Ох уж эти... рыжие

      Вдох — и рот наполнил горьковатый вкус. Выдох — и вверх взметнулось полупрозрачное белое облако, почти тут же рассыпаясь, но оставляя после себя еле заметный туман. Этот едкий запах, щекочущий нос, стал уже давно таким родным и привычным, отдающим какими-то травами, нелепо засыпанными меж самого табака. Курение расслабляло. Но сейчас даже оно нервировало вечно недовольного, а сейчас совсем сорвавшегося с катушек Прекрасного Эльфа.       Лорд отличался двумя вещами: красивой внешностью и скверным характером, делающим первое впечатление о нём лишь иллюзией, вполне оправданной и такой… правильной. Он всегда плохо сходился с людьми, и даже его состайники из четвёртой, — чёрт знает, как они его до сих пор могут терпеть! — часто намекали ему, что «пора бы тебе, знаешь ли, измениться». Вот только Лорд не менялся, убеждаясь, что ему и без этого хорошо. И не думал бы меняться дальше, но судьба распорядилась иначе и, приняв Закон, Дом принял в себя ещё и совершенно нового Лорда: по уши влюблённого в странную девчонку с пушистыми рыжими волосами, похожими на разгоревшееся пламя.       Никогда раньше не сталкивавшийся с подобным чувством, Лорд впервые в жизни был рад: и трепету в груди, и своей внешности, ведь она сможет стать тем самым ключом, который приведёт его к сердцу этой девицы! Он рьяно в это верил, пока… пока не осознал, что оказался слишком слеп и глуп, эгоистично думая, что одной лишь внешности и нелепых, на самом деле неумелых комплиментов хватит на то, чтобы такая девушка, как Рыжая, в него влюбилась.       «Прости, Лорд, но… нет. Я не могу принять твои чувства»       Всё похоже на какой-то смазливый девичий роман, от которых колясника просто тошнит.       Щёлкнув зажигалкой, он прикурил новую сигарету. Какая это по счёту? Третья? Четвёртая? Он уже сбился. Да и не так сильно это его волновало. Хотя бы сейчас. Он, облокотившись о спинку кровати, смотрел куда-то в треснувший и исписанный невесть кем и чем потолок. Укутанный в покрывало, юноша небрежно стряхивал на него пепел, не попадая в пепельницу, совсем не заботясь о том, что здесь всё может к чертям вспыхнуть. Ну и пусть вспыхнет! Тогда, быть может, это пламя поглотит его, давая забыть о своей глупости, от которой становилось стыдно. Да и вообще… огонь напоминает ему о Рыжей.       Глянув на маленький огонёк тлеющей сигареты, Лорд вновь вспомнил о своей неразделённой любви. И, внезапно злясь непонятно на что, начал тушить сигарету о кровать, с силой сжимая её между длинных пальцев, вдавливая в тёплое покрывало, и теперь на нём виднелось маленькое чёрное пятно. Впрочем, очередное. И Лорд даже стал замечать, как оно, становясь больше, разгоралось мелким огоньком, решившим стать огромным пламенем, поглощающим всю комнату, но… но взявшиеся из ниоткуда руки внезапно накрывают чёрное пятно собой, туша маленький огонёк и заставляя затихнуть его навсегда.       Переведя ни то раздражённый, ни то безэмоциональный взгляд в сторону, он увидел обладателя тощей длинной руки. Их комнатный Ангел, обычно стоящий в тени, как всегда появился в самый нужный (или не очень) момент, спасая своё гнездо и дорогого ему состайника. Мальчишка, одетый в огромный, излюбленный им, серый свитер, сидел рядом с кроватью на корточках, одной рукой держась за край наваленных на него матрасов, а другую не переставая держать на месте тушения окурка: усыпанная веснушками ладонь была вся в ссадинах, ожогах и мелких царапинах, которые, видимо, не очень-то и мешали своему хозяину. Большие тёмные глаза, взгляд которых был устремлён на свою цель, прикрывала густая копна рыжих волос, торчащий во все стороны: только один кончик носа выглядывал из этой своеобразной «шапки».       — Македонский? Ты чего тут делаешь? — мрачно поинтересовался Лорд, заставляя сидящего на полу мелко вздрогнуть.       Македонский, подняв на того свои огромные и, впрочем, как всегда, испуганные глаза, ничего не ответил: лишь медленно перенёс руку ко второй, цепляясь за края матрасов. Какое-то время мальчишка смотрел прямиком в глаза Лорда, точно выжидая момента, когда ему нужно будет унестись отсюда как можно дальше, но, не дождавшись от него никаких действий, начал медленно отступать назад: вначале переминая ноги, потом аккуратно опуская руки вниз. Лорд, наблюдая за этим, вскинул тёмную бровь вверх, а потом, сощурив глаза и присмотревшись к Невидимке четвёртой комнаты, чему-то пьяно усмехнулся.       — А, впрочем, знаешь… — заговорил тогда Лорд, ухватывая беженца за запястье. Тот, дёрнув от неожиданности ногой, случайно опрокинул бутылку с мутной жидкостью, стоящей рядом с кроватью. Благо, закрытой. — Несмотря на то, что я сейчас как никогда не в настроении кого-либо видеть, ты здесь оказался очень кстати.       В меру своей молчаливости, Македонский не хотел ему отвечать, однако уже было раскрыл рот, чтобы задать вопрос, как тот застрял в горле, вырываясь лишь тихим болезненным вздохом, когда парнишку, резко потянув на себя, завалили в кучу тёплых покрывал. Распахнув испуганные глаза, он увидел нависающего над ним бледнолицего Лорда, отросшие и запутанные волосы которого чуть касались веснушчатых щёк. От него пахло табаком и тем странным напитком, намешанном ни то на спирте, ни то на подобной ему дряни, явно не предназначенной для внутреннего применения, однако поглощённой убитым горем парнем.       Придавленный тяжестью лордовского тела, он почти не мог двинуться. Да и не только из-за этого: взгляд холодных серых глаз пронизывал собой. Затуманенный, пристальный, поистине пугающий, он приковал Македонского к месту, заставляя того вжать голову в плечи, почти не моргать и стиснуть пальцами края длинных рукавов серого свитера. Лорд долго смотрел на него, вглядываясь, что-то высматривая, а потом, проведя одной рукой по лбу, убрал мешающиеся пряди, открывая лицо мальчишки, которому от этого стало даже не по себе: такое чувство, что теперь были видны все его изъяны, спрятанные под волосами, и… «где ты видел ангела с такими глазами?!»       — Возможно, ты будешь даже посмазливей, — внезапно выдал свою мысль Лорд.       — Л…Лорд, ты чего? — еле как выдавил из себя Македонский фразу, состоящую из стольких слов, сколько он, наверное, за неделю не произносил. Лучше бы и сейчас не произносил: лишь ещё больше раззадорил одурманенного странным напитком Лорда.       — Просто заткнись, — проговорил тогда Эльф и, резко наклоняясь, припал к губам Македонского.       Он целовал грубо и жадно, с привкусом трав, табака и спирта (или не его). Кусал и без того искусанные губы мальчишки, заставлял его задыхаться от нехватки воздуха и переизбытка эмоций, в частности: паники и страха. И конопатый, пытаясь выбраться, вцепился пальцами в ворот светлой рубашки, мня её, надавливая на плечи склонившегося над ним. Но всё безуспешно. А когда одну из рук ему перехватили, вжимая где-то рядом с головой в мягкую кучу, тот и вовсе безнадёжно застонал, уже даже не зная, что ему делать.       