели твои вечные опоздания. В следующий раз попроси родителей подарить тебе на день рождения часы, — злобно проговорил друг, поправив выбившуюся из-за уха длинную прядку чёрных волос. — Прости, хён. Я ведь неспециально, честно-честно. Вот, смотри, я попросил маму приготовить тебе обед, и она согласилась, — радостно защебетал Донхэ, протягивая маленький свёрток со свежеприготовленной едой. Хичоль несмело взял из протянутых рук обед, ощущая замершими пальцами тепло, невольно разглядывая складки на ткани. Потом он как-то по-детски серьёзно посмотрел на мальчика прямо в светящиеся счастьем глаза, покрепче сжал свёрток и побрёл к дверям школы. И даже если хён не сказал «спасибо», Донхэ не был обижен, ведь знал — тот благодарен до глубины души, просто не знает, как выразить это. На первое занятие они не опоздали, что весьма удивило Хичоля, привыкшего выслушивать из-за частого опоздания десятиминутные нотации учителя. В этот раз их встретили лишь крики и хохот одноклассников. — О, наша принцесса снова позже всех пришла. Что, долго волосы укладывала? — откуда ни возьмись, появился один из учеников и дёрнул Хичоля за пряди волос на затылке, вызвав у всего класса взрыв смеха. Такое приветствие не было из ряда вон выходящим, а, наоборот, за все три года пребывания здесь стало традицией. Он отличался от своих сверстников: надменный взгляд, неестественно бледная кожа шла вразрез с чёрными, словно смоль, волосами. Только Донхэ старался сохранить некий баланс и дружить со всеми, но лишь потому, что был слишком добрым и немного наивным, чем некоторые и пользовались. — Ребята, хватит, — запричитал Донхэ, но никто и внимания не обратил на его слова, всё продолжая подшучивать над его другом. В первые дни Хичоль боролся, но потом решил, что не стоят все эти люди его затраченных сил. — Здравствуйте. Извините, дети, за опоздание, но у меня была на то веская причина. Прошу вас сесть на свои места и послушать меня внимательно, — Хичоль не любил учителя, впрочем, как и всех людей, окружавших его, но сейчас он был благодарен ему за появление. Вечные придирки, хоть и стали обыденностью, свойство надоедать не утратили. — Познакомьтесь, это Ли Хёкджэ, теперь он будет учиться вместе с вами, — в класс зашёл мальчик, лет двенадцати и встал в середину класса. Круглое лицо казалось немного великоватым по сравнению с остальным телом, улыбка была до того непохожей на другие, что больше портила первое впечатление, а в довершение — белые волосы, такие же, как лунный свет, имеющие серовато-жёлтое свечение, столь притягивающее взгляд. Все сразу начали перешёптываться между собой, обсуждая внешность Хёкджэ и гадая, как он сюда попал. Хичолю не было до него никакого дела, но он искренне не понимал, чему этот идиот (как он про себя уже прозвал его) радовался, ведь все те, кто прибыл к ним, были либо сиротами с рождения, оставшимися без домов-приютов, либо детьми, потерявшими родителей на войне. — Здравствуйте, — новенький вежливо поклонился и опять слишком счастливо улыбнулся, отчего Хичоль скривился и отвернул голову к окну. — Прошу, садитесь на свободное место, возле Ким Хичоля, и мы начнём урок, — Хёкджэ последовал словам учителя и аккуратно, стараясь создавать меньше шуму, дошёл до указанного места и тихо сел. — Привет, меня зовут Ли Хекджэ, а тебя ведь Ким Хичоль? Приятно познакомиться, — странная улыбка, протянутая ладонь и нарочитое дружелюбие — всё это ещё больше взбесило Хичоля и породило ненависть к ничего не понимающему мальчику. Он просто проигнорировал его, открыл портфель и достал оттуда старенький учебник, пытаясь не обращать особого внимания на создание, излучавшее рядом счастье. - Ну что Хичоль, поздравляю, ещё одним идиотом больше. Июнь 1836 года. Весну сменило жаркое лето, лето — холодная с проливными дождями осень, а далее в права вступила морозная зима. Так пролетел год для Хичоля, полный тревог и переживаний, сомнений и тяжёлых мыслей. Он думал, что когда настанет день проявления способностей, то их уже никто не будет считать детьми, и они станут полноправными магами, отвечающими за свои действия, не ограниченные сводом бесчисленных законов. Но Хичоль ошибался: запретов стало ещё больше, правила были непреложны, за нарушение которых следовало наказание, правительство буквально боролось за любого выжившего ребёнка, который имел хоть намёк на то, что у него были магические способности. Сила — ресурс. Война шла третий год, власть над другими государствами затмила голову верховным людям, желавшим заполучить всё и сразу. Маги и их сила были и причиной для развязывания конфликта, и оружием для его решения. За прошедшие месяцы в класс прибыло ещё десять человек, уже с проявившимися способностями. Когда последний ученик осознал свою силу, учебники были отложены на полки, настало время тренировок. Практические занятия проходили на одном из закрытых полигонов, поэтому все они жили вместе в ангаре, который превратили своего рода в