Догоняя горизонт

Когда все заканчивается, над неспокойным морем зарождается рассвет. Теплые лучи его продираются сквозь низкие серые тучи, затянувшие небо, словно бельмо глаз, борются с их туманными телами, пытаются коснуться земли и двух не совсем людей, идущих неспешной походкой прочь из детской площадки. Прохладный утренний ветерок морским бризом играет с растрепавшимися после долгой и бурной ночи волосами молодой женщины — слишком красивой для этого серого городка. Ее не портят ни сбитая прическа, ни растекшаяся тушь, черными слезами проложившая дорожки по высоким скулам, ни размазанная по щекам помада цвета спелой вишни. Она молчит, стараясь не смотреть на своего спутника, и украдкой смахивает набегающие на глаза слезы. Отпустила. Просто взяла и разжала объятия. А как теперь жить с этим — так и не поняла даже спустя двести лет скитаний. Идущий рядом также не произносит ни слова, лишь заправляет за ухо выбившуюся челку и засовывает руки в карманы своего черного пальто. Позади слышится хлопок, но он даже и не думает оглядываться, вслушиваясь в приближающуюся пожарную сирену. Где-то над морем истошно орут чайки. Накрапывает мелкий дождь, беспокоя мелкие волны, облизывающие песок, и скрывая от глаз двоих проснувшееся солнце. Молчание становится невыносимым, и мужчина вспоминает кое-что.  — Твоя цель — охотиться на сильных и защищать слабых, — слова, сказанные его спутницей много лет назад во время встречи с Братством, до сих пор не выходят из головы и зудят в памяти, словно забытая заноза. — Я тоже хочу так жить.  — Живи, как хочешь. Меня это не касается. Равнодушие, сквозившее в каждом сказанном Кларой слове, слетает с ее припухлых губ и обжигает мужчину, словно ледяная вода в жару. Она же, испугавшись собственного мороза, мельком глядит на Дарвелла и задает вопрос, который просто обязана задать:  — Что бы ты хотел попросить у меня? — негоже себя так вести с тем, кто спас ей жизнь и, что во сто крат важнее, жизнь Элеоноры, с каждой секундой все необратимей исчезающей из жизни своей матери. Август смотрит на нее, пытающуюся хоть как-то поправить то, что осталось от прически, и произносит первое, что возникает в голове:  — Твое прощение. — именно это он пытается увидеть в движениях Клары, услышать в ее холодных словах, почувствовать вместе с ее запахом, смешанным с отвратительным приторным парфюмом. Усмешка кривит лицо спутницы, ставший промозглым бриз заставляет ее еще сильнее закутаться в тонкую черную куртку, в которой, кажется, очень легко замерзнуть даже летним вечером.  — В будущем, может быть, — Дарвелл просит слишком многого. Как Клара ни старается отвечать как можно мягче, ее губы снова источают жуткий холод, острыми перьями инея вонзивший в мозг идущего рядом осознание того, что это никогда не произойдет. А если и произойдет, то очень и очень нескоро.  — Твое присутствие? — ставки снижены. Дарвелл понимает, чего он боится сейчас. Просто слово «нет» из уст его жемчужины способно за одну секунду погубить все, к чему он шел и ради чего вообще затеял эту игру с продажей души. Да, наполовину это было из боязни смерти, но всю вторую половину занимала именно Клара. Это хрупкое прекрасное существо, своей чистотой поразившее тогда еще молодого мичмана-повесу Августа Дарвелла, отвело тогда глаза от знатного господина, решившего отведать свежих устриц. И в тот же полдень он подарил девушке безупречно круглую жемчужину, не подозревая, что командир его, падкий на юных красавиц, усадит ее на своего коня и увезет в неизвестном направлении на съедение таким же волкам, как и он сам. Событие двухсотлетней давности, довольно-таки обыденное для тех времен и варварское для времен нынешних, ложится на память отпечатком вины, застарелым шрамом беспокоящий Дарвелла ноющей болью. Мужчина понимает, за что Клара не может простить его: он позволил тогда Рутвену увезти ее с того песчаного берега. Да, можно придумать массу отговорок вроде более высокого звания Рутвена, но упрямый факт остается фактом, не прогибаясь ни под какие причины и объяснения. Несколько слов — это все, что молодой мичман сделал для спасения девушки. В итоге — две поломанные судьбы, обреченные на вечные страдания. Свою исковерканную жизнь — вот чего его жемчужина никогда не забудет. Август все еще ждет ответа, как удара в спину и жаркого объятия одновременно. Но Клара лишь молчит, ничего не гарантируя и не обещая. Ее мысли сейчас где-то очень далеко, она представляет, как ее маленькая Элла бежит к дому того рыжего парня, которого ее родная мать едва не убила минувшей ночью, влюбленного в нее по самые уши. Женщина уже заранее знает, куда дочь поведет своего Фрэнка — пропажу той самой старинной шкатулки с картой сложно было не заметить, — и немного успокаивается: ее маленькая девочка не будет одна.  — Время у нас есть, — заканчивает спутник, не сводя глаз со своей жемчужины. Боже, пожалуй, впервые за очень долгое время Август так нетерпелив. А женщина все так же не роняет ни слова, только пересекается взглядом со своим спасителем, вздыхает, поспешно глотая набежавшие было новую порцию соленых слез, и снова смотрит вдаль, заметив разгорающуюся золотую полосу над горизонтом. Горизонтом, который невозможно догнать.