Когда холодная рука с длинными пальцами нырнула под тёплый свитер, Македонского всего пробило. Не зная, куда девать руку, он то цеплялся за ворот, то тянулся к рукаву, оттягивая его, пытаясь отцепить от себя ладонь, холодящую живот и пересчитывающую ему рёбра. Разорвавший поцелуй Лорд перебрался на шею, освобождая вторую руку и оттягивая ворот свитера, оставляя на тонкой коже красные отметины зубов. И Македонский, не зная куда себя девать от страха и смущения, заговорил тихим хрипловатым голосом:       — Сюда ведь… сюда же кто-то может зайти…       — На данный момент, только если самоубийца, — довольно серьёзно ответил ему Лорд, проводя ладонями по худой груди, заставляя новым мурашкам пройтись по веснушчатому позвоночнику. — Тут, конечно, немного плосковато…. Я этого не учёл, но знаешь…       — Лорд! — внезапно вскрикнул Македонский, закрывая раскрасневшееся лицо руками.       Придя в себя, Лорд замер. А потом, вынимая руки из-под свитера, сжал ткань на его вороте, утыкаясь в него лицом и на несколько мгновений замирая. Мальчишка, испуганный таким резким изменением в поведении состайника, тоже замер, переводя заплаканный взгляд на светлые волосы, щекочущие ему подбородок. И, не успел тот что-то сказать, как сам Эльф, чуть дёрнув плечом, заговорил:       — Господи, Мак, прости меня! Я такой дерьмовый человек, раз позволил себе!.. Прости меня.       Поднявшись на руках, колясник упал в противоположном направлении, упираясь плечом в спинку кровати, сидя так, поджав под себя ноги. Опустив голову, он посмотрел на свои руки, а затем, скривив губы, сжал те в кулаки. Пьяный кретин! Только и делает, что думает о способности заполучить всё, что ему только захочется! Эгоистичный трус, не способный толком ответить за свои поступки: лишь поджимает хвост и убегает, надеясь, что его прокола никто не заметит. Или хотя бы сделает вид.       Поднявшийся вслед за ним Македонский молчал, обняв себя руками. Ему хотелось что-то сказать, как-то успокоить и поддержать знакомого, только вот он этого не умел: разговоры вообще не были его коньком. И пока мальчишка подбирал слова, Лорд тем временем вновь заговорил:       — Я просто разбит. Со мной такое впервые. И, понимаешь… это такое дерьмовое чувство. Словно я совсем не здесь, где-то там, далеко, может, даже не в этом мире. Тело и душа отдельно, и я, будучи простой оболочкой настоящего «Я», чувствуя себя пустым местом. Словно… выпотрошили. Это, наверное, значит понять, наконец, реальность. То, какая она есть на самом деле. Если бы я… Если бы я только понял это раньше, ничего бы не случилось.       Македонский посмотрел на свои руки. Руки, дарящие когда-то его дорогим людям Запретное. Несущие за собой лишь неприятности, но когда-то, вроде бы, даже спасающие ни один десяток жизней. И унесённые души, разбитые, искалеченные… сможет ли он сделать это вновь, пообещав забыть, пообещав бросить всё? Но если вдруг эта тропа вновь приведёт его к неминуемой гибели?       «Я просто не должен никому говорить», — подумал тогда Ангел и, кивнув самому себе, двинулся чуть вперёд, выставляя перед собой руки и, недолго думая, обнимая Лорда со спины. Тот, вздрогнув, покосился в его сторону.       — Ты чего? — спросил тогда колясник.       — Я вылечу тебя, — внезапно сказал Македонский, а затем уткнулся носом куда-то чуть ниже тонкой шеи Эльфа. — Если будет нужно, стану твоей «душой».       Лорд какое-то время удивлённо хлопал глазами, не понимая смысла сказанных слов его состайника, но потом, тихо усмехнувшись, залился смехом, и это щекочущее изнутри чувство заполнило пустоту в его груди. Хотя бы временно, но он мог дышать.       — Ох, ну вы…       — Вы? — не понял Македонский, приподнимая голову.       — Рыжие. — Лорд тихо усмехнулся, поднимая ладонь и кладя её поверх тёплой руки конопатого.