общежитие. Близкое соседство дало одноклассникам ещё больше поводов для издёвок. — Наша принцесса опять сидит и читает книги. Я слышал, что он кукловод. Очень даже тебе подходит, принцесса, — Хичоль часто выходил во двор, если позволяла погода, и прятался в старом сарае, находившемся возле ограждения и окружённым небольшим скоплением деревьев. Об этом месте никто не знал, кроме Донхэ и, возможно, Хёкджэ, который с недавнего времени стал лучшим другом Хэ. Конечно, он часто пытался подружиться и с Хичолем, но последний не проявлял к этому никакого интереса. Поначалу выходил из себя, если Донхэ на их встречи брал с собой и Хёкджэ, мог по несколько недель не разговаривать, но потом всё-таки смирился, главное, чтобы не мешались. Поэтому Хичоль не ожидал, что кто-то ещё знает о его уединённом месте, разве что те двое могли рассказать, но он постарался тут же отмести эти мысли. Донхэ с Хёкджэ хоть и казались глупыми идиотами, но такого бы никогда не сделали. — Заткнитесь и проваливайте отсюда, — громко крикнул Хичоль, откладывая книгу. Он не знал, как четверо из учеников нашли его, но это крайне злило и беспокоило. — Чего мы такие грубые? Негоже принцессе такой быть, — сказал один из них, на что остальные загоготали, притворно держась за животы. Хичоль встал с места и было двинулся на говорившего, но вовремя остановился, оценивая ситуацию. Пространство было маленьким, чтобы устраивать драку, да и физической подготовкой он никогда особо не выделялся, оставаясь в конце списка, использовать же способности было неразумно, потому что погром и пожар совсем не входили в планы Хичоля. — Смотрите, я тут куклу нашёл. Ой, какая милая, — достав из портфеля куклу, одноклассник начал строить гримасы и играть с ней, дразня мальчика. Для Хичоля это был край — он так долго терпел, что теперь чаша терпения лопнула, и вся злость, накопившаяся за последнее время, вырвалась наружу. Не думая, он кинулся на держащего куклу с кулаками, на что трое лишь ещё больше залились смехом. — Ууу, принцесса разозлилась, — сильный удар пришёлся прямо по печени, отчего острая боль пронзила тело, и Хичоль без сил упал на пол. — Хочешь куклу? Так получай, — с этими словами ученик схватил несчастную игрушку за волосы и, что есть силы, потянул. Швы мерзко затрещали — мгновение и оторванная голова, а вслед за ней и тело, полетели на дощатый пол. Трое мальчиков подбежали и начали пинать Хичоля ногами, крича проклятия о его родителях, что те на свет родили урода. Ненависть буквально ослепила Хичоля, но против них один он ничего не мог поделать, оставалось лишь терпеть удары и таить в себе злобу. Удар за ударом, казалось, они длились вечность и никогда не прекратятся, голова гудела, а тело уже практически онемело. — А ну отошли от него! — этот голос Хичоль меньше всего хотел сейчас услышать, но где-то в глубине души он всё же был рад. Хёкджэ подбежал и с размаху проехался по челюсти одного из одноклассников. Как ни странно, но ребята его тоже не любили и пытались дразнить, но мальчик был способным малым и себя в обиду не давал, а на тренировках и тренировочных боях Хёкджэ был всегда одним из первых. Парни знали его потенциал, поэтому даже вчетвером не решились с ним бороться, позорно сбежав. Он довольно фыркнул, а затем вспомнил, что на полу лежит побитый друг (а мальчик именно так и считал), тут же кинулся ему помогать. — Отвали, — как только Хичоль оказался на ногах, то оттолкнул от себя руки блондина и, собрав остатки своих сил, выбежал на улицу. Лучи розового заката поразили своей яркостью, что пришлось прикрыть глаза, а прохладный ветер резко ударил в нос, отчего он закашлялся и только тогда заметил, что из губы течёт кровь. Хёкджэ как назло запнулся о лежачий портфель, чем и воспользовался Хичоль, скрывшись в зарослях. — Чёрт, — мальчик очень расстроился, что не успел прийти к другу пораньше. Нащупав под рукой какой-то предмет, он хотел было от злости к самому себе выкинуть его, чтобы выпустить пар, но, когда увидел, что этот предмет был частью куклы, то в недоумении посмотрел на свою руку. Хёкджэ прекрасно знал, что она была дорога Хичолю, стоило лишь вспомнить, как он с несвойственной ему нежностью собирал её вечерами, пока они с Донхэ играли в карты. Бережно собрав части куклы, Хёкджэ спрятал её за пазухой и вышел из сарая. *** Ночь Хичоль провёл в сарае, потому что там из учителей точно кто-нибудь заметил бы кровоподтёки, и скандала было не избежать, как и новых поводов для издевательств. Легче было не приходить, ведь ночёвка вне ангара была у него не первая. Когда он увлекался чтением, то обычно засыпал с книгой на скрипучем диване. Учителя в начале боролись, как-никак они находились на военном положении, кто знает, что могло случиться, но потом поняли — бесполезно. Протерев царапины спиртом, Хичоль вспомнил, что как-то раз, после очередных таких побоев, Донхэ дал ему мазь, которая помогала быстро рассасывать синяки. Проделав данную процедуру, снова поискав запчасти от куклы, но так и не найдя их, мальчик решил, что создаст новую, и с такой мыслью уснул беспокойным сном. На практические занятия Хичоль пришёл раньше всех, и, чтобы не возникало вопросов по поводу того, откуда у него имеются царапины и теперь уже небольшие синяки, он приступил к тренировке. В случае чего, можно было списать на то, что переусердствовал. Следуя плану, Хичоль и не заметил, как ученики стали прибывать. Только когда тёплая ладонь Донхэ прикоснулась к разгорячённой коже, тогда лишь он прекратил упражнения. — Ты сегодня один? — непринуждённо спросил Хичоль, вытирая пот протянутым полотенцем. Нельзя было отрицать — Хёкджэ его вчера выручил, конечно, мальчик немного переживал, почему никогда не опаздывающий ученик ещё не явился. — Я и сам не знаю, где он. За завтраком тоже не было, а ты же знаешь, что обычно этот обжора не пропускает того, чтобы поесть, — с улыбкой ответил на вопрос Донхэ. Он всегда старался улыбаться, но было видно, что его тоже это очень сильно беспокоило. Учитель пришёл вместе со звонком, а Хёкджэ всё не было. Хичоль сразу подумал о тех четверых ребятах, которые могли поймать мальчика и отомстить ему за вчерашнее. Уже мысленно похоронив блондина, Хичоль принялся разминаться с остальными, как в зал ворвался Хёкджэ. — Простите за опоздание, учитель, — весь его вид был немного потрёпанным, но эта извечная улыбка, словно приклеенная к лицу, была неизменна. — Проходите и тихо присоединяйтесь к остальным. А вы не отвлекайтесь, работаем! — Хёкджэ быстро скинул сумку и примкнул к ребятам, с нетерпением ожидая окончания занятий. *** — Подожди, Хичоль, — окрикнул его Хёкджэ в коридоре, одновременно натягивая футболку и пытаясь не уронить портфель. Сзади него плёлся умирающий Донхэ с бутылкой воды. — Чего тебе? — в любой другой ситуации он бы никогда не остановился, но в этот раз совесть не позволила, говоря «Стой же ты, неблагодарный». — Да я собственно. В общем, вот, держи, это твоё. Конечно, вышло не так аккуратно, как у тебя, но я подумал, что после такого, тебе было бы тяжело, — виновато улыбнувшись, произнёс тихо Хёкджэ, чтобы подошедший Донхэ ничего не услышал — они оба не хотели втягивать кого-то ещё. Кукла была соединена грубо, виднелся кое-где даже клей, стежки были выполнены грубо ещё и чёрной ниткой по белой ткани, да и весь вид у неё был весьма потрёпанный, будто ею убивали насекомых. Возможно, будь какое иное положение, Хичоля бы покоробило и даже оскорбило столь неаккуратная работа, но не в этот раз. Он лишь глянул на мальчика, схватил куклу и убежал, оставляя позади себя по-настоящему счастливого Хёкджэ и ничего не понимающего Донхэ. - Спасибо, Хёкджэ. Ноябрь 1836 года. Осень пришла вместе с плохими вестями с фронта. Теперь ученики были под строгим надзором, и Хичолю на время пришлось оставить своё убежище. Тренировки, или как их называли «Практические занятия в условиях военного действия», стали проходить жёстче. Название было красивое, да только это был полнейший ад для детей. Впрочем, Хичоль даже был этому счастлив: сил на издёвки у ребят практически не оставалось. Да и после случая в июне к Хичолю ученики особо старались не подходить, поэтому остаток лета для него прошёл прекрасно. С Хёкджэ отношения улучшились, теперь они могли перекинуться парой фраз за день, чего обычно не происходило. Донхэ, естественно, не понимал, почему произошли такие перемены, но был искренне рад, что теперь хоть в их маленьком кругу обстановка разрядилась. — На сегодняшнем занятии мы хотим проверить вашу меткость. Возьмите ножи, не пересекая эту линию, вы должны с места попасть в намеченную цель, — напротив каждого ученика, на расстоянии семи метров стояла кукла, привязанная к столбу. Цель красной точкой была отмечена в области сердца. — У вас всего лишь три попытки. Начали! — отдав команду, учитель отошёл к стене, чтобы понаблюдать за процессом, делая отметки в специальном журнале. В помещении царила несвойственная тишина — были слышны дыхание детей, шорох одежды, но привычный гвалт и смех не замечался. Все ребята были сосредоточены на цели, ведь если их начали обучать использованию холодного оружия, то это означало одно — война близко. После окончания упражнения учитель начал подходить к каждому ученику и делать у себя пометки. Когда же очередь дошла до Хичоля, он внимательно глянул на мальчика, затем на куклу. — Почему один нож запущен в сердце, а два других в глаза? Я ведь чётко сказал, три попадания в сердце, — учитель был удивлён, даже не столько изощрённой форме убийства, а сколько меткости и точности на первом занятии. — Чтобы человек меня не запомнил, — мужчина ещё раз пристально посмотрел на Хичоля, но тот лишь глянул в ответ: в глазах мальчика читалось равнодушие, хладнокровие. Он сделал себе пометку в журнале и продолжил дальше оценивать результаты учеников. — На сегодня занятие окончено. *** — Вот ты где, — после занятия Хёкджэ нигде не мог найти Хичоля и уже бежал сообщить учителям, что один из учеников пропал, как нашёл его, стоящего на пороге ангара. — Я хотел с тобой поговорить, хён, — он встал рядом с другом. В глазах Хичоля отражалось солнце: мягкий розовый цвет с оранжевыми переливами. — О чём? — не поворачиваясь лицом к нему, спросил Хичоль. — Поползли слухи о твоём хладнокровии после сегодняшнего занятия и… — Меня это не волнует, — немного резко прервал он Хёкджэ, чем вызвал у того ещё больше подозрений. — Я знаю, что это неправда. Почему ты сделал это? — тихо спросил Хёкджэ, схватив друга за плечи и развернув к себе. В глазах Хичоля стояли слёзы боли и отчаяния вперемешку со страхом. Хёкджэ ослабил хватку, а потом и вовсе убрал руки — он знал, что, предприняв попытку обнять и успокоить, потерпел бы провал. Поэтому продолжил стоять, ожидая, когда Хичоль всё расскажет. — Я, как и ты, родился не в этом селении. Меня привели сюда после того, как нашли в семейном доме. Сказали, могу взять всё, что хочу, — Хичоль остановился, пытаясь совладать со своими эмоциями. Слёзы всё ещё стояли в его больших глазах. — Они убили их. Другие, не эти, маги убили моих родителей у меня на глазах. Я сидел в большом сундуке, меня мама туда спрятала, сказала, чтобы я оттуда не вылезал. Не знаю, как они меня не нашли, возможно, был создан какой-то барьер. Я сидел и слушал, ждал, когда враги ворвутся. Всё произошло очень быстро. Мгновение, и передо мной мёртвые, остекленевшие глаза родителей. И сегодня, когда представил, что эта кукла — человек, я увидел родителей и их глаза. Холодные, пугающие, — последние слова потонули во всхлипе, но Хичоль крепко сжал кулаки. Хёкджэ ничего не говорил, просто стоял и смотрел на закат солнца. Подул холодный ветер, закружив в танце опавшие листья. Хичоль обнял себя руками. — Почему все издеваются над тобой? — твёрдо спросил Хёкджэ, зная, что хён ответит ему. — Их пугает то, что я не похож на них. А общество всегда пытается уничтожить тех, кто выделяется. Я словно зараза для этих людей, как прыщ на лице, от которого необходимо избавиться. Кукловод — это моя способность, но она их пугает ещё больше, чем мой внешний вид. Люди чувствуют в этой силе опасность и видят перед собой урода. Отброс общества. — Но это ведь не так! — возмущенно вскрикнул Хёкджэ, на что Хичоль удивленно на него глянул, впервые за всё время их разговора. — Ты очень красив: как внешне, так и внутренне. Твои способности уникальны, твоя доброта проявляется во многом, даже в тот раз, в июне, ты мог бы использовать свои силы, но не сделал этого. Мы с Донхэ знаем это. И… жаль, что другие не хотят этого признавать. Хичоль знал это. Знал, что красив внешне, знал, что у него имеется богатый внутренний мир, намного лучше, чем у многих учеников, но смерть родителей, переезд, новые знакомства сломили его. Все эти годы, находясь под давлением, Хичоль понимал, что сомнения начали брать верх. Слова Хёкджэ дали надежду на то, что есть люди, которые признают его, подарили веру в себя и свои силы, заставили принять способность. Хичоль по-детски серьёзно глянул в глаза Хёкджэ, пытаясь найти там намёк на шутку, а затем развернулся и побежал, пытаясь скрыть пылающие от смущения щёки. Хёкджэ проводил взглядом удаляющуюся фигуру, затем последний раз глянул на заходящее солнце и улыбнулся. - Твои слова спасли меня. Февраль 1839 года. Хичоль аккуратно сложил вещи, положив их на дно сумки, и, наконец, за всю прошедшую неделю, что вместе с командой провёл на задании, лёг на кровать. Хоть та и была жёсткой, но всё лучше, чем холодная промёрзшая земля или же каменный пол пещеры. Огонь весело потрескивал в камине, создавая завесу защиты и уюта. За окном снова пошёл снег. Крупными хлопьями, витая в морозном воздухе, снежинки падали на землю или путались в волосах идущих домой людей. Напряжение на задании дало о себе знать — усталость тяжёлым грузом обрушилась на Хичоля, тело почувствовало долгожданное расслабление, и он сам не заметил, как погрузился в полудрёму. — Хён, ты вернулся, — с радостным криком Донхэ ворвался в комнату и с разбегу запрыгнул на кровать, принимаясь тут же обнимать сонного, лохматого Хичоля. Даже если в свои шестнадцать и восемнадцать лет они уже участвовали в военных действиях и ходили на задания, то в душе всё равно оставались маленькими мальчишками. — Прекрати, задушишь, — прохрипел Хичоль, но Донхэ, кажется, не слышал его, прижавшись сильнее. — Ты чего стоишь на пороге? Отцепи уже своего друга от меня, — возмущенно запричитал он Хёкджэ, который стоял в дверях и смотрел на сие зрелище, посмеиваясь в кулак. — Он и твой друг тоже, между прочим, — заявил Хёкджэ, но с места-таки сдвинулся. Хичоль что-то пробурчал себе под нос, но больше ничего так и не сказал, ожидая помощи от блондина. Но у Хёкджэ были другие планы. Он тоже прыгнул к ним на кровать, и теперь трое парней напоминали небольшую горку. Уже вдвоём Донхэ и Хёкджэ принялись мучить Хичоля, то обнимая или, вернее сказать, сжимая в руках, то щекоча его, зная, как тот не может выносить этой пытки. — Я сдаюсь, — прокричал Хичоль, вытерев рукавом пот со лба и откинувшись на подушку. Такие же взмыленные Хэ и Хёк тоже решили, что хватит с их хёна, и кое-как, но уместились рядом с ним на кровати, закинув друг на друга ноги и руки. Часы за разговором пролетели стремительно быстро. Они и забыли, когда в последний раз собирались втроём, чтобы отдохнуть или же просто поговорить. То один, то другой был на задании, выполняя поручение главнокомандующего. Война длилась уже так долго, что время, проведённое вместе, было самым ценным воспоминанием для них. Ближе к утру Донхэ предложил выпить, и они с Хёком решили сходить в кабак за пивом, который находился на первом этаже. Хичолю не пришлось долго ждать, но вернулся один лишь Хёкджэ с двумя кружками пенного напитка. — А где Донхэ? — спросил Хи, принимая из рук холодное пиво. — Да ну его. Увидел какую-то девку, вот и свалил. Мы с ним три месяца не виделись, а ты так вообще все пять, а он, — махнув рукой, расстроенный Хёкджэ сел рядом с Хичолем возле камина и сделал большой глоток. — Ты всё-таки считал, — заметил друг и сдул пенку. — Пусть погуляет, не последний раз же видимся. Мне дали отпуск небольшой, вы тоже только сегодня вернулись. — Нас с Донхэ отправили на передовую. Через три дня выдвигаемся, — сказал Хёкджэ, не отводя пустого взгляда с потрескивающего огня. — Наши способности будут очень кстати в боевых действиях на юге. Ты же знаешь о том, какие погромы мы устраиваем нашими совместными атаками, — он горько усмехнулся и сделал второй глоток. — Вы можете и не вернуться живыми, — тихо произнёс Хичоль, сжав кружку до побелевших костяшек. — Мы знаем. Донхэ поэтому захотел развлечься сейчас. Но мы, как и ты, знаем, что иного выбора просто нет, — третьим глотком он допил пиво, вытерев рот рукой. — Знаешь, иногда я думаю, зачем всё это? Зачем мы воюем? Вся эта сила, магия… Да чёрт бы её побрал! Если война идёт только ради того, чтобы получить выгоду с нас, то лучше бы вообще этой силы не существовало, — Хичоль молча слушал монолог друга, а затем залпом выпил всё содержимое. — Я тоже об этом думал, Хёкджэ, но ты не прав. Даже если бы в мире не существовало наших способностей, то такие чувства, как зависть, ненависть, злоба, жажда власти остались бы. А значит и войны, и убийства имели бы место в истории. Добыча магов для государств — лишь одна из причин, чтобы идти войной на другое государство. Пока люди будут продолжать существование, ничего не изменится в этом мире, — Хичоль замолчал, Хёкджэ всё продолжал смотреть на огонь, думая над словами друга. *** Два последующих дня у Хёкджэ с Донхэ прошли в сборах, у Хичоля же в раздумьях. Никто не знал, что ждёт их впереди и когда ещё они встретятся, поэтому решили провести последний день вместе. — Этот идиот опять свалил, — потягивая третью кружку пива, проворчал Хичоль. — Да ладно тебе, — похлопав по плечу, сказал Хёкджэ. — Пусть расслабится перед уходом, кто знает, когда мы вернёмся… — Или вернётесь ли вообще, — закончил за него фразу Хичоль и мутными от градуса глазами взглянул на друга. — Просто хотел вручить подарок лично в руки, но если не судьба, то придётся тебе, — с этими словами он вытащил из сумки две маленькие тряпичные куклы: одну похожую на Хёкджэ, с торчащими в разные стороны волосами, а другую — на Донхэ, с немного глуповатой улыбкой. — Не шедевр, но я подумал, что так будете чаще вспоминать меня. Хотя такого как я, не сможете забыть, даже если захотите, — Хичоль хотел сказать совсем иные слова, но друг и без слов всё понял и грустно улыбнулся, смаргивая выступившие слёзы. — Плачешь, будто я создал шедевр какой-то, — сказал друг, смотря на то, как Хёкджэ старается не расплакаться. — Но это ведь так! Как-то, что сделано своими руками с заботой о близких, не может быть шедевром? Она прекрасна. — Ты просто идиот, ничего не смыслящий в искусстве, — ответил Хичоль, но тот лишь возмущенно глянул на друга и бережно взял в руки куклу. — Пусть и так, но я считаю, что это шедевр, потому что он заставил меня заплакать. Хёкджэ был прав. Для таких людей, как Хичоль, каждая созданная кукла — это частичка души её мастера. Кропотливый труд, вложенный в мельчайшую деталь пусть даже маленького творения, был отражением любви к своему делу. И пусть неказистая тряпичная кукла в руках Хёкджэ была далека от истинного шедевра, по мнению друга, главное то, что она сделана с заботой. — Мне надо идти, хён, — взглянув на часы, виновато произнёс Хёкджэ. — Удачи, — сухо сказал Хичоль и отвернулся от друга. - Возвращайтесь живыми. Январь 1840 года. Одиннадцать месяцев пролетели для Хичоля как в тумане. Вестей с передовой не было, а когда они пошли, то о друзьях узнать многого не получалось. Вся суть сообщений была лишь о главных действиях отрядов да и только. Поначалу Хичоль думал, что сойдёт с ума, если узнает о смерти одного из них. Вечерами он часто сидел и вспоминал о проведённом вместе времени, думал о том, что бы они делали, не будь войны. Чем чаще Хичоль проводил так выходные, тем больше казалось, что это всё сон, созданная им иллюзия. День за днём одолевали самые разнообразные мысли, и место переживаний заняло смирение. Люди умирали каждый Божий день, даже если сильно не хотелось этого, близкие рано или поздно всё равно уходили. С этим никто не мог ничего поделать, и Хичоль решил, что лучше быть готовым к плохим вестям, чем надеяться на хорошее. С таким настроем он погрузился в изучение своих способностей в свободные от заданий часы. Но когда январским зимним утром пришёл рядовой и сообщил о том, что тридцать девятый отряд вернулся, то Хичоль растерял всю ту уверенность, с которой держался. Руки предательски задрожали от волнения, что с трудом удалось быстро одеться. На негнущихся ногах с гудящей головой и заходившимся в бешеном ритме сердцем он отправился к месту сбора, надеясь увидеть среди прибывших своих друзей. Лучи утреннего солнца перебегали с одной протоптанной дорожки к другой, заставляя выпавший за ночь снег заискриться радужным переливом. При каждом шаге снег приятно хрустел, но из-за стука собственного сердца в ушах Хичоль не слышал этого. По мере приближения к месту всё отчётливее начали доноситься радостные голоса и смех, отчего ноги сами перешли на бег. Он не помнил, как зашёл в шумное помещение, переполненное прибывшими и их родственниками и друзьями. Хичоль глазами пытался найти хоть намёк на то, что они тут, как вдруг кто-то ощутимо хлопнул по плечу, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Сзади раздался знакомый смех на такую реакцию от прикосновения, и он резко обернулся. Не веря своим глазам, Хичоль продолжил стоять на месте, всё ожидая, когда же иллюзия исчезнет, и окажется, что он обознался, но ничего не происходило, только улыбки на лицах напротив становились всё шире и шире. Перед ним, весело улыбаясь, стояли его друзья. Повзрослевшие, возмужавшие, но самое главное, живые. Смех. Радость. Крепкие руки. Запах табака. Всё закружилось в порыве эмоций. Он и сам не заметил, как кинулся их обнимать, а щёки стали мокрыми от слёз. Счастье настолько переполняло его, что выражение своих чувств не казалось теперь чем-то сложным или постыдным. *** Хичоль часто представлял, как они бы сидели и беззаботно болтали обо всём, смеялись и пили. Наблюдая за сидевшими рядом друзьями, слушая их речь, он был рад, но только отчасти, потому что ребята сильно изменились. Будучи старшим на два года, Хичоль не ощущал уже этой разницы. Шрамы на коже лиц, потерянная во время взрыва рука Донхэ, виднеющийся из-под ворота глубокий порез, полученный Хёкджэ в разведывательной операции — он и представить не мог, что же именно происходило там, через какие препятствия пришлось им пройти, но одно знал — уже ничего не будет как прежде. — Хён, ты в порядке? — спросил Донхэ, помахав перед лицом друга. Хичоль лишь улыбнулся и предложил ещё раз выпить за долгожданное воссоединение. Ему не хотелось, чтобы ребята знали, о чём он думает. Когда время перетекло за полночь, Хичоль и Хёкджэ решили, что пришло время разговоров у камина. Донхэ давно уснул за столом и был аккуратно перенесён в спальню Хичоля. — Не думал, что ты начнёшь курить. Давно? — кивнув на сигару в руках блондина, спросил Хичоль. — Когда Донхэ потерял руку, — не раздумывая, ответил Хёкджэ, будто бы ожидая этот вопрос. Он сделал первую глубокую затяжку, едкий дым тут же ударил в нос, но Хичоль, как бы не любил этот запах, ничего против не сказал, просто смотрел и ждал подробностей. Донхэ бы не стал рассказывать — они оба это знали. — Это было страшно — смотреть на бледного него, истекающего кровью, видеть мучения друга, не зная, как помочь. Тогда я впервые осознал, что мы на волоске от гибели, — одна затяжка, клуб дыма изо рта – нет, Хёкджэ был уже не тем, что раньше. Улыбка, искренняя до этого, теперь выглядела фальшивой, звонкий голос, наполненный юношеской свежестью и бодростью духа, звучал сухо, а взгляд был потускневшим, выцветшим. Неожиданно для Хичоля Хёкджэ достал из-за пазухи куклу, ту самую, которую он подарил ему перед отправкой. Блондин нежно погладил её по голове, словно хотел пригладить непослушные волосы. Она выглядела немного потрёпанной, кое-где проявлялись грубые стежки, но было видно, что хозяин её любил. — Донхэ еле выкарабкался. В те моменты я думал, что скорее умру от разрывающегося сердца, чем от чьей-нибудь атаки. Тогда я доставал и смотрел на эту вечно улыбающуюся мордашку и думал: что если бы мы были как куклы, без чувств и эмоций, тогда мы бы могли жить мирно? — Хичоль странно посмотрел на друга, боясь найти в глазах напротив нездоровый блеск, признак сумасшествия, но ничего такого не обнаружил. Он не знал, что ответить. Вопрос повис в воздухе, слышно было лишь потрескивание горевших дров и вой ветра за окном. - Я не знаю, Хёкджэ, я не знаю. Август 1840 года. Хичоль сидел под деревом и внимательно читал свои записи, сделанные ранее во время исследований, но не мог найти ответа на интересующий вопрос. После разговора в ту январскую ночь он много размышлял над тем, что сказал Хёкджэ, пытался сначала выкинуть из головы, но мысль прочно засела там. Теперь Хичоль был в поисках того, что можно было отнести к запретному. — Хён! Ты чего здесь делаешь один? — внезапный крик в самое ухо, отчего он подскочил и выронил все свои записи. — Тебе жить надоело? И откуда ты только взялся? — некоторые листы вылетели из рукописи, поэтому, отложив смерть Хэ на недолгое время, Хичоль принялся догонять записи, которые подхватил летний ветер. Донхэ хохотал во весь голос, наблюдая, как друг бегает по полю, крича ругательства в его сторону, обещая потом хорошо надрать одно мягкое место. — Вы что тут делаете? — спросил подошедший Хёкджэ, недоумённо глядя на хохочущего до слёз Хэ и на запыхавшегося от бега Хичоля. — Уже ничего, но сейчас я вдохну-выдохну, а потом поймаю и убью его, — махнув в сторону загибающегося друга пойманными записями, ответил хён. — Ты чего хотел? — Да я послал Донхэ за тобой, смотрю — вас долго нет, решил сам прийти. Надо поговорить, — Хичолю совсем не понравился тут же ставший серьёзным взгляд Донхэ и нотка стали в голосе Хёка. — Я пойду, — помахав на прощание рукой, сказал Донхэ и так быстро ретировался, что Хичоль и рот не успел открыть, чтобы пообещать поймать его в следующий раз. — Что-то случилось? — Меня назначили капитаном шестьдесят первого отряда. Завтра идём на передовую в северную часть, — сердце с глухим стуком ухнуло вниз от услышанной новости, ноги подкосились, и он просто осел на землю, невидящими глазами уставившись вперёд. Северная часть была одной из горячих точек, откуда многие не возвращались обратно. — Почему именно ты? — единственное, что смог выдавить из себя Хичоль. — В той разведывательной операции, где был получен шрам почти через всё тело, мои действия спасли нас — отделался только порезом. Генералу доложили об этом, и он выдвинул мою кандидатуру на место командующего отрядом. — Уверен? — Хичоль не мог поверить тому, что слышал, потому что это было безумием — посылать людей на убой. — У меня нет выбора, — твёрдо произнёс Хёкджэ, но друг услышал, как голос предательски дрогнул. Плохое предчувствие поселилось в сердце Хичоля. — Пообещай мне, что вернёшься оттуда живым, — Хёкджэ только улыбнулся и ничего не ответил. - Ты должен выжить, Хёкджэ! Июль 1842 года. Два года мучительного ожидания. Два года поиска ответа. Хичоль потерялся и уже не знал, что и как — единственной нитью с реальностью был Донхэ, который из-за потерянной руки не мог идти в самый разгар битвы, считаясь бесполезным. Даже сделанный Хичолем протез не повлиял на решение оставить Донхэ в запасе. Вестей от Хёкджэ не было, и друзья отчаялись его увидеть, поэтому, когда сообщили, что шестьдесят первый отряд скоро вернётся домой, не поверили своим ушам. — Хён, твой день рождения скоро, как думаешь, Хёкджэ успеет? — мечтательно пропел Донхэ, сидя за столом и помешивая сахар в чае. — Кто знает, — стараясь не терять равнодушие в голосе, ответил Хичоль, продолжая вести запись. Он и сам безумно надеялся на это. *** Если бы у Хичоля спросили, какой у него был самый запоминающийся день рождение, то он без сомнений ответил бы — 10 июля 1842 года. Тот день до мельчайших подробностей врезался в память, каждый раз нанося боль при воспоминании о нём. Десятого числа июля месяца небо было затянуто тяжёлыми тучами. Хичоль всё утро чувствовал волнение и беспокойство, нарезая круги по своей маленькой гостиной. Он не хотел, но надежда — проклятое чувство, не давала покоя голове и телу. Сто сорок девятый круг. Стук в дверь. Хичоль словно ждал этого сигнала, подорвался с места и резко распахнул дверь, ожидая увидеть торчащие белые волосы и улыбку до ушей, но его ждало разочарование. Перед ним оказался посыльный, переминавшийся с ноги на ногу. — Что случилось? — Капитан Ли Хёкджэ просил передать вам это, — парень протянул завёрнутую в ткань посылку и попытался быстро уйти, но Хичоль вовремя схватил того за предплечье. — Где сам капитан? — посыльный не знал, стоит ли рассказывать, но сильная хватка говорила, что стоит. — Он погиб. Неподалёку от селения была засада. Наши не ожидали этого, враг брал количеством. Послали человека, чтобы вызвать подкрепление, но когда группа прибыла на место, было уже поздно. Капитан был ещё жив, но рана оказалась слишком серьёзной. Перед смертью он просил передать вам это и сказал «С днём рождения», — последние слова выбили почву из-под ног Хичоля. Он отпустил руку посыльного, поблагодарил и зашёл обратно в дом — действия на автомате. Как только дверь закрылась, Хичоль без сил облокотился на стену и развернул ткань. В ней была завернута тряпичная кукла, подаренная им Хёкджэ. Он сжал её в руках, прижал к груди и сполз по стене, закричав от отчаяния и боли, разрывающей на части душу. Слёзы безостановочно бежали по впалым щекам, но Хичоль не ощущал их. Ему в тот момент хотелось только одного — вырвать сердце и перестать чувствовать. - Самым лучшим подарком была бы весть о том, что ты жив. *** Прошло два дня с тех самых пор, как привезли тело Хёкджэ, но Хичоль не видел его, продолжая сидеть и перечитывать записи взаперти дома. Донхэ пытался поговорить с ним, выяснить, что тревожит, но Хичоль старался вести себя как обычно, словно ничего и не произошло, во время разговоров даже делал попытки пошутить. На вопросы «Как ты?» отвечал расплывчато и тему смерти Хёкджэ всегда избегал. Хэ находил всё это странным, но достучаться до настоящих чувств никак не мог. Тем более, что самому порой тяжело было вспоминать или говорить о случившемся. Вечером перед похоронами он зашёл к нему, чтобы сообщить о том, во сколько нужно приходить, но его встретила лишь закрытая дверь. Донхэ не понимал, что происходило в душе у хёна, но в одном был уверен точно — ни к чему хорошему это не приведёт. Прождав друга до поздней ночи, но, так и не дождавшись его, он решил, что зайдёт за ним утром и отправился к себе домой, планируя немного поспать. Как назло, сон Донхэ так и не удалось посмотреть, потому что ближе к полуночи объявили тревогу и приказали немедленно явиться к капитану второго отряда. — Что случилось? — беспардонно ворвавшись в кабинет, куда вызвали всех, с вопросом залетел Хэ. — Тело Ли Хёкджэ было украдено. Не знаем, кому и зачем оно пригодилось, но вот что странно: двое стражей убиты отравленными иглами, а глаза их были выколоты, — он не хотел верить, но факт оставался фактом — Донхэ знал, кто это был. *** Хичоль с нежностью зашивал последний разрез, напевая под нос колыбельную, как в это время дверь сорвали с петель, и на пороге появился Донхэ. — Два дня. Я думал, ты найдёшь меня быстрее, — не отрываясь от дела, сказал Хичоль. — Барьер оказался сильнее, — парировал Хэ, покрепче сжав рукоятку меча. Заведя настоящую руку за спину, он решил заранее подготовить заклинание, пальцем вызывая воронку из воды. — Даже не пытайся, — сказал Хичоль, одновременно с этим делая последний стежок. Нитки на глазах начали рассасываться, не оставляя после себя ни следа. — Зачем, хён? — в голосе Донхэ звучало непонимание, он до последнего надеялся, что это кто-то другой, но только не Хичоль. — Знаешь, что идеальная прочная кукла не из металла, а из тела человека? Сначала ты берёшь, разрезаешь брюшную полость, чтобы вытащить все внутренние органы, и тщательно промываешь стенки. Затем выкачиваешь всю кровь из организма, чтобы заполнить сосуды своей духовной силой, иначе управлять куклой невозможно. Заменяешь глаза, убираешь все кожные повреждения, а потом берёшь и вдыхаешь в неё жизнь, — смочив тряпку в спиртовом растворе, он начал убирать запёкшуюся кровь. — Ты бы никогда не стал использовать Хёкджэ в качестве оружия. Так скажи мне, зачем? — Только погляди, какая идеальная кожа. Вот он шедевр, — Донхэ в ужасе пошатнулся, когда Хичоль поднял глаза, на дне которых плескалось безумие. — Ты сумасшедший, — от такого заявления Хичоль только рассмеялся. Неприятно, зловеще. — Ничего не понимающий идиот. Ни ты, ни они, никто не понимает, кроме меня. Вся эта война — чушь собачья! Люди только и жаждут убивать себе подобных. «Тогда я доставал и смотрел на эту вечно улыбающуюся мордашку и подумал: что если бы мы были как куклы, без чувств и эмоций, тогда мы бы могли жить мирно?» Вспомнив слова Хёкджэ, он мягко улыбнулся и провёл по бледной щеке пальцем, стирая каплю упавшей слезы. — Хичоль, я не хочу причинять тебе боль. Сдайся, и мы вместе вернёмся назад, домой, — подбираясь всё ближе к операционному столу, на котором лежало тело, произнёс Донхэ. — У меня больше нет дома, — тихий шёпот, и тело медленно начало двигаться, принимая сидячее положение. Когда кукла подняла веки, Хэ невольно поёжился — она выглядела точно так же, как Хёкджэ, но стеклянные, неподвижные глаза пугали. — Ты будешь первым, кто ощутит всю мою боль. *** Тяжёлые, словно налитые свинцом, тучи нависли над лесом, будто укрывая тёмной завесой чащу. Два путника, укутавшись в плащи, медленно брели по тропинке, не боясь наткнуться на врагов. Первая, вторая, третья. Сквозь листву прорвались крупные капли дождя. Порывистый ветер взметнул мелкий мусор, и с одного из путников спал капюшон. Второй приостановился, откинул голову назад, подставляя лицо под дождь, прикрыв глаза. — Дождливо, не так ли? — спросил Хичоль и повернулся назад. Кукла ничего не ответила, безмолвным взглядом смотря перед собой. Создатель подошёл и посмотрел в родные черты лица, по щекам которого стекал дождь. «Пусть и так, но я считаю, что это шедевр, потому что он заставил меня заплакать». Стерев не существующие слёзы, Хичоль накинул капюшон на белую макушку и не спеша двинулся вперёд. Дождь всё усиливался. Рука невольно легла туда, где ещё недавно билось сердце. - Пойдём, Ынхёк.